— Ну и демагог же ты, — покачал головой Жуков.
Но Сергеев, задетый за живое, не унимался.
— Товарищ подполковник, можно один вопрос?
— Задавай, но мнение мое не изменится.
— Допустим, я начну работать. Через год сделаю взвод отличным. Какая перспектива меня ждет?
— Восстановят в воинском звании, смотришь, и ротным поставят.
— Не поставят, товарищ подполковник, у меня партбилет отобрали, а без него офицер никто!
— Ну и что ты хочешь этим сказать?
— Да, собственно говоря, и нечего говорить, а если я скажу, толку-то…
Это Жукова задело.
— А ты скажи, может, толк и будет.
— Никакого толка не будет, товарищ подполковник, и вы сами прекрасно понимаете, что и вы бессильны чем-нибудь мне помочь. Да, я допустил пьянку, виноват, но зачем в знак наказания меня прислали сюда? Почему разрушили мою семью? Моя жена со слезами ходила к командиру, к вам, просила, чтобы вы меня оставили в Кустанае, у нее там работа была, а как вы с ней поступили? Чего вы этим добились? Мы развелись, и вы хотите, чтобы я после этого работал? Почему вы здесь меня держите в заложниках? Почему не увольняете? Я же написал рапорт на увольнение, я здесь уже три года. Даже баб поблизости нет, чтобы как мужчине душу отвести. Изо дня в день передо мной одна и та же картина: зона и солдатские морды. Не пора ли ее поменять?
Жуков сердито спросил:
— Ты все сказал?
— Толку-то, что я сказал, — буркнул тот.
— Красиво говорить ты мастер. Слушая тебя, плакать хочется. А почему бы тебе и твоим товарищам не встать на колени и не просить прощения за все пакости, которые вы наделали?
— Никаких пакостей мы не делали, — подал голос Лукьянов.
— Говоришь, не делали? — вскакивая с места, зло прохрипел Жуков. — А ты забыл, как месяц тому назад мать солдата бесчувственная упала возле цинкового гроба? Я бы на вашем месте в дерьме утопился. Демагоги! Видишь ли, их обидели, на каторгу прислали! Командование полка с трудом уговорило Начальника войск не отдавать вас под суд военного трибунала. Но вы ничего не поняли и продолжаете безобразно выполнять свои обязанности… Ровно в десять построение роты. Личному составу буду представлять нового командира роты. А сейчас убирайтесь, чтобы вашего духа здесь не было. Меня от вас тошнит.
Когда они ушли, Жуков опустился на стул.
— Между прочим, они правы: зря министр их не увольняет, толку от них все равно не будет.
— А почему их тогда не увольняют?
— Наивный ты, лейтенант. Уволь их, другие пачками начнут уходить.
— Ну и пусть уходят. Вы же сами говорили, от них вреда больше, чем пользы.
— Офицеров по войскам и так не хватает, а начнем увольнять, кто будет солдатами командовать?
— Товарищ подполковник, замените этих двоих, Лукьянова и Сергеева, а вместо них дайте мне молодых лейтенантов.
— Когда тебя назначали на эту должность, мы с командиром думали об этом. Но было бы несправедливо по отношению к другим офицерам этих бездельников и алкоголиков перевести в хорошие подразделения. Пока не исправятся, их место только здесь! А если начнут тебе вредить, звони, мы их на суд чести офицеров вызовем.
Жуков замолчал, разглядывая значок мастера спорта на груди Соколова.
— Ты каким видом спорта занимался?
— Самбо, товарищ подполковник.
— Будь осторожен с офицерами, на провокации не поддавайся!
В десять часов Жуков представил личному составу лейтенанта Соколова, пожелал ему удачи и тут же уехал. Вечером в кабинет вошел старшина роты Зайнчуковский.
— Товарищ лейтенант, вы где будете спать?
— Пока в кабинете. Командир полка мне сказал, что я буду жить в бывшей квартире Васильева. Она пустая?
— Да.
— Может, посмотрим?
Они пошли в поселок, который находился в нескольких сотнях метров от роты. Деревянный дом, куда они подошли, был разделен на две семьи. Обойдя квартиру, которая состояла из трех комнат, Алексей расстроился. Печка наполовину была развалена, в некоторых окнах не было стекол. Впечатление было такое, как будто здесь давно никто не жил. Соколов посмотрел на старшину.
— Здесь невозможно жить.
— Товарищ лейтенант, вы не переживайте, я ее за неделю отремонтирую. Дрова и уголь из роты привезу.
Соколов задумчиво посмотрел на печку и на минуту представил, как Настя выгребает из нее золу… Ему стало не по себе. Попрощавшись со старшиной, Соколов пошел в роту. Проходя мимо караульного помещения, он решил зайти посмотреть, как солдаты там обустроены. Начальник караула сержант Кильтау доложил ему, как идет служба. В караульном помещении было холодно и грязно. Соколов с укором посмотрел на сержанта.
— И тебе нравится нести службу в такой грязи?
Сержант неопределенно пожал плечами.
— Ты какой нации?
— Немец.
— Что-то не похож на немца, если миришься с этим. Насколько я знаю, немцы народ культурный и педантичный в вопросах чистоты и порядка. Лично я в таком карауле не захотел бы служить.
— Я не офицер. Где мне приказали, там и служу.
— А что, надо обязательно быть офицером, чтобы в карауле навести порядок?
Кильтау, опустив голову, молчал.
— Мыслишь ты, сержант не как командир, а как рядовой солдат. У того в голове одна думка: «Солдат спит, а служба идет», а тебе, как командиру, так не положено думать. И если ты привык нести службу в такой грязи, тебя надо снять с занимаемой должности. Посмотри, в каком состоянии наволочки, простыни? Как можно на таком грязном белье спать? От одного их вида тошнит. Когда последний раз меняли?
— Не помню,
— А помнить надо. Ты плохо знаешь свои обязанности. Простыни и наволочки в карауле согласно уставу меняются вместе со сменой караула.
— Я говорил старшине, что пора их менять, но он…
— Не смей валить на старшину! — резко оборвал Соколов. — Может, старшина виноват, что у тебя такой неряшливый внешний вид? Ты же заместитель командира взвода! С тебя солдаты пример должны брать, а ты на кого похож?
Сержант, опустив голову, молча выслушивал упреки командира. Соколов, выходя из караульного помещения, направился в роту. Дневального на посту не было. Услышав шаги, тот выскочил из спального помещения, стал на пост. Соколов хмуро посмотрел на него.
— Солдат, выслушай, запомни и передай следующему, кто будет заступать на пост дневального: с сегодняшнего дня, если хоть на полшага отойдете от тумбочки, роту подниму по тревоге. Соображай мозгами, что потом с тобой сделают твои же товарищи. Думаю, им не понравится. Понял?
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Что это за внешний вид у тебя? Где дежурный по роте?
— Не знаю, товарищ лейтенант.
— Сколько служишь?
— Два месяца.
— А почему в старой шапке? Старослужащие отобрали?
Солдат, опустив голову, молчал. К ним подошел дежурный по роте, его внешний вид не отличался от внешнего вида дневального. Соколов недовольно окинул его взглядом, резко скомандовал:
— Сержант, свой внешний вид приведите в порядок и зайдете ко мне. На это я вам даю десять минут.
В приемной канцелярии за столом сидел писарь роты, он что-то писал, но, увидев ротного, вскочил. Солдат был высокого роста. Соколов и сам был не маленького, но солдат был выше его.
— Какой у тебя рост?
— Два метра четыре сантиметра.
— Сколько служишь?
— Два месяца.
— Образование?
— Высшее.
— В карауле у сержанта техникум, у тебя высшее, а ЧП в роте допустили. Когда на Новый год рота устроила пьянку, ты принимал участие?
— Никак нет, товарищ лейтенант.
— Это честно или?..
— Честно, товарищ лейтенант. Молодые в тот день не пили.
— Почему?
— Нам сержанты не разрешили.
— А деньги молодые солдаты на вино сдавали?
— Так точно. Сдавали.
— Я что-то не понял. Деньги сдавали, а пить не пили. Наверное, сержанты не захотели вас вовлечь в общую пьянку. Так?
— Нет, товарищ лейтенант. Когда вино привезли, сержанты подумали, что если и молодые будут пить, то им самим мало достанется. Тогда они нас построили и предупредили, что если хоть один к фляге подойдет, ребра пересчитают. Вот поэтому мы и не пили.
— А если бы они разрешили, ты бы выпил? Только без обмана.
— Выпил бы, товарищ лейтенант.
— Желание к алкоголю или что-то другое?
— Никакого желания пить, товарищ лейтенант, нет. Если не выпьешь, солдаты не поймут.
— С таким ростом и ты кого-то боишься?
Солдат, опустив голову, молчал.
— А до этой пьянки какая дисциплина в роте была?
— Никакой, товарищ лейтенант. Офицеры пьют, сержанты, подражая им, пьют тоже да еще и издеваются над нами.
— А кормят как?
Солдат молчал. Алексей заметил, как по его лицу проскользнула ироническая улыбка. Во время разговора он уже понял, что солдат довольно грамотно и толково рассуждает. Это его заинтересовало.
