Шатёр
Вступление
Оглушенная ревом и топотом,Облеченная в пламя и дымы,О тебе, моя Африка, шёпотомВ небесах говорят серафимы.
И твое раскрывая Евангелье,Повесть жизни ужасной и чудной,О неопытном думают ангеле,Что приставлен к тебе, безрассудной.
Про деянья свои и фантазии,Про звериную душу послушай,Ты, на дереве древнем ЕвразииИсполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаюО вождях в леопардовых шкурах,Что во мраке лесов за победоюВодят полчища воинов хмурых;
О деревнях с кумирами древними,Что смеются улыбкой недоброй,И о львах, что стоят над деревнямиИ хвостом ударяют о ребра.
Дай за это дорогу мне торную,Там где нету пути человеку,Дай назвать моим именем черную,До сих пор неоткрытую реку.
И последняя милость, с котороюОтойду я в селенья святые,Дай скончаться под той сикоморою,Где с Христом отдыхала Мария.
Красное море
Здравствуй, Красное Море, акулья уха,Негритянская ванна, песчаный котел!На утесах твоих, вместо влажного мха,Известняк, словно каменный кактус, расцвел.
На твоих островах в раскаленном песке,Позабыты приливом, растущим в ночи,Издыхают чудовища моря в тоске:Осьминоги, тритоны и рыбы-мечи.
С африканского берега сотни пирогОтплывают и жемчуга ищут вокруг,И стараются их отогнать на востокС аравийского берега сотни фелук.
Если негр будет пойман, его уведутНа невольничий рынок Ходейды в цепях,Но араб несчастливый находит приютВ грязно-рыжих твоих и горячих волнах.
Как учитель среди шалунов, иногдаОкеанский проходит средь них пароход,Под винтом снеговая клокочет вода,А на палубе — красные розы и лед.
Ты бессильно над ним; пусть ревет ураган,Пусть волна как хрустальная встанет гора,Закурив папиросу, вздохнет капитан:— «Слава Богу, свежо! Надоела жара!» —
Целый день над водой, словно стая стрекоз,Золотые летучие рыбы видны,У песчаных, серпами изогнутых кос,Мели, точно цветы, зелены и красны.
Блещет воздух, налитый прозрачным огнем,Солнце сказочной птицей глядит с высоты:— Море, Красное Море, ты царственно днем,Но ночами вдвойне ослепительно ты!
Только тучкой скользнут водяные пары,Тени черных русалок мелькнут на волнах,Да чужие созвездья, кресты, топоры,Над тобой загорятся в небесных садах.
И огнями бенгальскими сразу мерцатьНачинают твои колдовские струи,Искры в них и лучи, словно хочешь создать,Позавидовав небу, ты звезды свои.
И когда выплывает луна на зенит,Ветр проносится, запахи леса тая,От Суэца до Баб-эль-Мандеба звенит,Как Эолова арфа, поверхность твоя.
На обрывистый берег выходят слоны,Чутко слушая волн набегающих шум,Обожать отраженье ущербной луны,Подступают к воде и боятся акул.
И ты помнишь, как, только одно из морей,Ты исполнило некогда Божий закон,Разорвало могучие сплавы зыбей,Чтоб прошел Моисей и погиб Фараон.
Египет
Как картинка из книжки старинной,Услаждавшей мои вечера,Изумрудные эти равниныИ раскидистых пальм веера.
И каналы, каналы, каналы,Что несутся вдоль глиняных стен,Орошая Дамьетские скалыРозоватыми брызгами пен.
И такие смешные верблюды,С телом рыб и с головками змей,Как огромные, древние чудаИз глубин пышноцветных морей.
Вот каким ты увидишь ЕгипетВ час божественный трижды, когдаСолнцем день человеческий выпитИ, колдуя, дымится вода.
К отдаленным платанам цветущимТы приходишь, как шел до тебяЗдесь мудрец, говоря с Присносущим,Птиц и звезды навек полюбя.
То вода ли шумит безмятежноМежду мельничных тяжких колес,Или Апис мычит белоснежный,Окровавленный цепью из роз?
Это взор благосклонный ИзидыИль мерцанье встающей луны?Но опомнись! Растут пирамидыПред тобою, черны и страшны.
На седые от мха их уступыНочевать прилетают орлы,А в глубинах покоятся трупы,Незнакомые с тленьем, средь мглы.
Сфинкс улегся на страже святыниИ с улыбкой глядит с высоты,Ожидая гостей из пустыни,О которых не ведаешь ты.
Но Египта властитель единый,Уж колышется Нильский разливНад чертогами Елефантины,Над садами Мемфиса и Фив.
Там, взглянув на пустынную реку,Ты воскликнешь: «Ведь это же сон!Не прикован я к нашему веку,Если вижу сквозь бездну времен.
Исполняя царевы веленья,Не при мне ли нагие рабыПо пустыням таскали каменья,Воздвигали вот эти столбы?
И столетья затем не при мне лиХороводы танцующих жрицКрокодилу хваления пели,Перед Ибисом падали ниц?
И, томясь по Антонии милом,Поднимая большие глаза,Клеопатра считала над НиломПробегающие паруса».
Но довольно! Ужели ты хочешьВечно жить средь минувших отрад?И не рад ты сегодняшней ночиИ сегодняшним травам не рад?
Не обломок старинного крипта,Под твоей зазвеневший ногой,Есть другая душа у ЕгиптаИ торжественный праздник другой.
Точно дивная фата-моргана,Виден город у ночи в плену,Над мечетью султана ГассанаМинарет протыкает луну.
На прохладных открытых террасахЧешут женщины золото кос,Угощают подруг темноглазыхИмбирем и вареньем из роз.
Шейхи молятся, строги и хмуры,И лежит перед ними Коран,Где персидские миниатюры —Словно бабочки сказочных стран.
А поэты скандируют строфы,Развалившись на мягкой софе,Пред кальяном и огненным кофе,Вечерами в прохладных кафе.
Здесь недаром страна сотворилаПоговорку, прошедшую мир:— Кто испробовал воду из Нила,Будет вечно стремиться в Каир. —
Пусть хозяева здесь — англичане,Пьют вино и играют в футбол,И Хедива в высоком ДиванеУж не властен святой произвол!
Пусть! Но истинный царь над страноюНе араб и не белый, а тот,Кто с сохою или с бороноюЧерных буйволов в поле ведет.
Хоть ютится он в доме из ила,Умирает, как звери, в лесах,Он любимец священного НилаИ его современник — феллах.
Для него ежегодно разливыЭтих рыжих всклокоченных водЗатопляют богатые нивы,Где тройную он жатву берет.
И его ограждают порогиПолосой острогрудых камнейОт нежданной полночной тревоги,От коротких нубийских мечей.
А ведь знает и коршун бессонный:Вся страна — это только река,Окаймленная рамкой зеленойИ другой, золотой, из песка.
Если аист задумчивый близкоПоселится на поле твоем,Напиши по-английски запискуИ ему привяжи под крылом.
И весной на листе эвкалипта,Если аист вернется назад,Ты получишь привет из ЕгиптаОт веселых феллашских ребят.
Сахара
Все пустыни друг другу от века родны, Но Аравия, Сирия, Гоби, —Это лишь затиханье сахарской волны, В сатанинской воспрянувшей злобе.
Плещет Красное море, Персидский залив, И глубоки снега на Памире,Но ее океана песчаный разлив До зеленой доходит Сибири.
Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей, Ты в одной лишь пустыне на светеНе захочешь людей и не встретишь людей, А полюбишь лишь солнце да ветер.
Солнце клонит лицо с голубой вышины, И лицо это девственно юно,И, как струи пролитого солнца, ровны Золотые песчаные дюны.
Всюду башни, дворцы из порфировых скал, Вкруг фонтаны и пальмы на страже,Это солнце на глади воздушных зеркал Пишет кистью лучистой миражи.
Живописец небесный осенней порой У подножия скал и растенийНа песке, как на гладкой доске золотой,Расстилает лиловые тени.
И, небесный певец, лишь подаст она знак, Прозвучат гармоничные звоны,Это лопнет налитый огнем известняк И рассыплется пылью червленой.
Блещут скалы, темнеют над ними внизу Древних рек каменистые ложа,На покрытое волнами море в грозу, Ты промолвишь, Сахара похожа.
Но вглядись: эта вечная слава песка — Только горнего отсвет пожара,С небесами, где легкие спят облака, Бродят радуги, схожа Сахара.
Буйный ветер в пустыне второй властелин. Вот он мчится порывами, точноСредь высоких холмов и широких долин Дорогой иноходец восточный.
И звенит и поет, поднимаясь, песок, Он узнал своего господина,Воздух меркнет, становится солнца зрачок, Как гранатовая сердцевина.
И чудовищных пальм вековые стволы, Вихри пыли взметнулись и пухнут,Выгибаясь, качаясь, проходят средь мглы, В Тайно веришь — вовеки не рухнут.
Так и будут бродить до скончанья веков, Каждый час все грозней и грознее,Головой пропадая среди облаков, Эти страшные серые змеи.
Но мгновенье… отстанет и дрогнет одна И осядет песчаная груда,Это значит — в пути спотыкнулась она О ревущего в страхе верблюда.
И когда на проясневшей глади равнин Все полягут, как новые горы,В Средиземное море уходит хамсин Кровь дурманить и сеять раздоры.
И стоит караван, и его проводник Всюду посохом шарит в тревоге,Где-то около плещет знакомый родник, Но к нему он не знает дороги.
А в оазисах слышится ржанье коня И под пальмами веянье нарда,Хоть редки острова в океане огня, Точно пятна на шкуре гепарда.
Но здесь часто звучит оглушающий вой, Блещут копья и веют бурнусы.Туарегов, что западной правят страной, На востоке не любят тиббусы.
И пока они бьются за пальмовый лес, За верблюда иль взоры рабыни,Их родную Тибести, Мурзук, Гадамес Заметают пески из пустыни.
Потому что пустынные ветры горды И не знают преград своеволью,Рушат стены, сады засыпают, пруды Отравляют белеющей солью.
И, быть может, немного осталось веков, Как на мир наш, зеленый и старый,Дико ринутся хищные стаи песков Из пылающей юной Сахары.
Средиземное море засыпят они, И Париж, и Москву, и Афины,И мы будем в небесные верить огни, На верблюдах своих бедуины.
И когда, наконец, корабли марсиан У земного окажутся шара,То увидят сплошной золотой океан И дадут ему имя: Сахара.
Суэцкий канал
