Нини Мусташ закончила свой рассказ и измученная вновь пережитыми страданиями, молча откинулась на спинку кресла.
Внезапно она почувствовала на лбу нежный поцелуй теплых губ и голос Аврелии прошептал ей на ухо:
— Мужайся, сестра! Верь, надейся и будешь спасена!
Поспешно вскочив, чтобы потребовать дальнейших объяснений, Нини не смогла нащупать ничего, кроме пустого пространства.
Она подбежала к окну и рывком раздвинула шторы. Аврелии в комнате не было, но поднеся руку к щеке, Нини почувствовала на ней теплую слезу!
Поспешно миновав опустевшую столовую, Аврелия вышла во двор, где нашла под навесом ожидавший ее экипаж.
Через четверть часа она вышла из своего особняка на углу Шоссе д’Антэн и Прованской улицы и тяжелые двери парадного входа бесшумно затворились за ней.
Если бы кто-то взял на себя труд подождать полчаса под окном Аврелии, то увидел бы, как по истечении этого срока бесшумно отворилась маленькая боковая дверь, выходящая на Прованскую улицу. Из двери вышла женщина в надвинутом на глаза капюшоне, похожая на жену зажиточного горожанина.
Пройдя несколько шагов по улице, она остановилась, как бы поджидая кого-то. Вскоре к ней присоединился молодой человек в одежде рабочего и они рука об руку направились в сторону бульвара.
Дойдя до конца бульвара, странная пара свернула на улицу Вивьен.
Женщина остановилась перед магазином, вывеска над которым гласила: «Госпожа Розель, модистка».
Вставив в дверь вынутый из кармана ключ, она отперла замок, но не сразу отворила дверь, продолжая вести разговор со своим спутником.
— Так значит мы договорились, — сказала она наконец.
— Да, — ответил ее спутник, — мы постараемся выяснить, кто такой этот Лежижан.
— Хорошо.
Из-под плаща появилась изящная белая рука, которую рабочий поцеловал с уважением и любовью.
— До встречи, Жозеф.
— До свидания, Элен.
Дверь магазина бесшумно закрылась за таинственной женщиной, а рабочий тем временем продолжал свой путь.
У таверны, находившейся поблизости от рынка, он остановился. Войдя внутрь, он подошел к выпивавшему за стойкой бара бледному худому брюнету, казавшемуся гораздо старше своих лет.
— Ты опять пьешь, Жакмен? Разве ты не обещал мне бросить эту дурную привычку?
— Ваша правда, господин Жозеф, — запинаясь ответил его собеседник, — но привычка оказалась сильнее меня, кроме того, вчера я снова встретил эту несчастную.
— Честный человек должен держать свое слово, — заметил Жозеф. — Оставь-ка свой стакан в покое и давай поговорим.
С тоской поглядев на стакан бренди, Жакмен, явно пересиливая себя, вылил его содержимое на пол.
Жозеф с улыбкой наблюдал за ним.
— Что хорошо, то хорошо, а теперь отправляйся со мной, мне нужно получить от тебя кое-какие сведения.
Выйдя из таверны, они направились в сторону улицы Рамбутье.
— Вот мы и у цели, — произнес Жозеф, указывая на дверь одного из домов. — Постарайся выяснить, где можно встретить Лежижана. Как только что-нибудь узнаешь, сразу же приходи сюда. Кстати, в каких ты отношениях с Клеманом?
В ответ Жакмен лишь печально опустил голову.
— Понимаю, — проговорил Жозеф, — ты, видно, выпросил у него аванс или просто заложил отданные тебе в ремонт вещи.
Жакмен упорно молчал, но его беспокойство явно указывало на справедливость предположений, высказанных Жозефом.
— Сейчас же сходи к Клеману и сообщи ему о своей проделке, — продолжал Жозеф, — это единственное наказание, которому я тебя подвергаю. До свидания, друг мой.
— До свидания, господин Жозеф.
— Не забудь только навестить Клемана!
В эту минуту на ступеньках дома появилась хорошенькая и совсем юная девушка с корзинкой в руках.
— Вы куда-то торопитесь, мадемуазель Урсула, — с улыбкой заметил Жозеф.
— Да, — отвечала ему Урсула, — госпожа Розель очень добра и великодушна, но требует от нас расторопности и пунктуальности. Прошу вас, не задерживайте меня, господин Жозеф.
— О, я знаю верный способ задержать вас, мадемуазель Урсула.
— Не думаю, сударь.
— Для этого мне стоит произнести лишь одно имя: Киприенна!
Оставив девушку в сильном удивлении, он быстро взбежал по лестнице.
ГЛАВА IX
Отец и дочь
(Из голубого дневника)
Теперь я знаю угрожающую мне опасность. Виконт де ла Крус оказался прав, это — величайшее несчастье, которое только может произойти с девушкой. Отец мой хочет, чтобы я вышла замуж за человека, которого не люблю и никогда не смогу полюбить.
Сегодня утром ко мне в комнату явился камердинер отца Флоран и сообщил, что батюшка хочет меня видеть.
Отец сидел у себя в кабинете, разбирая утреннюю почту, но, увидев меня, сразу же отодвинул в сторону всю корреспонденцию.
— А вот и ты, Кипри! — с улыбкой произнес он. — Я не ожидал, что ты так скоро явишься на мой зов.
— Но ведь мой первый долг — повиноваться вам, батюшка, не так ли?
— Да, да, я знаю, что ты хорошая дочь. Скажи-ка мне, что ты думаешь о своем герое?
Говоря это, он внимательно смотрел на меня и улыбался.
Под его взглядом я невольно смутилась и щеки мои покрылись румянцем. Я была настолько наивна, что вообразила, будто он имеет в виду виконта. Тем не менее, я взяла себя в руки и спокойно спросила:
— Какого героя вы имеете в виду, отец?
— Кого же еще, как не барона Матифо?
Упоминание этого имени, которое я меньше всего ожидала услышать, принесло мне большое облегчение и я со смехом воскликнула:
— По правде говоря, я никогда не думала об этом человеке, но если на то будет ваша воля, я конечно изменю свое отношение к этому вопросу.
— Да, я действительно хочу этого, — ответил отец, внезапно становясь серьезным. — Итак, что ты о нем думаешь?
— Он мне совсем не нравится, батюшка, ведь он стар и выглядит просто отвратительно.
— Весьма возможно, но зато он очень богат. Короче говоря, Киприенна, я хочу, чтобы ты вышла замуж за нашего героя барона Матифо.
— За барона Матифо!?
— А что в этом удивительного? — спросил отец, заметив мое изумление. — Могу назвать по крайней мере два десятка девиц, которые позавидовали бы твоей судьбе.
Он сказал также, что министры делаются именно из таких людей, как барон Матифо, что король обещал возвести его в достоинство пэра Франции, что я стану женой самого богатого и влиятельного человека в Париже, который будет мне скорее надежным покровителем, чем мужем.
Внимательно выслушав отца, я прервала наконец его речь следующими словами:
