Я отдал ему последнюю дольку шоколадки, скомкал обёртку, пряча в карман.
— Скоро поедим нормально. А пока пошли.
Шли долго.
Казалось, силы покинули нас ещё часа четыре назад, я то нес пацана на руках, то помогал ему идти самостоятельно. Потом открылось второе дыхание, хотя, правильно было бы сказать, третье или четвёртое.
Я ориентировался на местности условно и надеялся, что не заблужусь здесь, в густых леса, без провианта и теплых вещей. Несколько раз казалось, свернул не туда, но потом, глядя на карту, понимал — нет, движемся верно.
Последние километры были самые трудные. Уже начало темнеть, мы второй день без еды и в постоянном движении. Сережа спотыкался все чаще, буквально на каждом шагу, и это нас замедляло.
Когда заметил впереди нужную деревню, остановился, пряча пацана за спиной.
— Привал, будем наблюдать.
Он не отвечал, кивнул только. Я выбрал место поудобнее, залег, жалея, что под рукой нет бинокля. Минут сорок, может, больше, вглядывался в нужный дом. Там точно кто-то был, едва заметно, но дом жил, особенно, когда знать, что ищешь.
— Когда мы пойдем? — пацан сидел, оперевшись на меня всем весом, сонный, нахохлившийся, — мама там?
— Там, — кивнул я, хотя не был уверен на этом на сто процентов. Пока мне удалось заметить только мужчин, с большой вероятностью, людей Шерхана. Ему я верил, он бы сделал все, чтобы не засветить это место, — идем.
Сомнений в том, что это не засада, почти не осталось, но я был готов ко всему.
Только не к тому, что сейчас мне навстречу выбежит Славка. Поправочка — не ко мне, к сыну.
Как она на него смотрела, Господи … Я и раньше замечал, как меняется тембр ее голоса, теплеет взгляд, когда она рассказывает о сыне.
А сейчас она стала, наконец, живой. Я понял, что все это время, с нашей встречи в казино, она была лишь бледной копией самой себя. А тут — настоящая, с румянцем лихорадочным, покрывавшим бледные щеки, с пересохшими губами, с заплаканным лицом.
Но при всем при этом Слава была красивой, я смотрел, и не мог отвести от нее глаз. Хоть и испытывал неловкость оттого, что стал невольным свидетелем их воссоединения, в котором они не нуждались.
В глубине души мне нравилось быть сопричастным. Только времени на нежности не было совсем, рано или поздно добраться смогут и сюда.
А нам еще нужно вернуться домой. Чтобы, сука, каждой гниде было понятно, с Чабашем шутки плохи.
— Спасибо, — прошептала Славка, я понимал, что ей трудно сейчас говорить, эмоции зашкаливали.
Я обнял ее, вдыхая ставший уже привычным ее аромат, аромат женщины, к которой испытывал чувства. К матери моего ребенка.
— Нельзя задерживаться, идем.
Имран вышел навстречу, я пожал его протянутую руку, а потом обнял. Несмотря на то, что мы не были друзьями, я верил его преданности и сам знал, что не подведу, если Шерхан вдруг обратиться за помощью.
— Вас ищут, — сказал он тихо, — может, перекантуетесь у меня, пока не утихнет?
— Не хочу тебя втягивать, ты и так уже помог, — возразил я. У него дома Белоснежка, двое мелких, которыми нельзя рисковать, я не имел на это просто морального права.
— Куда сейчас?
— Вовчик ждет отмашки, он там следит за ситуацией.
— Удачи, — кивнул Имран и протянул мне пистолет, который я спрятал за пазухой.
Мы расселись по разным машинам, я знал, что все необходимое уже подготовлено здесь, главным оставалось въехать в город незамеченным. С этим были сложности, наверняка, на подступах уже стоят посты, и проверять будут каждую машину.
На трассе мы разъехались по разные стороны, я гнал, лавируя в потоке. Нужно было выгадать хоть несколько часов на сон, но их просто не было.
Мы ехали часа три, сделав крюк, чтобы заехать позже в родной город с противоположной стороны, не там, где нас ждали.
Остановку делали всего раз, чтобы закупиться едой и питьем. Сережа спал, сложив голову на коленях у Славки, она без конца гладила его по светлым, спутанным волосам. Я поглядывал на нее в зеркало заднего вида, и может, поэтому хвост заметил почти сразу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Повилял, пытаясь убедиться, за нами едут или нет, но здесь, на прямой, как палка, дороге, сложно было не понять, что преследователи ехали за нами, они и не скрывали особо.
— Что-то случилось? — Славка быстро уловила перемену в моем настроении, тревога поселилась на ее лице и она сильнее прижала к себе сына.
— За нами хвост, — ответил я, — сейчас будем отрываться.
Глава 45.
Мирослава.
Слишком мало было покоя. Я не успела им насладиться. Не успела надышаться своим сыном. В тревоге посмотрела назад, совершенно не понимая, кто за нами едет, кого Давид увидел. Моя тревога передалась сыну, он заворочался во сне. Опустила ладонь ему на плечо — пусть чувствует, что мама рядом.
— Позвони Вове, — умоляюще попросила я.
Плевать теперь, что Вова мне не нравится, что я ему не нравилась, что он под меня копал. Не до разногласий, он может спасти моего сына.
— Не успеет, — сквозь зубы сказал Давид.
В город мы пробраться не успели — вокруг тянутся промзоны. С ужасом понимаю, что это просто идеальное место для убийства, на выстрелы даже не выйдет никто.
— Что ты задумал?
Накаркала, черт! Стоило только подумать про выстрелы, как прозвучал первый. Это когда машину нашу с Чабашем расстреливали я даже испугаться не успела. А сейчас с нами сын. Мой сын. Наш…
— Пригнись.
Серёжка проснулся, вскинул на меня круглые испуганные глаза. Ещё выстрел. Тяну его вниз, в тёмный промежуток между сидениями.
— В нас стреляют, да? — шепчет он.
— Да, — не нахожу сил и смысла во лжи сейчас. — Но мы будем спасаться. Давид умный.
— Он убил человека. Из пистолета, — тихо сказал сын.
Господи, все это не для глаз и ушей шестилетнего ребёнка. Я сильно рисковала тогда, семь лет назад, приняв осознанное решение рожать. Я хотела ребёнка, не какого-то, а именно этого, что рос в моем животе. Думала, сумею спрятаться, убежать от всех. А теперь моё прошлое за нами гонится…
Следующий выстрел более меткий. Он бьёт по машине, заставляя меня вздрогнуть, а сына закричать. Прижимаю его к себе, закрываю собой, глажу по волосам, шепчу что-то, не отдавая себе отчёта, что говорю. Главное, пусть слышит мой голос. Я не знаю, на какой скорости мы едем, я не вижу ни спидометр, ни дорогу, но чувствую вибрацию автомобиля, как он подлетает на неровностях дороги. Я молюсь, хотя не особо верила в бога. Сейчас я готова поверить во что угодно, только бы мой сын жил.
Стекло автомобиля сдаётся и сыпется колкой крошкой на сиденья и наши спины. Не острое, но сечет больно кожу. Стреляют все чаще, за звуками выстрелов я с трудом слышу свои мысли и хриплое дыхание сына. Но я слышу гудок. Длинный протяжный гудок поезда. Осознание приходит немедленно. Прижимаю Серёжку рукой ниже к полу, а сама приподнимаюсь. Я смотрю не назад. Вперёд. Там — грузовой поезд. Длинный, лента груженых вагонов уходит куда-то за тёмный горизонт. Он летит вперёд, а мы летим ему навстречу.
— Мы не успеем, — шепчу я в самое ухо Давида, прижавшись грудью к его креслу.
— Это наш единственный шанс, — жёстко отрезает он.
В фильмах я подобные сцены видела десятки раз. Всего-то успеть проскочить перед летящим на скорости поездом. Но это — не фильм. Мы не успеем. Машину раздавит всмятку.
— Остановись! — кричу я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Пригнись, блять! — кричит Давид, потому что пуля врезается в подголовник соседнего сиденья.
Я не нахожу в себе сил пригнуться. Я смотрю на это. До переезда остаются считанные метры, я вижу испуганное лицо машиниста, мой крик растворяется в оглушительном реве гудка.
А потом автомобиль немного подбрасывает на рельсах и все заканчивается. Яростно гудящий поезд мерно стучит колёсами позади за нашими спинами, а я просто пытаюсь вдохнуть воздух, и понимаю вдруг, каково Серёже во время приступов.
