Хамство привыкли распознавать по внешним эффектным признакам: громкому голосу, бесцеремонной указке, грубому навязыванию своего мнения, беспардонным поучениям. Однако все эти звучные, яркие, зримые проявления хамства составляют лишь малую видимую часть айсберга. Центр хамской жизни расположен много глубже. Он скрывается в равнодушном игнорировании интересов другого человека; в героическом стремлении заставить всех "жить лучшей жизнью"; в самоотверженности и жертвенности, требующих от окружающих того же; в нескромности того, кто кичится своими действительными заслугами; в злорадном торжестве ученика перед менее удачливым товарищем; в деланном удивлении мужчины перед… а, впрочем, стоит ли продолжать? Ведь проявления хамства неисчислимы, и нам должно быть ясно одно: большая часть хамских поступков не бросается в глаза и совершается молча.
Хам не только навязывает другим свое "я". Приученный собственной натурой к отношениям господства и подчинения, он не менее успешно становится ревностным исполнителем чужой воли. В услужении хам чувствует себя не менее естественно, чем в самодурстве. Нужно ли доказывать, что государство в лице хама приобретает идеального чиновника — рабски угодливого перед начальством и немилосердного к подчиненным. Я полагаю, что споспешествование в исполнении столь важной общественной функции оправдывает любое душевное качество окончательно и бесповоротно.
Косность
Косный — это чего-то коснувшийся и застывший в этом случайном положении. Им владеет мимолетная привязанность, ставшая уздой всем чувствам, мыслям и поступкам. Раз прикоснувшийся к чему-либо, он уже не может от него отклеиться, и потому со временем — из-за вечной опаски за себя — избегает вообще чего-либо касаться. Мне кажется, на косную личность некогда наложил заклятие злой чародей. Помните детскую сказку, в которой герой становился обладателем волшебного заклинания, какого-нибудь "прилипни!" Произнося его, герой достигал того, что его обидчики прилипали ко всему, чего касались к предметам, животным, другим людям. Так образовывалась целая цепочка несчастных, моливших о пощаде. Так и я думаю, что если бы косность была болезнью и микроб ее, распространяясь, заразил всех нас, то мир слипся бы в один пестрый ком, в котором уже не различить отдельных существ и предметов. Слава Богу, что косность — не заразная болезнь, а всего лишь следствие злого колдовства.
Наверное, если вспомнить сюжет тех же сказок, должен быть рецепт, позволяющий избавиться от косности. В сказке, помнится, герой говорил "отлипни!" И прежде неразрывно соединенные друг с другом люди и животные, снова с облегчением возвращались к нормальной разделенной жизни. Может быть, и косному человеку пригодится такой опыт? Может быть, пусть попробует он сказать себе: "отлипни!" — и чудесным образом расторгается никому не нужная, надоевшая, саму косную личность обременяющая связь. И начнется новая жизнь?
Но хочется, все же хочется, чтобы косный человек сохранил исток своего не очень удачного свойства. Ведь косность выражает собой чрезвычайную любвеобильность, редкую склонность души к приязни и привязчивости. Косный лишь не знает меры в своем предпочтении. Живое чувство он переживает с одеревеняющим его напряжением, живую плоть своим непомерным усердием превращает в косную ткань. Косный человек — гений добросовестности. Он именно от того не приемлет многообразия окружающего, что теряется в пестроте разнообразных существований, не в силах отнестись ко всем им в равной степени внимательно. Втайне он страдает от этой тихой, для него самого только существующей ущербности. А ближним не хватает мягкости и чуткости, чтобы его в этих чувствах понять. Зато уже то, что косная натура приняла, что она взяла под свою ответственность, тому она следует неукоснительно. Правда, и эта неукоснительность в исполнении дела, утверждении определенного порядка или заботы, способна причинить вред тому, во имя чего она существует. Ведь само усердие должно быть соизмерено с сущностью вещи, иначе оно разрушает то, чему призвано послужить. Немногого — всего лишь чувства меры — недостает косной личности. А если вдруг каким-то случаем или чудом это чувство косный приобретает, то не сыщется тогда добросовестнее, усерднее и полезнее человека.
Заискивание
Как подумаешь, сколько есть слов, выражающих согбенность одного человека перед другим, грустно становится. Какое богатство оттенков: угодливость, льстивость, подхалимство, услужливость, раболепие, подобострастие, пресмыкательство, заискивание! Не много ли для одного, в сущности, положения фигуры? Есть случаи, когда богатые отечественные традиции не радуют.
Когда я вижу заискивающего человека, передо мною будто является призрак некогда случившегося с ним несчастья. Трудно, поверить, что это качество, в крайних проявлениях своих имеющее вид пресмыкательства, возникает в ходе естественного развития личности. Оно — верный знак какой-то душевной травмы, излома, насилия. Кого однажды не сломила чья-то грубая воля, или собственный страх, или малодушный расчет — кто, одним словом, не потерпел ущерба своему достоинству от других или себя самого, — в том едва ли заискивание возьмет верх.
Заискивающий неустанно ищет чьего-то расположения. Мало кто отдает столько внимания и усердия установлению добрых отношений. Его не оставляет опаска, что им могут быть недовольны, что недовольство рождает недоброжелательство, недоброжелательство опасно, опасность неотвратима, а заключенная в других угроза способна напрочь разрушить его существование. В силу этой логической цепочки, всякий раз безотчетно возникающей в заискивающей душе, она любое недовольство окружающих воспринимает как предвестие грядущей беды. И, естественно, ищет как ее предупредить, стараясь всем внушить доброе к себе отношение.
Невдомек заискивающему, что поощряет его так себя вести не логика, а недержание эмоций. Маленький камешек, брошенный с вершины горы, способен увлечь за собой множество иных, так что к подножию скатится уже целая лавина. Это происходит, если склон крут и камни некрепко держатся в почве. Так и в душе заискивающего малейшее беспокойство, простой знак неприятия или просто равнодушия со стороны окружающих вызывает целую лавину тревоги и смятения. Что доказывает: заискивающей натуре трагически недостает выдержки, самообладания и спокойной уверенности в себе — качеств, предупреждающих смятение страстей и хаос чувств.
В том, кто заискивает, нет ничего дурного. Он вредит главным образом, самому себе. Кто перед всем отступает, в конце концов исчезает вовсе. Кто пытается достичь благополучия, тщательно избегая любой неприятности и уклоняясь малейшей угрозы конфликта, обрекает себя на вечную неудачу. Успех и счастье не найдут того, кто не проявил себя. А ведь заискивающий только тем и занят, чтобы себя не заявить и не стать препятствием на пути других. Желая со всеми быть в ладу, он просто избрал неверную стратегию. Стремясь ко всеобщему уважению, утратил себя. Ему постоянно изменяет чувство меры (как впрочем, и остальные чувства).
Каждый из нас время от времени ищет чьего-то расположения, трудится над установлением добрых отношений, старается достичь компромисса и согласия. Но только заискивающая натура видит в этом главное средство достижения любых целей; только она теряет в этих действиях свое достоинство. Заискивающему вовсе не нужно отказываться от качеств своей души. Единственное, что требуется — выдержать характер. Вы так хорошо умеете чувствовать других, постарайтесь же почувствовать себя. Личность начинается с открытия того, что каждый принадлежит самому себе. Если Вы в своем праве, не думайте об одобрении или неудовольствии других. Ведь это так естественно, что не хотеть этого нельзя.
Ничего так не желает заискивающий, как освободиться от тягостного и закрепощающего присутствия других в его сознании. Желает и боится. Поверьте, он сам утомлен своим подобострастием. Все чаще его одолевают раздражение и злость, тем более тягостные, что их требуется скрывать. Он начинает тихо ненавидеть тех, перед кем заискивает; а может, ненавидел их изначально, видя в них воплощения своей несвободы. Воистину, прожившие жизнь в непрестанном заискивании кончают либо черной меланхолией, либо — если случайность подарит им власть над кем-нибудь — крайним самодурством и садизмом. Этих грустных проявлений легко избежать. Укротите свои подобострастные рефлексы чувством собственного достоинства, не лебезите и не трепещите, пусть взгляд Ваш будет ясен, а воля внятной. Тогда на облагороженной почве заискивания поднимутся ростки предупредительности и обходительности, внимательности и чуткости, заботливости и самоотверженности — целое соцветие столь ценимых людьми качеств. Любуясь ими, мы редко догадываемся о почве, которая их породила.
