— Откуда призван?
— Из Москвы.
— Из самой или из области?
— В центральной части Москвы живу.
— И много вас, москвичей, в роте?
— Сорок два.
— Как твоя фамилия?
— Толстиков.
Соколов, открыв дверь в канцелярию, увидел заправленную кровать. Он повернулся к солдату.
— Заходи, поговорим.
Соколов сел за стол. Солдат стоял возле двери. Соколов молча указал ему на стул.
— Вот ты мне посоветуй, что надо сделать, чтобы в роте навести уставной порядок и из отстающих вывести ее в передовые?
— Не знаю, товарищ лейтенант.
— Это не ответ. Ты видел, как родители приезжали за цинковыми гробами?
— Так точно.
— А тебе бы хотелось, чтобы и твоим родителям досталась такая же участь?
Толстиков, опустив голову, смотрел перед собой. Алексей вспомнил слова генерала Латыпова: «Если в роте хочешь добиться успеха, советуйся с рядовыми солдатами, они все знают. В армии у солдат две жизни: одна при офицерах, вторая при сержантах. Они видят то, что офицеры не видят».
— Толстиков, я хочу, чтобы тебе и твоим товарищам здесь жилось хорошо, чтобы вы чувствовали себя как дома. Я обошел роту, был в карауле, видел лица солдат. Так, как вы живете, это не жизнь. Поэтому от тебя жду не просто ответа, но и помощи. Можешь не сомневаться, я наведу железный порядок. Придет время и в адрес нашей роты скажут доброе слово!
— Пока эти офицеры будут в роте, вы ничего не сделаете, — не поднимая голову, тихо произнес Толстиков.
— От них я никуда не денусь. Здесь я бессилен. Мне придется работать с ними и я попробую найти общий язык.
Постепенно между ними завязалась непринужденная беседа. Солдат оказался на редкость умным и рассудительным. Для Соколова стало полной неожиданностью, что отец Толстикова — дипломатический работник. Не выдержав, он спросил:
— Как же твой отец согласился послать тебя в такое место?
— В знак наказания.
— Если не секрет, чем ты ему не угодил?
— Семейная тайна, товарищ лейтенант.
— Если так, вопросов нет.
Много интересного Соколов узнал от солдата. После беседы с ним он, словно на ладони, увидел жизнь роты и уже мысленно начал планировать свою работу. Время было позднее и, отпустив солдата, он лег в постель, сверху одеяла накрылся тулупом. В канцелярии был такой же холод, как и в казарме. «Завтра первым делом займусь отоплением», — решил он и, закрыв глаза, словно наяву, увидел Настю. «Здравствуй, любимая! Как ты там без меня?». Думая о будущей встрече, с улыбкой на лице заснул.
Глубокой ночью Алексей проснулся от женского плача. В дверь постучали. Соколов понял: что-то произошло. Быстро оделся, включил свет.
— Войдите.
Вошел дежурный по роте.
— Товарищ лейтенант, жена старшего лейтенанта Лукьянова пришла. Просится к вам.
— Пусть войдет.
С грудным ребенком на руках вошла совсем молодая женщина. Лицо у нее было в ссадинах.
— Помогите! — плача взмолилась та.
Он усадил ее на стул.
— Пожалуйста, успокойтесь. Что случилось?
Женщина захлебывалась слезами. Соколов терпеливо ждал, когда она успокоится, подал стакан воды. Немного погодя она стала рассказывать, что произошло. Вечером к ним домой пришли Сергеев и Кутышев и вместе с мужем стали пить. Изрядно выпив, те ушли, а когда она сказала, что ей не нравится все это, в ответ муж набросился с кулаками на нее.
— Больше так жить не могу! Я уеду домой.
— Он дома?
Она кивнула.
— Вы подождите меня здесь, я скоро приду.
В коридоре он подозвал к себе дежурного по розе.
— Быстро подними сержанта Кильтау и рядового Толстикова.
Через минуту, одетые, они стояли перед ним.
— Мне нужна ваша помощь. Предупреждаю: что бы я ни приказал, выполнять не задумываясь. Ясно?
— Так точно, товарищ лейтенант, — одновременно ответили они.
В поселке нашли дом, где жил Лукьянов. Тог сидел за столом, на котором горою стояли пустые бутылки. Налитыми кровью глазами уставился на вошедших. Узнав ротного, злорадно улыбнулся.
— Неужели моя дура себе защитника нашла?
— Одевайся, — подходя к нему, потребовал Соколов.
— Ты, салага, не забывай, что я у себя дома, а не в канцелярии. Приказывать будешь там. Понял?
— Я все понял. Вот там и хочу с тобой поговорить. Одевайся, да побыстрее.
— А ты попробуй одеть меня, — беря бутылку в руки, прохрипел Лукьянов.
Соколов повернулся к сержанту.
— Свяжите его и волоките на гауптвахту. Пусть до утра протрезвеет.
— Чт-о-о? — вскакивая, заревел тот и замахнулся бутылкой.
Соколов молниеносным движением выбил у него бутылку, скрутил руки за спину и придавил к полу.
— Кильтау, дай свой ремень.
Сержант быстро снял ремень с брюк, подал командиру. Лукьянов, матерясь, пытался вырваться. Связав его, Соколов скомандовал:
— Берите его за руки и за ноги и тащите на гауптвахту.
Кильтау и Толстиков нерешительно посмотрели на командира. Для них было в диковину тащить связанного офицера. Офицер в любом виде для них был неприкосновенной личностью.
— Выполняйте! — надвигаясь на них, угрожающе произнес ротный.
Они, подхватив Лукьянова, потащили на улицу. Тот, матерясь, орал как резаный. От его крика в некоторых домах зажглись окна.
— Стойте! — скомандовал Соколов.
Он достал платок и, наклонившись к Лукьянову, сунул ему в рот. Тот, мотая головой, замычал. В подразделении они втащили его в помещение гауптвахты, которое находилось в торце казармы. Заперев дверь на замок, положив ключ в карман, Соколов вернулся в канцелярию, где его ждала женщина с ребенком.
— Можете идти домой, вас писарь проводит.
— Нет, — мотая головой, испуганно произнесла она, — я не пойду, он убьет меня.
— Не бойтесь, он сидит на гауптвахте. До утра поспит, а утром я с ним разберусь.
Когда она ушла, Алексей разделся, лег и попытался заснуть, но сон не шел.
Утром между солдатами уже шли разговоры о том, что произошло вечером. Они не верили, что ротный мог посадить старшего лейтенанта Лукьянова на гауптвахту, для них это было что-то новое. Бывший командир роты пил вместе с офицерами, а новый ротный офицера, словно рядового, посадил на солдатскую гауптвахту. Первым об этом узнал замполит роты Кутышев и пошел к командиру роты. Войдя в кабинет, не здороваясь, с ходу потребовал:
— Немедленно выпусти Лукьянова с гауптвахты! И прежде, чем его посадить, надо было посоветоваться со мной. Ты что наделал? Ты же подрываешь авторитет офицера. Не позволю на посмешище солдатам выставлять офицера.
— Вы все сказали? — с трудом сдерживая себя, стараясь, как можно спокойнее, спросил Соколов.
— Нет, не все… Ты много берешь на себя…
— Хватит! — со злостью стукнув кулаком по столу, приподнимаясь, резко оборвал Соколов. — Вы, товарищ лейтенант, не знаете устава. Он взял со стола устав и с силой опустил перед замполитом. — Покажите статью, где командир при наказании подчиненных должен советоваться со своими заместителями? Запомните, товарищ лейтенант, сюда я приехал не для того, чтобы вновь цинковые гробы матерям вручать, как это вы делали. Пока я ротный, этого не будет! А что касается этого алкоголика, которого вы вздумали защищать, вам не мешало бы знать, что после вашего ухода, где вы вместе с ним пили, он избил свою жену, и та ночью вынуждена была прибежать в роту, чтобы найти защиту от него. Добрый вам совет: если не хотите распрощаться со своей должностью, прекратите пить и беритесь за работу. А работы у вас непочатый край. Начните с воспитания солдат. Вы для них должны стать отцом и матерью. Не забывайте, что вы замполит роты, а не командир взвода, и отвечаете за политико-моральное состояние личного состава роты. Все, разговор окончен! Ровно в десять часов служебное совещание офицеров. Можете идти.
Лейтенант Кутышев, хмуро окинув взглядом командира, повернулся, чтобы выйти, но Соколов резко остановил его.
— Отставить! Товарищ лейтенант, из кабинета выйдите, как по Уставу положено.
Кутышев угрожающе произнес:
— Ты много на себя берешь.
— Я беру столько, сколько мне по Уставу положено. И впредь, товарищ лейтенант, попрошу не тыкать и не угрожать. А для начала за организацию коллективной пьянки вам объявлю выговор.
Алексей заметил, как забегали у замполита глаза. Кутышев был в растерянности. Явно такого начала не ожидал.
— Коллективную пьянку я не организовывал. Я в гости ходил.
— Это не имеет значения. Где бы ни были, вы не должны забывать, что вы заместитель командира роты по политической части. Вы, как никто, обязаны подчиненным личный пример показывать. А у вас выходит наоборот, вы идете на поводу у этих алкоголиков. Они вас как замполита не признают, и в этом виноваты вы. Лично мне такой помощник не нужен. Мне нужен честный, порядочный и работоспособный замполит, а не такой размазня… Все. Вы свободны. Можете идти…
