– Как начнете, в проходе не останавливайтесь, – посоветовал он карателям. – Из темноты в силуэт хорошо целить.
– Хорошо бы гранатой сперва… – протянул один из пушкарей.
– Ты что?! – всполошился Самоха. – Граф взрывчатку увез с собой, рванет – костей не соберем! Да начинайте уже, что ли! И поосторожней там!
Каратель, стоявший у ворот, толкнул створку, она с резким скрежетом отъехала – неожиданно легко. Двое бойцов, низко сгибаясь, метнулись внутрь и отпрянули в стороны. Тишина… вернее, обычный шум базара за стеной. Потом один подал голос изнутри:
– Э, да тут мертвяки! Похоже, мы не первые к Графу с вопросами нагрянули…
Еще двое карателей проникли на склад; там по-прежнему было спокойно.
– Зайдем, что ли? – неуверенно предложил Самоха.
– Погодь, пусть проверят всё, – решил Игнаш.
Они подождали, потом в воротах показался один из пушкарей, обыскивавших склад.
– Четверо мертвых тама. Холодные уже. Живых никого нет.
Мажуга сдвинул кепку на затылок и пошел к воротам, Йоля на миг растерялась, потом торопливо засеменила следом. Ей по-прежнему было не по себе от жары, света и долгого напряженного ожидания, она боялась отстать – вдруг дядька канет в черноту тени за воротами и пропадет? Как тогда? Поэтому она спешила изо всех сил и опомнилась уже внутри, когда Игнаш склонился над мертвой женщиной и махнул рукой, разгоняя мух. Пули угодили ей в грудь и живот, крови натекло много… Мухи вовсю жужжали, и запах стоял на складе тошнотворный – на жаре трупы быстро начали разлагаться. Каратели разбрелись по складу, оглядывали сендер без колес, опертый ступицами на ящики, пирамиду коробов, разделяющую склад на части, знаменитую белую линию, прочерченную на полу…
– Эй, не брать тут ничё! – строго прикрикнул Самоха.
Йоля отступила на шаг и издали осмотрела мертвую женщину.
– Это она, – объявила наконец. – С ей Харитон сговаривался. Графа жена или кто. А вон тот и есть Граф. – Йоля указал на мертвеца в ослепительно белой рубахе и жилете. На белом неопрятным бурым пятном засохла кровь.
– А ты, девка, откель Графа знаешь? – с подозрением уставился на Йолю Самоха.
Та смолкла, сообразив, что напрасно себя выдала. Но очень уж хотелось оказаться для дядьки Мажуги полезной.
– Отстань от нее, – сказал Игнаш. – Лучше спроси у прокторов, были у этого Графа манисы в хозяйстве или только сендеры.
– А на кой?
– Дерьмо вон ящериное, сюда с манисом приезжали.
Самоха коротко кивнул и ушел. Пока его не было, Мажуга, согнувшись, обходил просторный склад, заглядывал в углы, склонялся над трупами. Кроме Графа и его жены, были застрелены двое мужчин, оружия при них не оказалось, но рядом валялись гильзы. Мажуга подбирал их, разглядывал – можно определить, какое оружие убийцы прихватили с собой. Первые выстрелы, похоже, были произведены из ствола совсем небольшого калибра. Три гильзы крошечные… Что-то очень особенное, маленький пистолетик – и скорее всего, как раз трехзарядный. Его убийца достал незаметно для вооруженных телохранителей Графа, из него и начал стрелять – ну а после уж вступили в дело другие калибры. Ворота были заперты, за стеной базар шумит. Если выстрелы и слышал кто, к Графу, ясное дело, не совались – очень уж он местных запугал.
Йоля шагала следом за Ржавым, каратели расступались перед ним. Один вполголоса бросил приятелю:
– Гля, колдун, что ли? Ишь как вынюхивает.
Мажуга на них внимания не обращал, исполнял свое привычное сыскарское дело. Старые навыки возвратились вмиг, он снова стал Ржавым, от которого, говорили в Харькове, никакую тайну не сбережешь, умеет выведать и по следам да приметам распутать любую загадку. На склад возвратился Самоха, за ним заглянул прокторский старшой. Сперва сунулся неуверенно, разглядел мертвецов. Это враз прибавило смелости. Он шагнул через порог, встал, подсунув большие пальцы под ремень, окинул взглядом полутемный зал:
– Та-ак… Убийствие произошло. И ограбление, как понимаю, тоже. Стало быть, имею такое подозрение, что покраденного добра вы здесь не видите. Так, что ли, оружейники?
– Осмотреть нужно получше, – хмуро ответил Самоха, – но скорей всего ты прав.
– День или два как мертвые, – подал голос Игнаш. – Последние пару дней много народу с Корабля съехало? И главное, повозка с манисом была ли среди них?
– Поспрошаю своих, кто на страже был у входа. Может, приметили чего, – решил прокторский старшина. – А на кой тебе манис?
Мажуга указал на помет. Старшина подошел, поглядел, нагнувшись пониже, выпрямился и кивнул – понял, значит. Подумал маленько и решил:
– Ну, значит, сделаем вот чего. Пока не пройдемся по всем боксам, в каких приезжие сидят, да пока поклажу ихнюю не поглянем, до тех пор никто отседова не съедет. Комендантский час, от так!
Дальнейшие события от Мажуги уже не зависели. Он коротко изложил свои соображения пушкарям и прокторам, однако в поисках убийц наблюдения мало чем могли помочь. Оружие маленького калибра, из которого убийцы произвели первые выстрелы, – поди-ка сыщи такую мелочь! Манис? Да их здесь несколько десятков сейчас, на Корабле-то. Кто-то из прокторов припомнил, что у Графа был, как будто, еще один сендер – как раз на ходу оставался, на нем Граф с женой выезжал иногда на рынок, пешком прогуливаться в толпе брезговал. Особых примет у того сендера не было, но мало ли, вдруг кто что и вспомнит.
Опросили охранников на въезде в трюм. Те ответили, что вчера из-за бури почти никто не съехал, однако какие-то умчались на трех самоходах – вроде раб у них сбег, ловить поехали. А может, и нет – кто ж теперь припомнит точно-то? Народу много, туда и сюда шастают. Во всяком случае, тех, кто сейчас на Корабле, прокторы не выпустят, это твердо.
Самоха поставил своих карателей стеречь выход вместе с местными, поскольку не доверял прокторам и резонно полагал, что за пару монет те могут закрыть глаза на что угодно. Впрочем, карательная колонна расположилась неподалеку от берега – мимо них уж наверняка никто не проскочит. А главным «сыскным мероприятием» (так выразился старшина прокторов) должен был стать обыск. Группа прокторов и карателей обходила боксы в Трубе и методично проверяла всех торговцев и путешественников, которые арендовали помещения на Корабле. Особенно тех, кто прикатил недавно, и тех, кто собирался вскоре съехать.
Никто из обыскивающих и сам толком не представлял, что они могут найти. Ну, манис, ну, сендер Графа… ну, оружие мелкого калибра и, скорей всего, небольшое. Остального харьковчане не объяснили, но сами искали в ящиках и кузовах грузовых самоходов. Получается, решили прокторы, ищут что-то тяжелое и громоздкое, о чем не хотят рассказывать. Ну, раз не хотят – дело хозяйское! Для прокторов же этот обыск стал поводом порыться в чужом барахле и получить свое нехитрое удовольствие, пугая торгашей и показывая собственную власть. Но пугали умеренно, с пониманием – все же Корабль живет за счет гостей, сильно обижать их тоже не следует.
Выглядело все довольно скучно. Десятка два карателей и прокторов двигались по Трубе от бокса к боксу, стучались, строго требовали впустить и предъявить имущество к досмотру. Местные стражи порядка грозно хмурились, харьковчане скучали. В имуществе приезжих было немало интересного, но Самоха уже заранее тосковал, поскольку предчувствовал, что пропажу отыскать не удастся.
Зато Йоле Труба, пожалуй, понравилась – там было темно и постоянно дул ветерок, прямо как дома. К тому же на нее почти не пялились – занятым обыском прокторам и карателям было не до того. За остаток дня прошли, пожалуй, четверть боксов – всего-то. Самоха вконец расстроился и стал просить Игнаша, чтобы тот приложил старания. Ржавый пожал плечами:
– А я-то что могу? В Харькове – всё, чего хочешь, а тут я чужак, сам впервой все вижу. Ты Аршака к делу приставь, он небось в манисах разбирается. Пусть по помету определит, какой зверь у Графа наследил.
Начали искать Аршака – тот, едва на него перестали обращать внимание, отправился с учеником в Арсенал. Нашли его под вечер в торговых рядах. Самоха велел старику назавтра, когда продолжится обыск, ходить с прокторами и тоже смотреть. А когда стемнело и над кораблем вспыхнули десятки огней, гостей позвали на Арену – глядеть бои.
Вообще, распорядитель пригласил одного Самоху, но как-то само собой вышло, что Игнаш, которого толстяк не отпускал от себя ни на шаг, оказался рядом с ним в железной клетке, вынесенной над Ареной. Ну и Йолю тоже задерживать никто не подумал. Наоборот, охранники в блестящих жилетах скалились ей щербатыми ртами и всячески выказывали расположение. Жилеты были смазаны клеем и обсыпаны толченым перламутром из обскобленных ракушек. Когда на них попадал свет, в глазах рябило, до того они блистать начинали, а света на Арене было в избытке – повсюду лампы. Ну и прожекторы, но те, покрутив лучами вправо и влево, в конце концов развернулись к площадке в самом низу.
