— Вот и славно. Так что, считай, сегодня ты уже поработал по заданию Дениса Андреевича. Но свое слово и я держу. Вот тебе полторы сотни, только не пей паленой.
— Все это довольно условно, Александр Борисович, — сказал Сережа, принимая гонорар. — И зависит исключительно от настроения. А результаты мне тоже передать Денису Андреевичу?
— Конечно, ближе, да и тебе удобнее. А я посмотрю, когда потребуется. К сожалению, прямых улик у нас с тобой нет. А есть множество других, и все косвенные. Ну пуговица, а когда она потеряна? Кем? Следы мотоцикла… А когда он там был? Вот от медиков разве что…
— Вы тоже считаете, что убил ее кто-то из своих?
— Почему «тоже»? — Турецкий с любопытством взглянул на Сережу.
— Ну-у… Лично у меня, например, никаких сомнений нет.
— Так уверен?
— А вы сами прикиньте. Так далеко ходить можно только с хорошо знакомым человеком. Или на мотоцикле. А у этих «японцев» сиденья широкие и удобные… для этого дела. Положил, отдрючил и поехал дальше, какие проблемы? Вот только что девочка…
— Да не очень уже и девочка, в одиннадцатый класс перешла.
— Ну тем более, — развел руками Сережа. — Да и нравы у них там…
— А это тебе откуда известно?
— Да тот же Вася и доложил. «Колесами», говорил, пользуются практически все парни. Девчонки пробуют. Не колются еще, наверное, или просто он сам еще этого не наблюдал, но что под кайфом гоняют, про то вся охрана давно знает. К ним даже специального мужика приставили, на джипе сопровождает, когда они по шоссе носятся. Ну, на случай милиции, для отмазки, так сказать.
— Я тоже слышал, — кивнул Турецкий.
Он вспомнил разговор Игоря с Фоминым во время того застолья, когда самолет упал, а молодежь ринулась на место падения. И еще подумал, что надо будет этого мужика обязательно найти. Странно, что Фомин за время довольно долгого разговора у Залесского ни разу о нем не обмолвился. Не придал значения? Ну как же, бывший кагэбэшник, и не придал значения? Так не бывает.
Зато он четко расписал буквально по часам, не говоря уже о сутках, все въезды и выезды любого транспорта через поселковые ворота. Охрана открывает их и немедленно фиксирует: кто, когда уехал и когда возвратился. Турецкий, несмотря на слабые протесты Виктора Терентьевича, тут же конфисковал тетрадь учета для приобщения ее к делу.
Вот в этой связи и надо будет тщательно проанализировать все происшествия в день исчезновения Светланы.
«Пати» устраивали третьего числа, в субботу, а девочка пропала девятого, в пятницу. На Кипр молодежь отправлялась на следующий день, то есть опять же в субботу, и Фомин сам их отвозил перед обедом в служебном автобусе. На отсутствие Светланы конечно же все обратили внимание, но, по словам того же Фомина, отреагировали, как на очередной ее каприз. Ничего страшного, так рассуждали приятели, не теряя еще надежды, что она догонит их в Шереметьеве. Не догнала. Значит, полетит отдельно, всего и дел-то. Те же, кто видел ее накануне, в один голос утверждали, будто Светка была как бы не в себе — то ли с кайфом маленько переборщила, то ли с Найком поругалась. Хотя последний оправдывался тем, что вообще не видел ее в пятницу. Пряталась она от него, что ли? А вот почему, надо у нее самой спрашивать. На том, собственно, все и закончилось. Других сведений у Фомина не было.
Но тело Светланы, со всеми сопутствующими факторами, случайно обнаружили четырнадцатого, в среду. А до того родители, получается, беспокоились, конечно, но и не особо паниковали? Это что же, значит, девочка исчезала не в первый раз? Уже привыкли к этим ее «коникам»? Из не совсем внятных объяснений «заботливого» папаши выходило, что и да, и нет. Вот тебе, Александр Борисович, и весь расклад. Выстраивай теперь свои версии, ты ж известный мастер в этом смысле!
Когда Фомина отпустили, Турецкий намекнул Игорю, что было бы очень полезным допросить — он так и сказал — Валерию с Верой. Игорь сморщился, словно от зубной боли: ну это еще зачем? Да что они смогут рассказать? Нет, и это чисто дружеская его просьба, не надо их беспокоить. Тем более что обе женщины даже не были в поселке, когда исчезла Светка. Валерия занималась своими бабскими делами, находясь в московской квартире. Это уже успел узнать Александр Борисович. Вера же готовилась к каким-то очередным соревнованиям…
Вывод следовал однозначный: хорошо живут в этом загородном дворце, никто ни о ком ни черта не знает и даже не интересуется, есть ли проблемы. Мир одиноких людей, каждый из которых живет исключительно своей собственной, недоступной, да, в общем-то, и неинтересной прочим, по-своему бурной жизнью. Тоска-то, Господи!
Вот и дети здесь постоянно предоставлены сами себе.
Подумал Турецкий и немедленно поправил себя: они уже давно не дети. И Фомин обмолвился, вызвав при этом откровенное недовольство у Игоря, да и сам Игорь, кажется, говорил, что детям, этим вполне взрослым, накачанным шестнадцатилетним лбам, не хватает разве что манны небесной. Мотоциклы — летом, снегоходы — зимой, и в любую погоду — тренажеры, качалки, бассейны — под открытым небом и закрытый, зимний, увеселения, праздники, собственный самолет на Кипр, на Канары, к черту на кулички, жри — не хочу! Ну, конечно, вот это самое «жри — не хочу», возможно, вовсе не случайно оброненное Фоминым, и поставило точку в разговоре с ним. Игорь нахмурился и, вопросительно взглянув на Турецкого, — мол, неужели не достаточно? — повелительным жестом отпустил начальника охраны. А тот, выходя из дома, якобы машинально обернулся к Александру Борисовичу и почти незаметно подмигнул: понял?
Естественно, понял, как не понять… Но, скорее всего, Виктор Терентьевич просто хотел напомнить таким вот образом об их уговоре сохранять взаимную лояльность.
С таким «багажом» и возвращался теперь в Москву Александр Борисович. Он завез Сережу на Петровку, 38, и сказал, что прямо сегодня договорится о дальнейшем его сотрудничестве с «Глорией».
За прошедший день эксперт-криминалист заметно приободрился. А еще одна небольшая доза на обратном пути вкупе с бутербродами сделала его мрачноватый в начале дня характер легким и общительным. Остатки водки он, уже, можно сказать, ни для какой цели, разве что… на всякий случай, сунул в свой неизменный чемоданчик. Что заработано, то заработано. И Турецкий ничуть не возражал. Надеясь при этом, что «молодой специалист» не подведет и в дальнейшем, когда дело снова потребует его острого глаза…
От Петровки два шага до Неглинки, где находилась «Глория». Турецкий набрал номер Дениса и, убедившись, что он на ближайший час ничего экстренного для себя не планирует, отправился в агентство.
— Здравствуй, дядь Сань, — сказал Денис, приподнимаясь из шикарного, вращающегося вокруг собственной оси кресла.
И на протяжении следующего получаса это была, пожалуй, единственная его фраза, потому что говорил Турецкий, а Грязнов-младший внимательно слушал, делая пометки в блокноте.
Потом он прочитал заявление Залесского, вызвал секретаршу Галочку, кокетливую девицу, относящуюся к Александру Борисовичу с неприкрытой симпатией, и велел ей зарегистрировать заявление банкира вчерашним днем. Чтоб все было честь по чести.
Поначалу он никак не мог врубиться, какая связь между убийством девочки из Солнечного и катастрофой самолета. Это Александр Борисович объяснил. Затем возник вопрос о том, что общего между судебным процессом над Новоселовым и опять-таки вышеназванным самолетом. И это надо было расшифровать, если в самом деле непонятны даже элементарные вещи! В конце концов показалось, что все необходимое было изложено с исчерпывающей полнотой. И тогда Денис подвел итоги.
— У меня складывается ощущение, дядь Сань, — без тени юмора заметил он, — что голова твоя занята чем-то посторонним. Ты говоришь об одном, а думаешь совершенно о другом. Не так? Кажется? Ну хорошо, я понял главное. А что касается частностей, то мы к ним всегда можем вернуться по ходу дела, верно?
Турецкий кивнул и подумал, что молодежь-то нынче стала чрезвычайно умная, ей палец в рот не клади, отхватит и не задумается. И наблюдательная. Может, сверх меры. Хотя кто ее способен определить, эту самую меру? Но Денис прав: рассказывая об уголовном преступлении, Александр Борисович думал о том, как закончит сейчас все срочные дела и успеет, если повезет, отыскать Веру. С ней надо обязательно поговорить о Светлане. Она, скорее всего, и сможет рассказать о ней больше всех остальных домашних, вместе взятых. И возраст ближе, и практически все лето были рядом. Вере, конечно, не были интересны забавы молодежи, но даже и в этом случае она благодаря исключительно своей наблюдательности могла быть в курсе многих проблем, которые возникали у Светланы.
Да, только так и надо поступить, ибо дело — прежде всего. А еще словно толкала под ребро грешная и неугомонная натура, да вот и некоторые зрительные образы возникали перед мысленным взором, заставляя учащенно биться сердце и вызывая непонятную сухость во рту. Или, может, все это по той простой причине, что практически целый день, по дороге в область и обратно, в машине прямо-таки царил аромат застолья, обретая зримые формы, как всякий запретный плод? Но ведь нельзя же так мучиться! Надо и самому себе поблажку сделать. Иначе где справедливость? А она там, был абсолютно уверен Александр Борисович, где человек не стесняется избавить себя от мелких житейских прихотей, пусть даже иногда решительно идя им навстречу, но оставляя при этом самое главное, то есть свое высокое призвание и мужское достоинство, — для дома, для семьи. Принцип? Ну, в общем, можно сказать и так. Исходя из того, как сказанное понимать…
