ребята местные на рыбалку ходили, – вслух предположил Сорокин.
Маринка-Стрекоза тут же возразила:
– Какие местные? Тут же одни заброшенные деревни кругом!
– А Валуя? – азартно возразил Мишка. – Километров семь всего, если лесом…
– Так там и школы-то нет! И живут только летом.
– Вот! На лето и приезжают… Ничего-то ты, Снеткова, не знаешь! Только орешь почем зря.
– Кто орет? Я?
– Да тихо вы! – Женька быстро осадила не в меру разошедшуюся молодежь. – Школы, ребята… Никакой романтики! А я вот думаю… – Девушка мечтательно прикрыла глаза. – Я вот думаю, как здесь жили раньше… ну, до революции еще. Как граф устраивал балы, съезжались в каретах гости… Зажигали свечи, танцевали… Пианино же здесь было когда-то?
– Скорее, рояль, – взяв Женьку за руку, прошептал Тынис.
– Да… рояль… наверное…
И тут оглушительно чихнул Мишка!
Испуганно дернувшись, Женька тут же рассмеялась:
– Вот ведь черт!
– Да ничего тут больше интересного нет, – шмыгнул носом Сорокин. – А там, внизу, картина.
– Картина?
Заинтересовались все!
– Ну, там, на стене, в нише… Где фантики.
– Да уж фантики-то тут везде!
На стене, в нише, и впрямь висела засиженная мухами картина, изображающая индейцев верхом на верных конях-мустангах, с томагавками, в перьях. Почему-то ее из усадьбы не вывезли, может, слишком большая была или просто старая, к тому же грязная вся, да и рама самодельная… Просто прибита гвоздями к стене.
– Особой ценности, видимо, не представляет, – хмыкнув, покачал головой Тынис. – Да и нарисовано, честно гов-воря, так себе.
– И все равно хорошо бы сфоткать! – Маринка-Стрекоза расчехлила фотоаппарат… сухо щелкнул затвор…
– Ничего у тебя не выйдет! – вдруг подал голос Вася Нефедов. Круглоголовый, упертый, с чуть оттопыренными ушами, всегда молчаливый и незаметный, как старая мебель, Василий говорил крайне редко, но всегда по делу. Ну, или почти всегда. Вот как сейчас.
– Объектив-то у «Смены» слабенький, дурья твоя башка, – пояснил Вася. – Тут «ФЭДом» надо. У него «Индустар» – уж всяко светосилы побольше. Только полностью диафрагму открыть… Дайте-ка!
Сделав пару снимков на казенный «ФЭД», Нефедов удовлетворенно кивнул и, присмотревшись, увидел что-то в углу. Нагнулся:
– О-па! Конфетка! «Лимончики»… Стрекоза, хочешь?
– Не-а, я такие не ем!
– Как хочешь. А я потом, с чаем… Ну, что? Айда купаться?
Вечером пили чай – с душистым смородиновым листом и мятой. Хорошо так сидели, слушали, как Женька пересказывала какой-то старинный роман про приключения, и несчастную любовь, и еще – про рыцарей. Назывался «Айвенго».
– И вот когда Бриан де Буагильбер взмахнул своим мечом…
Тут Васька Нефедов смачно хрустнул конфеткой…
– Да тихо ты! – прикрикнула на него Маринка Снеткова.
Васька обиделся:
– Ты еще покричи, Стрекоза! Я те толкну! Я вот щас ка-ак толкну!
– Тихо, тихо, ребята, – крутя в руках желтый фантик, рассеянно успокоил их Резников. – «Лимончики», да… Где-то поблизости продают?
– Так километров десять, в Валуе. – Мишка Сорокин потянулся и смачно зевнул. – Мы туда не заходили – крюк. А местные тропинки знают. В озере-то – щуки! А в ручье – и хариус, и форель с налимом… Ушица-то на обед как?
– Вкусная, спасибо, ребята, – улыбнулась Мезенцева. – Давно такой вкусной не ела.
– Да! – разом кивнули Тынис и Женька.
Мишка довольно ухмыльнулся и ткнул локтем сидевшую рядом Маринку:
– Эй, Стрекоза, а тебе что, не понравилась?
– Понравилась. Вкусно.
– Ну тогда… Меня поцелуй!
– Чего-о? – Возмущенная девчонка, вскочив, отвесила незадачливому ловеласу смачный подзатыльник. – А в рот тебе жеваной морковкой не плюнуть?
– Ах ты ж…
– Сидеть! – прикрикнул кружковод.
Мишка сразу же заканючил:
– Анатолий Иваныч, а чего она…
– Валуя, говорите… – успокоив ребят, задумчиво протянул Резников. – А много там народу?
– Да летом только и приезжают! – Ребята закричали наперебой.
– А зимой – три бабуси только.
– Там школа когда-то была, начальная…
– А сейчас и магазина-то нет – автолавка…
Потрескивал красными углями костер – не горел уже, а так – тлел. Кто-то допивал чай, кто-то жарил на углях хлеб – вкусно! Сильно вымотавшийся за день Коля Ващенков уже давно клевал носом и никакие разговоры не слушал. Эстонский студент Тынис Кург сидел на старом бревне рядом с Женькой и несмело гладил ее по руке…
Соперницы-девчонки, искоса поглядывая на симпатичного кружковода, затянули песню:
– В городах, где я бывал, по которым тосковал…
Им тихонько подпевала Маринка:
– Снятся людям иногда их родные города, кому – Москва, а кому – Пари-и-и-ж…
* * *
На следующий день, буквально сразу же после возвращения, подружек снова вызвали в милицию. Впрочем, не только их, Светку Кротову – тоже. И, увы, вовсе не за драку…
О смерти Тамары Марусевич в городке уже знали все. Жалели несчастную матушку – «ох, бедная Ольга», саму Тамару – «такая молодая, жить бы да жить», да исподволь судачили о несостоявшихся Тамаркиных «женихах», в которые людская молва записывала чуть ли не весь Озерск. Почему – бог есть… О Хренкове, впрочем, знали многие, о Коськове – далеко не все. Был ли еще кто-то? У такой-то красивой девчонки? Да просто не могло не быть! Правда, кто именно – этого не знали. Не знали, но упрямо судачили.
Женьку Колесникову допрашивал тот же следователь, что и два года назад – Владимир Андреевич Алтуфьев. Все такой же красивый – особенно в синей форме! Пижонистый и дотошный до невозможности.
– Значит, вы там стояли? Ага… – Допрашивая, следователь беспрестанно курил и печатал на пишущей машинке. – А Хренкова вы раньше знали?
– Ну, конечно же знала. – Женька неожиданно для себя осмелела и попросила товарища следователя не курить, если такое возможно.
– Ах, ну да, ну да, конечно… – Алтуфьев тут же затушил окурок… и даже переставил пепельницу на подоконник. – Прошу извинить – привычка. Понимаю – дурная. Пытаюсь бросить, однако увы… Так что Хренков? Вы его с Тамарой Марусевич раньше видели?
– Да, видела… – Вспомнив случайную встречу у промтоварного магазина, девушка прикрыла глаза. – Он ее еще…
Женька чуть замялась, следователь быстро поднял глаза:
– Что-что? Продолжайте!
– Он ее чуть… не ударил, там, у магазина…
– Что значит – «чуть не ударил»? Поясните.
– Ну, замахнулся… Но не ударил, постеснялся, видно. Там же люди кругом.
– Они ругались, да?
– Ну-у… ссорились. Мне так показалось.
– А кто еще это видел? Ах, подруга, да… Мезенцева Катерина, так?
– Так… Ну, она сама вам расскажет.
– Хорошо, та-ак…
Алтуфьев передернул каретку печатной машинки, словно винтовочный затвор, и улыбнулся. До чего ж иногда был азартен Владимир Андреевич! Особенно когда чувствовал, идет дело-то, идет!
Дошло и до танцев.
– Значит, и там – с Хренковым?
– Ну да…
– А гражданина Коськова Вениамина Витальевича вы на танцах не встречали?
– Кого? – Женька изумленно моргнула.
– Учетчик с
