Пожалуй, лучше подождать. До следующего раза, до момента, когда жрица станет лучше разбираться в дворцовых обычаях.
– Э-э, Вы позволите мне снова удостоиться ауди... адие... разговора, когда подойдёт время?
– Да, конечно, позвольте мне просить об этом, – собеседница вежливо опустила голову.
– Спасибо, – с облегчением вымолвила жрица. Теперь надо попрощаться. Как у них следует прощаться?
Хиэлие ожидала. Молча.
– Большое спасибо, – повторила Дарина.
– Благодарю вас за восстановление связи, – королева, будто поняла её затруднения и перешла на ровный тон без эмоциональных подъёмов и спадов, явный призрак завершения беседы. – Огненный материк счастлив вновь обрести возможность общаться с представительницей Храма, – дождливые глаза опять нащупали лицо Дарины, и та поспешила тоже кивнуть, глубоко и старательно. – Мы позволим себе побеспокоить Храм, когда приблизится срок празднеств.
– Да, пожалуйста!
– Благодарим за восстановление связи, – Дева опять склонилась перед хрусталём.
Медлит. Не исчезает. Хотя... Пусть не исчезает! Ещё один вопрос! Об этом Дарина не может не спросить, как плохо бы ни говорила по-элхески.
– Простите!..
Лицо собеседницы приподнялось.
– Вы не... не знаете, случайно, ничего о той жрице, которая была раньше?
– Простите? – в серо-синих глазах мелькнуло то ли удивление, то ли смущение, словом, какая-то эмоция – первый раз за весь разговор.
– Я хотела сказать... что с ней случилось? Десять лет назад.
– К сожалению, мне это неизвестно, – тень исчезла очень быстро.
– Понятно... Спасибо.
– Мы благодарим за восстановление связи, – да что это она всё повторяет одно и то же?
– Да, я то... – а!
Внезапное понимание жаром согрело щёки. Королева ждала, пока хрусталь потушит Дарина!
Требования вежливости: первая беседа с новой Хиэнне, очевидная любезность к представительнице Храма. В следующий раз, если между ними установятся ранговые отношения, где королева станет приказывать, а Дарина – выполнять, завершать связь будет её величество. «Приказывать», конечно, слишком громкое слово, Огненная дева скорее будет просить, но внешний мир увидит их отношения именно так.
А пока что – подать сигнал к завершению обязана Дарина.
– Спасибо за разговор, – следуя примеру отражения, жрица согнулась в глубоком поклоне и оборвала энергетическую нить. Краем глаза проследила, как исчезло изображение, а белая дымка в хрустале стала растворяться, возвращая камню прозрачность. И тогда уже выпрямилась и устало положила локти на стол:
– Фууух...
Ничего Хиэлие толком не сказала. Хорошо хоть в этом месяце нет никаких обязанностей и можно оставаться в храме. Или королева просто пожалела новоиспечённую жрицу? Или посчитала, что слишком рано выставлять такую под взгляды горожан?
Впрочем, это не так важно.
Хиэлие ничего не знала про родителей Дарины. Жрица, как бы то ни было, не питала особенных надежд: отец и мать её погибли в Нижнем мире, вряд ли королева Верхнего могла быть осведомлена в обстоятельствах этой гибели.
Память о них, как и о многих поколениях предыдущих жриц и их супругов, жила в храме. Память о них? Скорее, их сознание, их духи; дочь ощущала их присутствие. В храме был уголок, который, возможно, в другом месте вернее было бы назвать кладбищем, и Дарина не раз гуляла между табличками с выгравированными именами. Отец и мать. Бабушка и дедушка. Прабабушка и прадедушка, прапра… бесконечная линия назад во времени.
Храм действительно был почти всесилен. Не в состоянии сохранить жизнь своей жрице и её избраннику, Хиэдди принял в себя их души. Создал место памяти, сотворил якорь в виде вытравленных на камне букв, подарил своей новой жрице возможность приходить к родителям, разговаривать с ними, не слыша ответа, и, порою… плакать.
Дарина вздохнула. Помотала головой, поднялась.
Королева, Её Огненное Величество. Она совсем не выглядела на свои… уже точно больше пятидесяти. Будь Дева человеческой женщиной, Дарина дала бы ей не старше тридцати пяти-сорока. Даже Тэцуко-мама смотрелась пусть молодо для своих сорока восьми, с Хиэлие ей не сравниться.
Тэцуко-мама. Дарина давно не навещала приёмных родителей. В Токио стояла жара – наведываться туда не хотелось. Вместо этого жрица предпочитала знакомиться с Верхним миром, выходя на недолгие, не больше нескольких дней, прогулки по Лиссе и соседней с ней провинции Щинге. Август на севере Огненного материка палил гораздо терпимей изнурительного токийского солнца.
Но сегодня – сегодня Дарине захотелось в Нижний мир. Пройтись по ставшим за десять лет родными узким улочкам, раскрыть чёрный кружевной зонтик, прячась от горячих лучей, прогуляться до ближайшего супермаркета и купить пирожных на карманные деньги, которыми родители продолжали её снабжать.
Невзирая ни на какие странности и враз изменившуюся жизнь.
После того как Храм, Хиэдди, призвал свою жрицу, стало иным многое. Но многое, что удивительно, осталось совершенно прежним. Теперь она жила в храме – но каждый месяц по нескольку раз отправлялась домой, в Токио. Школу уже не посещала – но усердно корпела над учебниками чужого ей певучего языка, над географией и историей внезапно разросшегося мира, благо библиотека храма хранила в себе подавляющее количество книг.
Только с друзьями встречаться уже не приходилось: бывшие одноклассники считали, что девочка погибла – в прошлом году Дарине даже удалось побывать на собственных похоронах.
Церемония оставила след в душе, и поныне жрица слегка поёживалась, вспоминая мрачный день. Пережить его было тем более тяжело, что фальшивую смерть Дарине пришлось инсценировать самостоятельно.
По своей воле девочка на это не пошла бы: слишком жалко было родителей, бессовестным казалось обманывать их так жестоко. Но внутренний голос шептал, что мистификация необходима, что привычная Дарине жизнь завершилась и единственно правильным станет завершить её в глазах всех, знавших девочку прежде. Жрица воспользовалась помощью Храма, чтобы внушить нужное полицейскому из маленькой будки на углу квартала, и, когда испуганные звонком родители пришли по вызову, навела аккуратный морок, убеждая их в смерти дочери.
Созданные пусть неопытной ещё жрицей, чары сработали безупречно.
В день похорон дом Такаси притих, словно придавленный; чёрные люди чинно сидели на скамьях, а многие школьные друзья, не скрываясь, плакали. По одному прощающиеся подходили к большому чёрно-белому портрету девочки среди цветов, шептали ей каждый что-то своё и снова отходили, уступая место следующим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
