— Да мне не понятно, какое их дело!
— А то дело, что если ты с женой разведешься, то можешь по инерции заявить: «Да пошли вы вообще все на …». Над тобой уже просто утрачивается контроль.
— Так…
— Я считаю, такая схема была. Это как ты пришел в монастырь, постригся — вот и сиди, молчи. Школа послушания: сказали тебе — иди делай. И не рассуждай, о чем тебе не положено. Вот если завтра отомрет семья, то тебе об этом объявят с трибуны съезда КПСС.
— Все равно мне не понятно.
— Ты меня зря ставишь в такую позицию, что я тебе должен отвечать за КПСС. Да на хер она мне сдалась!
— Но ты как инженер человеческих душ должен понять, почему коммунисты возлюбили институт семьи. Тот самый, который в конечном счете и разрушил социализм.
— Как — разрушил? Почему именно этот институт?
— Потому что он привел к обособлению части имущества. К частнособственническим инстинктам. К защите именно своих детей, а не всех подряд. Семья разрушила коммунизм! Почему крестьянин не хотел своих быков вести на колхозный двор? Да потому что у него была семья…
— Тут, может, еще быть такая линия. Когда русский мужик разводится с женой, начинает жить один, он тогда перестает бриться, с утра пьет водку, кладет на все, на работу не ходит — известные все дела.
— А, так это у них был утилитарный подход?
— Вполне возможно!
— «Поскольку мы, коммунисты, с пьянством русского народа справиться не можем, пусть с ним справляются жены!» Так?
— Конечно! Ты что, не замечал такого? Женатый человек всегда умыт, приличный такой, а разведется—и все, он уже как скотина… Уже у него на квартире начинают собираться местные алкоголики, уже мебель вся распродана, бутылки выкидывают в окно, кого-то трахают в уголку на старом пальто… Приют уже, короче, блатных и нищих.
— А на работу — забили.
— Конечно. И член партии уже неотличим от бомжа.
— А что говорить тогда про беспартийных?
— Беспартийным вообще конец. Русский мужик — он как дитя. За ним мать сначала ходит, по сусалам дает, в школу заставляет ходить. Потом жена принимает эту эстафету — берет на себя эту благородную неблагодарную миссию… А не дай бог человек остается без хозяйки — слово «хозяйка» тут ключевое, — пиздец ему. Он бесхозный. И статистика подтверждает: человек женатый живет дольше, и у него здоровье крепче. А почему? Да просто жена не дает ему пить, не пускает слишком часто на блядки! Как-то пытается его ограничивать и держать в рамках. Вот так и партия.
— Которая стала защитником мелкобуржуазных устоев.
— Ну а других-то и не бывает, давай скажем об этом прямо!
— Ну почему, бывают еще крупнобуржуазные устои! А кроме этих двух других нету, это точно…
— А тот миссионер от экономики, ну, тульский, самое смешное, он после развода быстро осознал свою ошибку — и женился обратно на все той же жене. Он пытался им доказать, что морально он перед партией чист. Даже когда он с женой состоял во временном разводе, он все равно не имел никого, а только мозги пролетариям засирал насчет экономики. А ему говорят: по сути, ты прав, а формально ты ведь развелся, а после женился. Вот видишь — они его одну жену рассматривали как двух отдельных женщин. Короче, ту заметку порвали и выкинули. И теперь сегодня мне старые товарищи, бывшие начальники, говорят — что ж ты нам приносил такие скучные заметки, а интересные не приносил — они не помнят, как панически они тогда боялись интересного. Они забыли, какими они были трусами пятнадцать лет назад! Забыли, на что у них тогда хватало ума!
— Так там крамола была в том, что он временно развелся? Чем им та заметка не нравилась?
— Мне тот начальник объяснил. От рабочего клуба, говорит, один шаг до независимых профсоюзов, а от тех уже полшага до посягательства на шестую статью Конституции.
— О руководящей и направляющей?
— Да… Прежде вся фронда в рамках комсомольской прессы проходила, а тут я почувствовал, что уперся в стену. Ниже талии нельзя, ну никак. Это талия, а жопу — нельзя трогать. Ну за сиськи похватать можно — вот типа такой был предел легальной критики. Жопу же девичью не тронь… Понятно?
— Да.
— Вот так оно и шло. Мелкие перепалки с калужскими функционерами… И бурная личная жизнь. Я ж как раз был не женат. Приключения, разборки — это утомляло. Ты женатый, ты уж забыл, как это — на любовном рынке выступать как добыча… Ты как человек, на тот момент женатый, ничего не можешь рассказать о своей личной жизни…
— Не могу… А вот знаешь, в древнем мире государства делились на теократические и светские. Теократическое было как устроено? Владелец государства и народа — это господь. Люди поклонялись учению, и главными были жрецы и военачальники. Другой тип — это светское государство. Во главе стоял вполне светский император, который вполне светскими методами управлял. Потом стали придумывать, что он бог или полубог.
— Типа полукровка.
— Да. Так вот, если говорить о системе управления, то нынешний режим я отношу к светскому государству. Во главе император, его особа не подлежит критике. А все остальное можно критиковать в пределах разумного. И там какой-то позитив рождается. А коммунизм — это было теократическое государство. Вот вы товарища Брежнева в принципе можете критиковать сколько угодно, но вы поймите, что он сам по себе — дерьма кусок. Он же просто проводник воли божества, священного учения. И когда он раскрывает рот, то это не он лично говорит, не какой-то плотский человек из Днепродзержинска, и, критикуя его, вы уже покушаетесь на основы, на нашу религию. Сам товарищ Брежнев ничего не стоит, он просто проводник и жрец. Он оракул! Ему сказали — он передал.
— Такая типа весталка.
— Да. Точно, Сивилла. Поэтому коммунизм в российском исполнении был теократическим государством. Абсолютно религиозным! И поэтому он не принимал религиозных деятелей других религий вообще. Потому что он с ними на одном поле конкурировал!
— Я тебе скажу, что некоторые русские батюшки современные, когда их спрашиваешь: «А почему надо стоя молиться в русских православных храмах, в то время как другие конфессии разрешают молиться сидя? Да и православные на Балканах — тоже сидя», — так батюшки на это отвечают, что люди приходят в храм не для получения удовольствия, но чтоб совершать подвиг самоотречения. И ведь где-то мы это уже слышали, про подвиг! Вот этот аскетизм, горящие глаза, требование самоотречения… Вот потому большевизм в России и пошел так хорошо!
— Да… Приучили к подвигу…
— Даже термины те же! Большевики действительно работали на этом поле. Смирение плоти… Зачем вам жрать колбасу? Вон морковок поешьте, и хватит. То есть большевизм эксплуатировал вековые привычки народа. И, кстати, ты вот говоришь, что большевики защищали семью. Именно они запретили аборты! В 1937 году. Товарищ Сталин это сделал. Хотел укрепить — семью не семью, но нравственность.
— Ему в семинарии вдолбили в голову представления о правильном и неправильном.
— Так, так… Ничего не забыли из 86-го? А, постой, Чернобыль же еще был в 86-м. Это случилось перед майскими, какого-то там апреля. А объявили после праздников.
— Только потому, что голоса начали верещать чуть ли не на следующий день. Тучи же пошли.
— А я с 1 по 3 мая того года находился на рыбалке на речке Рессета. Это на юге Калужской области. На границе с Брянской.
— С Бря-я-нской!
— Да, Брянской! Ха-ха-ха! Которую потом объявили зоной поражения! Рыбалка наша заключалась в том, что целыми днями мы сплавлялись на резиновых лодках, причем течение слабое, еле заметное — и закидываешь спиннинг. Щучки там, окуня… Целый день на воздухе! Вся радиация твоя! Вся пыль на голову сыпется! Так мы плыли по чернобыльской зоне… Коля Низов, главный наш рыбак и заводила, он все выходные и отпуска — обязательно на речке. Помер в расцвете лет, что-то у него с кровью было, ему и полтинника не стукнуло. Не шутки это — плавать по чернобыльским местам.
— Да… А я в 87-м, когда устроился в «ящик» работать и у нас был отдел радиологической защиты для, возможно, подлодок, поскольку институт был минсудпромовский, — так идешь мимо отделения…
— И сразу у тебя не стоит.
— Не-е-е… Каждый день — некролог, портретик… При исполнении… Кандидат наук… Их целыми лабораториями отправляли в Чернобыль радиологическую защиту ставить — и все они помирали…
— А Коля помирал, говорил — похороните мои кроссовки походные на речке, где рыбачил. И что ты думаешь — похоронили.
— Еще история. У меня подружка была в молодости, ее папаша был заядлый грибник. Он все грибочки ей из южной Белоруссии возил. А это ж зона заражения! Она говорила нам: «Ой, да ерунда все это! Вы больше газетам верьте. Чудесные грибочки! Не обращайте внимания! У нас в Белоруссии все едят». А через год раз — и помер папаша… Рак. Такие дела… — А второй рыбак из той команды, Гриша, учитель, все детей на эту речку возил из своей школы. Там же окопов полно осталось, блиндажей, гильзы ржавые, все как положено… Значит, детей патриотически воспитать, а заодно рыбки половить, побухать. И дети, небось, там тоже хлебнули Чернобыля. Вот наши жалуются — почему такое на Западе настороженное отношение к русским. А мы ж им не сказали, что у нас там взрыв был. Что облако идет. Ну, чего от такой публики ждать? Как на нее надеяться? Фактически мы против них устроили ядерный теракт. С элементами схемы Александра Матросова.
