О пользе и вреде контрразведки
Самой интересной частью моего повествования для моего потенциального читателя будет, вероятно, та часть, которая посвящена шпионажу и контрразведке. Это та тема, которая в последнее время часто заполняла телевизионный эфир на целый вечер и по которой было написано много книг, удачных и не очень. Особенно запоминающимся образом эту тему разработал гамбургский режиссер Юрген Роланд. Во время работы над одним из фильмов его серии «Место происшествия» я имел возможность выступать в роли его консультанта. Вместе с продюсером мы до утра сидели в моем доме и вели дискуссии о проекте сценария. В нем, конечно же, содержались некоторые неточные детали, а некоторые моменты не соответствовали или не совсем соответствовали реальной работе спецслужб. Когда Юрген Роланд показал мне первую версию в студии НДР в Гамбурге, все было идеально. Роланд, с которым в процессе работы у меня сложились дружеские отношения, вручил мне по этому случаю вставленные в рамку мои рукописные заметки. Под моим текстом он написал: «Рукописный текст генерала Комоссы к фильму «Место происшествия». Друг Грегор. Телевидение НДР, весна 1979 г.» На обратной стороне он дополнил: «Большое спасибо и сердечный привет! Ваш Юрген Роланд. Гамбург, 01.04.79.»
Мой текст на странице, которая теперь помещена в рамку, был следующим: «Технические средства? Прослушивание? Нет — нет. На это мы никогда не получим разрешения. По крайней мере пока. Не по этим данным, подтверждающим подозрения. Вы же не собираетесь утверждать, что в этом случае имела место угроза для существования Федеративной Республики. Выкиньте это из головы. В этом я не хочу участвовать даже при составлении запроса». «Если говорить честно, мы так и думали», — сказал тогда Юрген Роланд.
И сегодня (2007 г.) существуют многочисленные указания на то, что те опасности, которым подвергается бундесвер, принципиально не стали меньше. Туристы и деловые люди, посетившие Минск и Москву, рассказывали о своих впечатлениях. И даже наш союзник по ЕС и НАТО Польша продолжает содержать свою тайную сеть сотрудников на немецкой территории. Этого нельзя отрицать. Почему же тогда эти страны должны распускать свои разведывательные службы? «Знание — сила» — этот постулат Ленина, насколько мне известно, еще не списан в архив. То обстоятельство, что в последнее время акцент в разведывательной работе противника сместился с военного шпионажа на промышленный, является естественным результатом политических изменений в Европе. До мирной революции в Европе спецслужбы стран Варшавского договора, и в первую очередь спецслужбы ГДР, своими интенсивными шпионскими действиями представляли реальную и постоянную угрозу для нашей военной безопасности. Они действовали с применением больших кадровых, финансовых и технических ресурсов и при этом осознанно и беззастенчиво использовали все возможности нашего свободного правового государства.
Контрразведка МАД не всегда была готова к этому. Невозможно рассматривать собственную работу изолированно от других. Сотрудничество с ведомством по защите конституции и с партнерскими иностранными спецслужбами является обязательным и, конечно же, поддерживается сегодня в мировом масштабе в особых условиях террористической угрозы. В области контрразведки за время моей работы благодаря тесному и доверительному сотрудничеству с американскими и французскими спецслужбами, а также с австрийскими коллегами было проведено несколько успешных операций. Мои поездки во Францию, в Австрию, Италию и США способствовали информационному обмену. Наряду с Австрией мы, естественно, плодотворно сотрудничали со Швейцарией, с Люксембургом, Швецией, Англией и Израилем.
Кроме этого, контрразведка, конечно, использует всю имеющую отношение к ее работе информацию из БНД, из судебных органов и от уполномоченных по безопасности бундесвера в соединениях и гарнизонах. Особенно интенсивным было сотрудничество с БНД. Это сотрудничество было в высшей степени тесным и успешным, естественно, в то время, когда ответственные посты в руководстве БНД занимали генералы. Мы знали друг друга еще по совместной службе в бундесвере, некоторые личные связи установились еще во времена вермахта, что, разумеется, существенно способствовало нашей кооперации. Те данные, которые, например, получала МАД от солдат после их поездок в ГДР, я, разумеется, незамедлительно направлял в БНД. И наоборот, президент БНД в срочном порядке информировал меня об особых происшествиях. И это было вполне закономерно. Критика такого положения вещей сегодня явно не служит интересам безопасности государства. Общеизвестно, что деятельность спецслужб и в прошлом, и в настоящем постоянно подвергается критической оценке, и публицисты ищут формальных признаков каких — либо нарушений. Основываясь на своем опыте, могу позволить себе констатировать следующее: в нашей разведке и контрразведке работают высококвалифицированные люди.
На переговорах с шефом итальянских спецслужб (слева автор).…и с представителями французского военного ведомства (автор в центре).По случаю смены последнего военного президента БНД, которая произошла в мою бытность шефом МАД, я устроил ужин в Бад — Годесберге. Это было традицией еще со времен Рейнхарда Гелена (1902–1979), первого президента БНД (1956–1968). Мне, как старейшему шефу контрразведки, надлежало произнести хвалебную речь в адрес президента. Казалось логичным, что я должен был стать его преемником, поскольку других подходящих кандидатов не было. И я считал себя готовым для этого, особенно после того, как один знакомый депутат бундестага дал мне информацию о том, что между депутатами были соответствующие разговоры. Однако канцлер Гельмут Коль хотел, как мне было доверительно сказано, принять политическое решение. А уж профессиональные навыки придут сами собой, так считал канцлер. Конечно, Клаус Кинкель был безукоризненной личностью, и не могло быть возражений против того, что выбор пал на него. И вот меня в качестве гостя пригласили в Пуллах на мероприятие по случаю вступления Кинкеля в должность руководителя БНД, кстати, бывшего шефа немецкой контрразведки на такое мероприятие больше уже не приглашали. Преемники Кинкеля упразднили эту традицию. Это стало новой чертой боннской политики. Если раньше это считалось доброй традицией — по особым случаям приглашать предыдущих руководителей ведомства, то преемники Клауса Кинкеля сочли эту традицию ненужной. В своей вступительной речи президент Кинкель обозначил новые акценты своей стратегии: не конфликт между Востоком и Западом имеет сегодня приоритетное значение, а конфликт между Севером и Югом. И в этой сфере сегодня находится наш, немецкий, интерес — такое мнение высказал президент. Было очевидно, что Клаус Кинкель, да простит он мне это мое суждение, не обладал особыми знаниями, необходимыми для такого специфического задания, как руководство внешней разведкой, имея при этом, несомненно, большой политический опыт. Мои знания тогдашнего главного противника охватывали период с военных лет, к тому же я знал русский язык, который шесть лет учил в школе в Хоэнштайне в Восточной Пруссии и в котором практиковался при любой возможности во время моего пребывания в России с 1943 по 1949 г., что позволило мне глубоко проникнуть в русскую душу и русский менталитет.
Для руководителя такой службы это было бы большим преимуществом. Однако я ни в коем случае не хочу конфликтовать с канцлером, хочу лишь показать, как канцлер Гельмут Коль тогда в Бонне проводил свою очень своеобразную кадровую политику. Он принимал решения, исходя из партийных и политических интересов. Тогда ему показалось целесообразным предложить этот особенный пост Св ДПГ в качестве подарка, теснее связывающего коалиционные партии.
Как уже отмечалось, его решение не причинило мне особых страданий, но понять такое решение канцлера я не мог. После этого мы еще раз случайно встретились в лифте в Бонне. Один присутствовавший при этом депутат посчитал, что должен представить меня, однако канцлер прервал его жестом руки. «Конечно, я знаю генерала Комоссу», — сказал он. Он, вероятно, помнил нашу короткую беседу в бундестаге, когда я хотел информировать руководителя фракции ХДС/ХСС о ситуации в области обеспечения безопасности, такой доклад я до этого уже сделал Герберту Венеру и Францу Йозефу Штраусу. Но в отличие от Венера и Штрауса Гельмут Коль после краткого дружеского приветствия доверительно направил меня к Филиппу Йеннингеру. Вероятно, у депутата д-ра Коля не было времени выслушать доклад шефа военной контрразведки или его просто не интересовали эта сфера деятельности и результаты работы МАД.
