— Так. Все. Подбери челюсть, — Леша взял в руки автомат, — кажется, кто-то хочет нас исповедовать.
— Как это?
— Потом объясню. А пока возьми, — Алексей протянул ему автомат, — и жди меня там, — он показал рукой на пригорок, увенчанный шапкой кустов.
— Как долго? — Егор обернулся. Но вокруг уже никого не было.
Леша вернулся через час. На его плече висели два 'Калашникова', а вокруг пояса была обмотана какая-то тряпка.
— Что это?
— Ряса. Так сказать форменная одежда скитников.
— Что за скитники?
— Боюсь, что тебе еще придется с ними познакомится. Наверняка они будут искать этих двоих, — Леша протянул ему один из трофейных автоматов, — обыкновенная банда, задвинутая на религии. Давай-ка мой 'калаш' обратно.
— А почему скитники?
— А живут они в землянках-скитах в том лесу, по которому ты шлялся. Ты, Егор, вообще в рубашке родился. И с блокпоста утек, и до Тулы не дошел, и на скитников не напоролся…
— И тебя встретил.
— Да уж. Мог и не меня. Держи вот, — Леша кинул ему рясу, — на память.
— Все хотел тебя спросить, — Егор, перекинув рясу через плечо, поспешил за охотником, — ты то, что здесь делаешь.
— Да то же, что и ты собирался делать. Только, в отличии от тебя, я знаю куда я иду, за чем, а главное, за что.
На последнем слове Алексей сделал особенное ударение.
За болтовней Егор и не заметил, как прошло четыре часа. Они, должно быть, отмахали километров пятнадцать.
— Что-то народу никого нет, — Егор подтянул сползающую рясу, которую он обвязал вокруг пояса, как это сделал утром его новый знакомый.
— Да ты одень ее. Так пожалуй даже лучше будет. А народу нет, потому, что попасть к скитникам на исповедь, больше желающих нет.
— Как это?
— Они считают, что весь мир погряз в грехе и бог наказал большинство людей. Но не всех. И вот они, миссионеры хреновы, должны отпустить избежавшим кару господню, грехи, исповедовать их, как там это… причастить что ли и отправить туда, — Леша ткнул пальцем вверх.
— М-да.
Они шли вдоль бетонного забора, опоясывающего запущенную территорию, посреди которой стояло неприметное, одноэтажное зданьице. Железные ворота были заперты. Егор снял с плеча автомат и прицелился в замок.
— Погоди, — Алексей покопавшись в своем рюкзаке, достал какую-то шпильку и еле уловимым движением открыл ржавый замок.
— Ловко, — Егор усмехнулся, — ты будто всю жизнь этим занимался.
— Почти, — Алексей приоткрыл скрипящую створку ворот и они вошли вовнутрь.
В маленьком, одноэтажном строении было, на удивление, уютно. Спальня с двумя железными койками и торшером, между ними, маленькая кухонька, комната отдыха с продавленным диваном и еще одно помещение, похожее на караулку, с телефоном, двумя мониторами и пультом.
Алексей плюхнулся на диван.
— Сильно устал?
— Да нет, — Егор прислонил автомат к столу.
— Тогда дежуришь первым, — Леша зевнул, — разбуди в три, — он закинул ноги на подлокотник.
— Это уже становится традицией, — Леша попробовал языком горлышко бутылки с оливковым маслом, — вроде не горчит.
— Да ладно, — Егор потянулся и потер пальцами глаза, — в следующий раз готовлю я.
Алексей плеснул на сковородку масло и открыв пачку, положил туда же четыре сухаря.
— Пируем?
— Не то слово. Сейчас еще и кофе будет.
— Давно я вот так не завтракал, по человечески, — Егор затянувшись, выпустил облако дыма в лицо американского актера, вылупившегося на него с постера.
— Ты можешь отдыхать в этом 'пансионате' еще пару дней, — Леша усмехнулся. Он положил в разгрузку еще один рожок и запахнул рясу, — только слишком не расслабляйся.
— А ты уверен, что тебе удастся увести этих божьих одуванчиков? — Егор встал.
— До конца нельзя быть уверенным ни в чем. Если я не вернусь через три дня — считай, что мы не встречались.
* * *
9.01.2027 г. Москва. Станция метро 'Лубянка'.
— Давайте сюда, — стараясь не обжечься, Скворцов снял чайник с патрона-горелки и доверху налил пододвинутую к краю стола алюминиевую кружку.
— Липой пахнет, — закрыв глаза, начальник 'Лубянки' втянул ноздрями исходящий от кружки парок.
— Ну, вы, Николай Семенович, совсем нюх потеряли, в своих противогазах мотаясь. Мята это. В нашей оранжерее вырастили.
— Ух ты черт. И правда мята. Я уж все, что было до ЭТОГО, забывать начал. А что вы там еще в этой вашей оранжерее выращивали?
— Да всего понемногу, оживился Скворцов, — в основном зелень всякую. Помидоры вот не пошли. Загнулись. Зато огурцы поперли, а редиски и морковки аж целых два урожая сняли.
— Вот это да! — Николай Семенович протянул академику засохшую пастилу, — угощайтесь. Это нам из запасок кафешки из торгового на Манежной прислали. Крестный дочки моей там начальником на 'Площади революции'.
— Спасибо, — Скворцов обернулся на звук скрипнувшей двери.
— Чайком угостите? — войдя, Чашников сел в углу на табуретку и положил себе на колени автомат.
— Конечно, — Николай Семенович засуетился, доставая из шкафа еще три чашки — для майора и двух его спутников, — да что вы там в дверях стоите, как сироты казанские? Проходите, садитесь. И вы Сан Саныч пододвигайтесь ближе, — он обернулся к Чашникову.
— Да мы и так в прошлый раз вас объели. Неудобно как-то… О! Хорошо, что вспомнил, — майор полез в вещмешок и извлек оттуда шмат настоящего сала.
— Ого! Откуда такой раритет, — начальник станции уставился на солидный, килограмма на три, неизменный атрибут анекдотов про украинцев.
— Если я вам скажу, что тетка с Украины прислала — вы мне все равно не поверите, а так лучше и не знать.
— Да ладно. Здесь кисейных барышень вроде нет, — Николай Семенович принял у Чашникова завернутое в марлю сало и водрузив его на стол, достал все из того же шкафа большой кухонный нож.
— Ну вобщем оно трофейное. Представляете, один из тех… ну что в 'Раменках' сидели, с ним под мышкой по улице скакал. Остальные все побросали, улепетывая-то. Оружие, рюкзаки. А этот с салом так и бежал, пока с ним граната рядом не разорвалась. Здесь кстати сала больше было. Пришлось осколки вырезать.
— А что, говорят, теперь на месте того бункера озеро образовалось, — сменил тему Николай Семенович.
— Да, образоваться-то образовалось. Только в том озере рыбки нам с вами половить, наверняка не удастся. Там неразорвавшихся 'подарков' еще лет на триста разминировать хватит.
— Слушай, Николай Семенович, где бы здесь у тебя переговорить о своих делах можно было бы, — Чашников поставил пустую кружку на стол и достал сигареты.
— А прямо здесь и можно, начальник станции взял с тумбочки мощный фонарь и направился у выходу, я как раз на обход собирался. Вернусь где-то через часик.
В диспетчерской воцарилась тишина. Кашлянув, молчавший до этого спутник майора, выложил на стол вскрытый спец контейнер и достав из него сложенный вчетверо листок, протянул его Скворцову.
— Понятно, — академик вернул листок, — когда?
— Немедленно, — Чашников стряхнул пепел в банку из-под консервов приспособленную под пепельницу, — Начальство местное на застать не удалось. Все разъехались на совещания-переговоры.
— Да, пришло время делить власть, — усмехнулся владелец спец. контейнера.
— Ну, так вот. Медлить больше нельзя. Почему? Узнаете на месте, — Чашников затушил окурок.
— Да я кажется, догадываюсь, — Андрей Леонидович вздохнул, — я ждал чего-то подобного. Особенно после покушений.
Сидевшие за столом переглянулись.
— Расскажите по подробнее, — Чашников достал новую сигарету.
Николай Семенович едва не сорвал голос. Ну какой же бестолковый этот связист. Откуда они только его откопали? Безобразие. Будто ему, начальнику станции, больше делать нечего, как мотаться по станции с кабелем. Вот пускай где хочет, там и прокладывает свою связь. Вернее где может.
Все еще ворча себе под нос, он вошел в диспетчерскую. Сквозь стоящий столбом дым едва виднелся стол с наполненной доверху окурками банкой. Гостей не было. Не было и академика. Начальник, подойдя к столу, заметил придавленный самодельной пепельницей листок бумаги.
'Наземкину Н.С. Передать Ст. Полянка. Зап. тонн. ТДК №2 Елене и Александру Епифановым. Срочно.
— Ну, срочно, так срочно, — Николай Семенович взял записку и вышел на платформу.
* * *
10.01.2027 г. Москва. Станция метро 'Авиамоторная'.
— Этот Соколов отчего-то ему совсем не понравился. Нет, даже не восторженный Катин рассказ о чудесном появлении супергероя тому виной. И не какая-то голливудская лощеность этого 'Сокола'. Есть в нем что-то чужое. Не наше. Что именно — Волохов сформулировать не мог. Все на уровне ощущений. Интуиция, мать ее ети
