в которые отводили воду великих рек во время весеннего разлива, чтобы потом, в засушливые месяцы, эта вода питала их поля. И бесплодная земля превратилась в райский сад.
Потом на смену шумером пришли аккадские племена – ассирийцы и вавилоняне, но они не разрушили систему каналов, а научились поддерживать ее, выкопали множество новых, с берегами, надежно укрепленными сырцовым кирпичом, и собирали каждый год по два полновесных урожая.
Через несколько дней густо населенные места кончились. Началось каменистое плоскогорье, где попадались только стада овец, которые пасли кочевники-мидяне. Затем и они стали встречаться все реже и реже. Земля становилась каменистой и бесплодной, впереди показались гребни северных гор.
Энкидду медленно ехал в хвосте каравана, то и дело опасливо оглядываясь по сторонам.
Много раз приходилось ему прежде проходить по этим безлюдным предгорьям, но никогда прежде не чувствовал он такого беспокойства. Казалось, воздух насыщен предчувствием опасности, неотвратимой и невидимой.
Всего один день пути оставался до Артебани, первого селения страны Урарту. Всего один день – и караван будет в безопасности, можно будет заняться торговыми делами…
Но вдруг Энкидду спешился, лег на землю и приложил к ней ухо. Тут же до него донесся отдаленный стук копыт.
Торговец вскочил и подал сигнал своим людям остановить караван.
Выслушав приказ хозяина, слуги погнали вьючных животных прочь с тропы, в сторону невысокой скальной гряды, за которой можно было укрыться от неведомой опасности. Они подгоняли верблюдов и ослов громкими криками, ударами палок и бичей, но не успели пройти и половины расстояния, отделявшего караван от укрытия, как в нескольких стадиях от них появилось огромное пыльное облако и одновременно раздался жуткий, леденящий душу вой, как будто отворились врата ада и завыли разом все демоны.
Еще через секунду из пыльного облака вырвались всадники. Их было множество, и они были ужасны, как адские чудовища из свиты воительницы Иштар. Расстояние до них быстро сокращалось, и ассирийцы могли уже видеть самих всадников в накидках из звериных шкур, их развевающиеся по ветру косматые волосы, огромные бороды и шлемы, увенчанные турьими рогами.
– Скифы! – в страхе воскликнул Энкидду.
Сам он и его спутники стояли скованные ужасом, не в силах сделать ни шагу. Кто-то из слуг вытащил меч, но никакой меч не помог бы выстоять против этой страшной угрозы.
Дикие вопли скифов становились все громче и громче, казалось, еще немного – и от них лопнут барабанные перепонки.
Теперь их отделяло от каравана не больше одного полета стрелы – и тут же скифы, не замедляя бешеной скачки, схватили свои короткие луки и выпустили в ассирийцев тучу оперенных стрел. Те полетели, издавая жуткий свист, и на мгновение заслонили собой солнце. Ассирийцы ждали неминуемой смерти, но ни одна стрела не попала в человека, все они вонзились в землю, создав вокруг каравана смертоносный частокол.
Подлетев вплотную к каравану, скифы помчались по кругу, создав живое кольцо, не переставая страшно кричать своими звериными голосами. Но вот кони пошли медленнее, а затем и вовсе остановились. Из рядов скифов выехал огромный воин, самый устрашающий из всех. Оглядев ассирийцев грозным взглядом, он быстро выделил из них Энкидду и проговорил, вернее – прорычал, как разъяренный медведь:
– Я – Массий, сын Ругия, вождь свободного племени! Ты пришел в мою землю, торговец, не испросив моего дозволения.
– Прости, могучий… – робко заговорил Энкидду, в сердце которого затеплилась надежда. – Я много раз ходил этой дорогой, имея дозволение своего царя, великого Ашурбанипала. Я не знал, что теперь это твоя земля и нужно еще и твое дозволение…
– Ты должен был знать, торговец! За одно это я мог убить тебя и всех твоих слуг, но не сделал по своей огромной доброте! Чувствуешь ли ты благодарность, торговец?
– Да, я очень благодарен тебе, могучий… – заскулил Энкидду. – Благодарность моя не имеет границ…
– А если так, готов ли ты отблагодарить меня?
– Конечно, могучий… – поспешно отозвался Энкидду. – Все, что ты пожелаешь… – и он оглядел свой караван.
– Хорошо, торговец, – удовлетворенно проговорил скиф. – В благодарность за твою жизнь я пожелаю забрать все твои тюки, всю поклажу твоих верблюдов и ослов. Самих верблюдов и ослов я также пожелаю забрать – надо же мне на чем-то перевезти груз в свою ставку! Ну, и всех коней, разумеется…
– О, могучий! – воскликнул Энкидду в ужасе. – Но как же мои люди доберутся без коней до Ниневии? Ведь пешком отсюда много дней пути, а без еды и воды…
– А кто сказал тебе, торговец, что твои люди пойдут в Ниневию? Твои люди станут моими рабами, они пойдут в мою ставку и будут там чистить конюшни и ухаживать за моими лошадьми!
– О, могучий! Не будь так жесток!
– Жесток? – Скиф нахмурился. – Я подарил тебе жизнь, торговец! Но больше не слышу в твоем голосе благодарности и думаю, не отнять ли у тебя мой щедрый подарок?
С этими словами он снял с плеча лук и положил на тетиву стрелу с красным оперением.
В это время из толпы ассирийцев, которые жались друг к другу, как испуганные овцы, вышел храмовый служка и проговорил на скифском языке:
– Подожди, Массий!
– Что? – Скиф удивленно воззрился на молодого человека. – Кто ты, что смеешь меня останавливать? Я свободный вождь свободного племени и делаю только то, чего желает мое сердце. Как же ты смеешь останавливать меня?
– Я не покушаюсь на твою свободу, Массий. Но прежде чем ты убьешь этого торговца, выслушай меня.
– И не подумаю! – Скиф направил на него свой лук. – Прежде чем убить торговца, я убью тебя, дерзкий раб!
Но тут молодой человек достал из складок одежды какую-то металлическую бляху и показал ее скифу.
Тот опустил лук и удивленно произнес:
– Откуда у тебя этот знак?
– Нам нужно поговорить, Массий. И поговорить там, где нет чужих ушей.
Скиф кивнул, спешился и пошел к возвышающейся неподалеку скале.
Храмовый служка последовал за ним.
С одной стороны скала была отвесной, но с другой на ней были высечены широкие ступени, словно над этой скалой потрудился опытный каменотес. По этим ступеням Массий и храмовый служитель поднялись на скалу. Массий сел на камень и огляделся.
Вокруг на многие стадии раскинулось пустынное плоскогорье, на севере возвышались горы, увенчанные снежными шапками, к югу плоскогорье понижалось, спускаясь к долине великого
