Разведчики задумчиво покивали, но Фурман с удовлетворением отметил, что у некоторых загорелись глаза – задание-то оказалось интересным!..
– А можно, мы еще немножко пообсуждаем кое-какие детали между собой? – вежливо спросили у Фурмана. – Сколько у нас есть времени на подготовку?
(Надо же, умилился он, какие хорошие ребятки подобрались…)
– Увы! Никакого времени уже просто нет. А то скоро вообще вся война закончится… Ладно, полминуты у вас есть. Хорошо, минута.
Отойдя на несколько шагов, юные шпионы провели короткое возбужденное совещание и разошлись, на ходу стирая с лиц хитренькие гримасы…
Со своего пригорочка Фурман не без волнения наблюдал, как они парочками и поодиночке с разных сторон возвращаются в гудящую толпу (молодцы, действуют как настоящие конспираторы!)… На некоторое время он потерял их, а потом случилось нечто невероятное: двое агентов без всякого видимого насилия вывели из толпы тамошнего главного крикуна и полностью отключили его, заняв его внимание дружеской беседой (интересно, о чем же можно было так долго разговаривать с этим человеком – разве что о футболе?..).
Благодаря этому фокусу накал страстей в толпе снизился сразу на несколько градусов. Фурман был совершенно восхищен остроумием, мастерством и беззаветной самоотдачей, проявленными двумя его тайными агентами, и с сожалением думал о том, что четверо других, еще остающихся в толпе ребят (включая девчонку), теперь уже вряд ли сумеют довести дело до конца… Ну и черт с ним! Все равно они, можно сказать, совершили подвиг! А что еще человеку надо?..
На расстоянии было не очень понятно, что там теперь происходит. Взволнованный Фурман, решив, что для него тоже настает «момент истины», когда нужно рассчитывать только на собственные силы, махнул спутнику рукой и начал продуманное сближение с толпой. После нескольких перебежек он с бьющимся сердцем снова прислушался – и с недоумением обнаружил, что вместо прежнего невнятного жужжания и отдельных анархистских выкриков толпа теперь дружно скандирует какие-то лозунги или речовки. Пытаясь разобрать слова, Фурман долго не мог поверить своим ушам: по своему смыслу эти лозунги были вполне «ура-патриотическими» и даже «шапкозакидательскими»!.. (Со стороны его агентуры это являлось уже чистейшей импровизацией – он только сейчас спохватился, что забыл изложить ребятам «позитивную программу»…) То есть все уже было сделано! Армия снова готова сражаться! А диверсионная группа прошла «проверку боем», справившись со своим первым заданием просто блестяще!
Фурман чувствовал счастливое возбуждение: трусы-полковники посрамлены, а его план воплощается в жизнь!..
Он по-хозяйски скромно подошел к толпе «с черного хода», а когда большинство глаз обратилось в его сторону, пара неотразимых шуток расставила все на свои места…
Следующая неожиданная проблема возникла, когда потребовалось спрятать знамя. Миссия тайного знаменосца была доверена сержанту-шестикласснику довольно хулиганистого вида. Оценить его личный вклад в предыдущую операцию было затруднительно, поскольку ничего выдающегося он не совершил. Безусловным достоинством этого кандидата было наличие спортивного разряда по вольной борьбе. Впрочем, за его абсолютную надежность оба полковника поручились своими головами. В случае успешного выполнения задания ему от имени командования был обещан орден и досрочное присвоение звания капитана (на самом деле таким правом обладал только Леня, но они надеялись либо уломать его, либо – при общей неудаче – списать все долги на поражение). Проблема же заключалась в том, что, сколько они ни искали, вокруг никак не находилось ни одного сколько-нибудь укромного местечка, где можно было бы спокойно произвести необходимые секретные манипуляции со знаменем, – буквально повсюду неизвестно почему шлялись какие-то раздражающе неорганизованные группы развеселой «синей» солдатни.
Время уже сильно поджимало, поэтому в конце концов решено было сделать «как на пляже»: высшие армейские чины встали в кружочек и загородили знаменосца распахнутыми полами своих курток. Парень с геройской готовностью разделся на холоде до футболки – намотать знамя прямо на голое тело, как он хотел, ему все-таки не позволили, – а потом старательно застегнулся на все имевшиеся на его верхней одежде пуговицы (которых оказалось намного меньше, чем нужно, ну да ладно).
Между тем с передовой поступили известия о завязавшемся там бое. Десантный отряд, к которому добавили еще двоих крепких парней, терпеливо выслушал последнюю порцию инструкций на все случаи жизни и ушел совершать свои подвиги, а сиротливая троица высших офицеров, преисполненная черным ужасом родителей, внезапно осознавших, что они только что проводили своего любимого ребеночка на свидание с людоедом, заспешила в противоположную сторону – туда, откуда все громче доносились смешные и тревожаще-дикие вопли сошедшихся врукопашную полков…
Дальнейшее походило на плохой сон.
Никакой отчетливой «линии фронта» уже не было. Среди кустов и деревьев бесцельно блуждали охвостки каких-то частей, непонятные компании и отдельные представители «синей» армии, причем никто не мог толком объяснить, что происходит, куда и по чьему приказу он направляется и где находится противник. Это была картина полного разложения или же разгрома – просто с начала сражения прошло еще слишком мало времени, чтобы в это всерьез поверить, – но, пожалуй, никто не удивился бы и не огорчился, если бы объявили, что так оно и есть….
Большинство встречного сброда (в основном это были девчонки, по разным причинам потерявшие своих офицеров) командирской тройке удавалось повернуть и повести за собой – естественно, уже без всякого строя. Но несколько мелких групп (состоявших, кстати, из одних мальчишек) попытались не подчиниться им, выдвигая при этом какие-то надуманные и даже смешные, на первый взгляд, аргументы: а вдруг, мол, они – это вовсе не они, а переодетые вражеские шпионы, которых специально подослали, чтобы всех запутать? Подобные дурацкие предположения, конечно, легко опровергались. (Выяснилось, правда, что войска действительно не знают своих командиров в лицо, а смотрят только на их погоны…)
Но одна из таких встречных групп, сплоченная и дерзкая четверка дезертиров, осмелилась задать и следующий, уже абсолютно запредельный по своей наглости вопрос: «А чем ты докажешь, что эти погоны у тебя настоящие?» Фурман начал гневную речь, но вдруг понял, что доказать это – невозможно. Ни подписи, ни печати на них не стояло, а нарисовать бумажные погоны действительно может кто угодно…
Выстроившееся полукругом армейское стадо в унылом молчании ожидало окончания спора, но на некоторых чересчур быстро соображавших лицах уже зазмеились злорадные улыбочки…
Между тем один из дезертиров, делая всем успокоительные жесты, подошел к маленькому полковнику, тихо спросил его о чем-то, получил ответ, удовлетворенно кивнул – и с внезапным хриплым воплем «Раз так, получай!..» обеими руками вцепился ему в плечи. Это было так неожиданно, что все, включая и остальных дезертиров, замерли в немой сцене. Маленький полковник, не произнося ни слова, с жалобно-недоумевающим выражением пытался высвободиться из рук напавшего, но тот был сильнее и к тому же хорошо знал, чего хочет, – секунду спустя на землю упал бумажный комок, в котором отнюдь не сразу можно было узнать отодранную половинку трехзвездного погона…
Преодолев оцепенение, Фурман с несколькими офицерами бросились на спасение второго погона, но им помешал еще один бунтарь, неожиданно вставший у них на пути: лицо его было искажено страхом и злобой, глаза сверкали, когти с безумной угрозой выставлены вперед – драться-то по-настоящему он, похоже, не умел, но вот решился же почему-то пойти с товарищем против всех… Завязалась странная возня, в которой одна из сторон, считавшая, что имеет дело со «своими», некоторое время по инерции пыталась соблюдать границы дозволенного, а вторая пользовалась этим почем зря. В разгар этой нелепой неразберихи трое дезертиров неожиданно кинулись врассыпную… «Держи!!! Лови их!!» – с радостным улюлюканьем запоздало рванулась вдогонку стая охотников…
Первого из нападавших удалось отцепить от полковничьей куртки, только когда за него взялись вчетвером: вел он себя как самый настоящий псих, чуть ли не кусался. В конце концов его завалили, безжалостно заломив руки за спину, прижали к земле и намертво связали двумя куртками. Помятого и болезненно побледневшего от всего пережитого полковника усадили отдохнуть на пенек по соседству.
Вернувшиеся из погони сообщили, что второй бандит под шумок куда-то испарился, и это ужасно разозлило Фурмана. Сдерживая ярость, он нагнулся подобрать свою слетевшую во время борьбы шапку.
– Ой, а у тебя, кажется, одного погона не хватает, – произнес кто-то рядом с ним испуганно-соболезнующим голосом.
