с ними показательно не было никаких. Так же практически всегда были добровольцы из силовых спецподразделений, но оно и понятно, люди так привыкли себе зарабатывать на кусок хлеба. А в некоторых регионах России желающих поехать вообще куда угодно действительно было больше, чем вакантных мест. Совсем не от хорошей жизни… Но как только речь шла о востребованных специалистах сложных областей, картина менялась на противоположную. Оперативники и следователи, приданные для усиления местной милиции, утыкались в местные нравы, традиции и обычаи, де-факто стоявшими выше Уголовного кодекса, зачастую становились самыми бесполезными сотрудниками, или вовсе, бесправными. Противопоставить себя толпе означало большие неприятности, зачастую даже смерть, с моралью по этому вопросу у чеченцев никогда больших проблем не было. Поэтому предпочитали просто тихо отсидеть свой срок в сторонке. Специалисты инженерных направлений попадали в ситуацию, когда в одиночестве мало что могли сделать, помощи на местах ждать не приходилось, местная милиция формировалась откровенно по клановому характеру, а не по навыкам и умениям. Кроме того, выбирая между Кавказом и увольнением, очень многие выбирали именно увольнение, так как с реализацией себя где–то еще для нормального инженера вопрос не стоял. Как результат, на эти должности отправлялись те, кого на них назначали в своих родных регионах едва ли не за неделю до отправления в командировку. Что бы сидеть потом не высовываясь, естественно.
Народ же по телевизору слушал красивые истории о вечной дружбе образумившихся чеченцев с русским народом, смотрел на игры футбольного клуба «Терек», однажды даже показательно выигравший Кубок России по футболу, и радовался сообщениям о ликвидации очередных кочующих боевиков. И лишь немногие, например прочитавшие «Хаджи–Мурат» Толстого, понимали, что все это уже было, что есть конфликты, которые не решить ни деньгами, ни силой, ни переговорами и соглашениями, которые просто не кончаются никогда, а бесконечно кровоточат, поэтому бесполезно заниматься самообманом. Все эти меры позволяли лишь временно приостановить это кровотечение. Любой союз с русскими конкретной группы чеченцев является временным, только пока он им выгоден, к тому же неизменно порождавший вражду других, обделенных чеченских кланов и общин, переходившим к партизанским действиям. Потому что они так жили всегда, разделяя территорию на сферы влияния, и никогда не признавали верховной власти не то что Москвы, а даже Грозного, к слову, в прошлом бывшим русской крепостью «Грозной». И будут считать это абсолютно нормальным и дальше. Даже, если придется развязать еще один военный конфликт.
Забыть прошлые ошибки оказалось проще и удобней. Или сделать такой вид, скинув эту проблему на плечи малоэффективных в этом вопросе различных силовых структур. Которые фактически делали только хуже.
Вот только зря тяпать – только топор тупить…
Год 2011.
Москва встретила Алексея традиционным равнодушием. Выйдя из вагона с табличкой «Грозный – Москва» на платформу, он даже впал в небольшой ступор, наблюдая, как пассажиры потянулись под козырек Казанского вокзала, накрывавшего несколько первых вагонов и электровоз. Сейчас он откровенно пожалел, что не стал ждать борт внутренних войск, направляющийся на аэродром под Калугу, с которым случились какие–то неприятности технического характера, а просто купил билет на поезд. Теперь спешить особо было некуда: хотя этот поезд уже неоднократно проверили по пути, по угрюмым лицам милиционеров, их количеству и поголовному досмотру прибывших было понятно, этот рейс является источником повышенного риска, сколько бы о мире в Чечне не твердили из телевизора. Никаких дел с высыпавшей на платформу аудиторией не хотели иметь даже нищие, не говоря уже о таксистах. Не менее угрюмые пассажиры стекались потоком к узкому горлышку выхода с платформы с металлоискателем, нарядам с собаками и представителями ОМОНа, стоящим чуть в стороне на подхвате. Все же очередь дошла и до Алексея.
– Не понял, – произнес сержант, открывший сумку Алексея, – объясните, что это и для каких целей? – сержант ткнул в голубой камуфляж со следами потертости, явно долго ношенный. – И документы приготовьте.
– Моя полевая форма это, не видишь что ли? – Алексей открыл удостоверение и сунул под нос сержанту. – Возвращаюсь из служебной командировки. Не выбрасывать же, хорошая вещь, пригодится.
– Чего сразу не сказал, братуха, что свой? – обратился к нему ОМОНовец, подошедший на знак сержанта и теперь просто отодвинувший того в сторону.
– Что–то за последний год я несколько подрастерялся, где свои, где чужие… – ответил ему Алексей, ОМОНовец же кивнул, соглашаясь:
– То да. Твоя правда. Удачи тебе, ступай с миром. А ты чего, волчонок, уставился? – адресовал он последнюю фразу молодому чеченцу, следовавшему за Алексеем. – Иди сюда.
Город за вокзалом представлял собой обычную московскую суету, каждый здесь был занят исключительно своими заботами и трудностями, не обращая никакого внимания друг на друга. В Чечне все было по–другому.
Шаройский район Чечни на границе с Грузией Алексея встретил палаточным лагерем. Сводные отряды милиции в этих отдаленных, горных районах появились совсем недавно, в первую очередь как реакция на войну в Осетии. Возможно, эти места действительно были бы неплохим горнолыжным курортом, запланированным здесь каким–то сумрачным гением во власти, но теперь из-за разногласий с соседом все пути–дорожки по вероятным лыжным трассам были утыканы минами. Таким образом, девять сел, ранее имевшие активные нелегальные связи с Грузией, теперь были отрезаны от нее минными полями и тремя блокпостами, на которых в основном и проходила служба сводного отряда. Причем официально за порядком следила местная милиция, с соответствующим комплектованием из местного же населения, которая, по задумке руководства, всегда могла обратиться за помощью приданым силам. В жизни же этого никогда не происходило, более того, возникало ощущение, что московским гостям и другим сводным отрядам, расквартированным в районе по–соседству, здесь совсем не рады, так как связь с Грузией до появления здесь командированных милиционеров, вероятно, все же поддерживалась достаточно активная. Теперь же молчаливо лицезреть нелегальные переходы границы никто не стал, и договариваться с чеченцами на этот счет особого желания также никто не имел, действуя по принципу: мы не лезем к вам, вы не лезете к нам.
Некоторое время было достаточно тихо, местные присматривались к чужакам. Но прошел месяц, за ним другой, а дальше чужих порядков терпеть им не захотелось, и начались провокации. Сначала на слабеньком фугасе подорвался БТР, на котором на блокпост выдвигалась смена, что местной милицией было оформлено как мелкое хулиганство, никто же не пострадал. Через несколько дней в движущийся БТР полетели уже гранаты откуда–то сверху, с гор, которые местными блюстителями порядка были оформлены как взрывы петард, результат развлечений молодежи, и заключение экспертов это подтверждало.
А потом обстреляли блокпосты. Издалека, больше что бы напугать, но факт остался фактом. Соседнему отряду повезло меньше, там завелся снайпер, убивший четырех человек. Ответные меры не
