Тащу его снизу, с пола к себе на колени, осматриваю, ощупываю, он так испуган, что даже не сопротивляется.
— Ты цел? — спрашиваю сына. А он не отвечает, хрипит, пытаясь вдохнуть воздух, как я недавно. Только моя паника улеглась, а у ребёнка приступ. — Давид, останови, Серёже плохо!
— Не могу, — жёстко отвечает он. — Поезд не будет ехать вечно.
Давит на газ, мы петляем между каких-то гаражей и бараков, погасив фары на приличной скорости, но меня уже ничто не способно испугать.
— У него ингалятор в кармане, — бросает Давид.
А меня затапливает волна нежности — он и об этом успел подумать. Обшариваю карманы, не нахожу, с ужасом понимаю — потеряли. Серёжа вдыхает воздух все реже, и со все большим усилием, у меня трясутся руки. Давид тормозит в одном из переулков, выходит, молча ищет ингалятор с нами, обшаривает пол. Слышит жёсткое дыхание ребёнка и мрачнеет на глазах.
— Дыши, — говорю сыну. — Мы умеем купировать приступы. Это непросто, но мы сможем.
У него в глазах — паника. Он слишком напуган и преследованием, и стрельбой, а теперь и приступом.
— Пристегнись, — командует Давид. — И ребёнка пристегни, в аптеку поедем.
Послушно выполняю команду, хотя понимаю — нет в этом захолустье круглосуточной аптеки. А навигатор тоже показывает — одна только аптека, и та закрылась вечером. Но я верю в Давида.
До аптеки мы долетаем быстро. Давид и не думает тормозить, напротив, набирает скорость. Я снова кричу, я голос сорву снова. Потому что мы летим прямо в тёмное витринное окно аптеки. Оно с гулким грохотом разбивается, стекло автомобиля давно разбилось, все падает в салон, а мы, корежа стеллажи со всякой ерундой и бадами въезжаем прямо в аптеку. Завывание сигнализации бьёт по ушам.
— Быстро ищи, мы шумим на всю округу, у нас несколько минут.
Я бегу за прилавок. Тут стеллажи пронумерованные в алфавитном порядке. Быстро нахожу нужный, торопливо ищу лекарство, хватаю сразу три пачки. Прямо у кассы целая коробка шприцов. Беру тоже. Оборачиваюсь — Серёжка на руках Давида уже.
— Машине хана. Быстрее, бежим.
И мы бежим. Прямо за зданием аптеки, на земле я делаю Серёже укол. Так — приступ снимется быстрее, у нас нет времени совсем. Аптека продолжает орать сигнализацией, Давид подбирает с земли камень и разбивает окно припаркованной рядом машины. Шум её сигнализации тонет в общем шуме, а потом замолкает. Давид быстро заводит её без ключей и заносит Серёжку внутрь.
Отъезжаем. По дороге Давид загоняет машину в подворотню и гасит фары. Понимаю почему — к аптеке летит три автомобиля, и что-то мне подсказывает, что это не полиция. Потом мы едем снова. Серёжка дышит все легче, а меня только сейчас накрывает, и я плачу, размазывая слезы по лицу руками, поскуливая, не в силах остановиться.
— Мама, — шепчет Серёжка. — Ну ты чего, мы же спаслись.
В зеркале встречаюсь взглядом с Давидом. Этот сумасшедший мужчина улыбается.
Глава 47
То, что я был мертв официально, развязало руки моим врагам.
В городе меня шлепнут — это факт. По-тихому, а потом заметут следы, и никто концы с концами не соединит.
Несмотря на все мои деньги и связи, сейчас я был в невыигрышной позиции, и как выйти из положения с наименьшими потерями — большой вопрос. А на то, чтобы подумать, времени нет.
Я не мог рисковать Славкой и Сережей. Когда он задыхаться начал, казалось, у самого воздуха нет. Славка паникует, а мне нельзя, хоть и самому страшно было за детскую жизнь. Оказывается, это пиздец.
Оказывается, это так страшно, когда от тебя зависит жизнь маленького беспомощного существа. И ты не можешь облажать, здесь нельзя сохраниться и начать все заново, как в игре.
Останавливаюсь, глушу машину. Напротив заброшенное здание заводов, промзоны, где-то здесь есть и мои угодья, но и там не спрятаться надолго. Надо решать что-то.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Телефон звонит, в бардачке запрятанный, номер есть только у одного человека. Я трубку беру, отвечаю:
— Успел соскучиться, родной?
А Шерхан на том конце хмыкает:
— Не проживу без тебя и пяти минут, — а потом с серьзеным тоном добавляет, — один ты против Гарая не пробьешься, у вас в городе весь личный состав полиции подтянули плюс всех, кто давно на тебя зуб точил.
— Какая честь, — ухмыляюсь, нам обоим не до шуток, но что еще остается? — ничего, сдюжу.
— Мои люди уже подъезжают, я выслал лучших ребят.
— Зря, — башкой мотаю, точно он меня может увидеть, — не хочу, чтобы твоих бойцов положили.
— Ты главное не сдохни раньше времени, — отрезает он, — теперь ты мне будешь должен.
— Сочтемся, — обрываю разговор.
Оборачиваюсь, Славка смотрит на меня, пытается понять по выражению лица, что ждать дальше.
— Хорошие новости есть?
— Одна, — улыбаюсь я, — Шерхан выслал свою маленькую армию горцев, чтобы спасти наши шкуры.
— Будем брать город штурмом? — с серьезным выражением лица спрашивает она. Я подхожу ближе, прижимаю ее к себе, заглядывая в глаза:
— А это хорошая идея, — и думаю о своем.
Пока я для всех мертв, я без защиты. Но стоит мне объявиться… Шестеренки в голове крутятся, складываясь в идею, осталось только реализовать ее.
— Что ты задумал, Давид? — Слава высвобождается из объятий, чтобы заглянуть мне в лицо, — я боюсь.
— Я позабочусь о вас, — целую ее в висок, смотрю на Сережку, что лежит в машине, укрытый моей курткой. После того, как лекарства купировали приступ, он слаб, и я толкаю Мирославу в спину, отправляя назад, к сыну.
Следующий звонок — уже от Анвара, помощника Имрана. Они въезжают в город на разных машинах, чтобы не привлечь к себе лишнее внимание, я понятия не имею, как они собираются провезти с собой оружие, но им это удается.
Час требуется на то, чтобы собраться вместе. С учетом того, что меня ищут повсюду, это невероятное везение, что никого из армии Шерхана не поймали.
Мы стоим в круг, десять человек, вооруженных до зубов, готовых пойти на все, чтобы прорваться и защитить меня и мою семью. План, что созрел в моей голове, похож на самоубийство, но другого нет и не предвидится. Главное — продержаться хотя бы еще один час, а дальше, если все выгорит, Гараю меня не достать.
Кишка тонка, он только втихаря способен действовать, чужими руками.
— Все все поняли? — обвожу взглядом мужчин, на суровых лицах решительное выражение.
— Да, — раздается многоголосый ответ, ребята говорят почти хором.
Расходимся по разным машинам, я возвращаюсь в свою, ту, где меня ждет испуганная Слава и Сережка. Набираю на ходу номер Вовчика. Я знаю, что его пасут и наверняка слушают телефоны, поэтому до последнего не звоню ему. Но сейчас — настало время, пора.
— Это я, — говорю коротко, включая двигатель.
— Вы в городе? — в голосе ни капли удивления, он собран и готов ко всему. Но одному ему не справиться, даже с учетом всех моих телохранителей, просто потому, что Гарай — официальная власть, а я власть подпольная.
— Пытаюсь прорваться.
— Нужна помощь? — он сдержан, тоже чувствует, что его слушают и боиться сказать лишнего. Я знаю, что меня могут отследить по мобильному, поэтому собираюсь выкинуть его, едва закончится разговор.
— Да, — говорю я ему, — собери пресс-конференцию в моем офисе. Как можно быстрее.
— Что сказать?
— Что Чабаш жив.
Это рискованный шаг, но единственно верный. Стоит мне явиться под прицелом видеокамер и заявить всему свет, что я жив и здоров, несмотря на то, что меня пытались убить, и Гарай вынужден будет отступить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он не попрет напрямую, слишком палевно.
Остается только дожить до этого момента.
Мы едем в окружении джипом с номерами чужого региона, ребята плотно обступили мой автомобиль. Держимся на одинаковом расстоянии, но уже на первом светофоре появляются гайцы. В брониках, в руках калаши, выходят на дорогу, машут палкой.
