В день похорон дом Такаси притих, словно придавленный; чёрные люди чинно сидели на скамьях, а многие школьные друзья, не скрываясь, плакали. По одному прощающиеся подходили к большому чёрно-белому портрету девочки среди цветов, шептали ей каждый что-то своё и снова отходили, уступая место следующим.
На похороны пришло немало народу: Дарину любили. Спрятавшись в соседней комнате и наблюдая за происходящим через щель в фусума, девочка чувствовала себя последней негодяйкой и вздрагивала при малейшем звуке неподалёку: не ровён час, засекут ожившую покойницу, поднимется скандал; страшно подумать, как подействует такое появление на слабых сердцем. Поэтому связь с храмом держала, не прерывая, готовая в любое мгновение раствориться в междумирье.
Родителей было жалко. Одноклассников тоже, но родителей – больше всего.
Остановившийся мамин взгляд Дарина помнила до сих пор. На церемонии мама уже не плакала; одетая в чёрное кимоно, сидела прямо, как будда, как статуя, как будто сама умерла, и только белые пальцы стискивали ладонь мужа. Дарина кусала костяшки правой руки, еле сдерживая слёзы: выходить было нельзя, нельзя было кричать, нельзя было издавать ни звука, но сердце всё-таки кричало. «Мама, я живая! Я здесь!».
Хорошо, что сейчас всё позади.
Против ожидания, явление «призрака» перед родителями – спустя несколько дней после похорон – не окончилось новой трагедией, и отец с матерью не стали хвататься за сердце. Вовсе наоборот: поняв, что приёмная дочь действительно находится в добром здравии, оба на удивление спокойно приняли рассказ о храме и обязанностях жрицы, о существовании другого, совершенно отличного от родного им, мира. Дарину даже не стали упрекать за бессердечные игры с чувствами родителей.
– Рина-тян, – совсем обычным голосом сказала Тэцуко-мама, – с того дня, как мы встретили тебя, мы знали, что однажды ты уйдёшь.
Отец молчал и только водил глазами по лицам жены и приёмной дочери.
– Мы никогда не говорили тебе, как ты появилась в нашем доме, а ты не спрашивала, – когда-то память о случившемся около десяти лет назад была тщательно спрятана в дальние уголки сознания, но наступил день рассказать обо всём – так говорили мамины глаза.
– Мы, – Тэцуко-мама переглянулась с отцом, – встретили женщину, красивую женщину-иностранку, она несла на руках девочку. Не старше четырёх, совсем ещё малышку. Удивились... Первый раз, наверное, видели иностранку, да ещё с ребёнком.
– И что? – жадно спросила Дарина.
– Она попросила нас посмотреть за тобой. Недолго. На каком языке она говорила, а, папа?
– На японском, – уверенно ответил отец. – Я ещё удивился, хотел сказать, что по-английски не понимаю, когда понял, что понимаю. Она прямо как настоящая японка говорила.
– На японском... – задумчиво повторила мама. – Я даже её голоса не помню, он раздавался словно сразу внутри головы. Может, и на японском, на английском мы с папой и впрямь не говорим.
– И что тогда?
– Оставила тебя и ушла.
– Куда? Куда ушла?
Родители опять переглянулись.
– Ушла... помогать твоему отцу, мы думаем, – наконец заговорила Тэцуко-мама. – Потом мы... мы их видели.
– Кого?
– Понимаешь, одно дело – пережить что-то странное, а совсем другое – рассказывать о нём, как будто оно было на самом деле, – мама говорила тихо и заглядывала в глаза Дарины, будто извиняясь. – Когда чувства превращаются в слова, кажется, истинность куда-то уходит.
Отец рьяно закивал, подтверждая.
– Не получится рассказать, Рина-тян. Они умерли – почти на наших глазах. Тайфун был и землетрясение – в тот день всё как-то случилось вместе, будто земля, море, небо одновременно разгневались. Сильный ветер дул. Были другие люди ещё, они потом исчезли куда-то, почти все, – мама, казалось, с трудом находила слова. – Много людей погибло. А нас тогда, – женщина взглянула на мужа, словно искала поддержки, – как будто боги охраняли.
Мама помолчала и продолжила:
– А когда закончилось, когда самый пик бури миновал, я глянула на тебя и ахнула – твои волосы становились чёрными, а глаза – карими. И иностранная девочка у меня на руках вдруг превратилась в японочку.
– Мама тебя едва не выронила, – добавил отец с шутливым упрёком.
– Тогда мы поняли, что они точно не вернутся, твои родители. Оставили тебя на наше попечение.
– А потом?
– Вернулись домой. Стали думать, что с тобой делать. Японского ты не понимала. Мы тогда позвали соседа-студента. Он с тобой по-английски, а ты ему не отвечаешь ничего, словно не понимаешь. Он уж на нас рассердился, подобрали, мол, слабоумного ребёнка, какая из неё иностранка?
– Документы, документы, – подсказал отец.
– Да, документы мы нашли в твоей сумочке. Оформлены честь честью, имя, фамилия, возраст, место рождения. Так по ним получалось, что ты в Тиба родилась, совсем рядом. В семьдесят шестом году, в марте. Тогда уже пошли потом и удочерили тебя официально. Долго с чиновниками бились… Да про родителей твоих потом ясно стало, что погибли. А никто из родственников не объявился.
– Имя, – снова вставил отец.
– Ах, да! Фамилия у тебя была написана: Танака. Там среди погибших тогда… Танака Кунихиро-сан и Танака Эри-сан… такие имена были. И мы думаем, это они, твои… настоящие родители. А тебя потом не искал никто, ни один родственник не объявился… Ой, ты прости меня, старуху глупую, что я тебе всякое рассказываю.
– Всё нормально, мама, – от излишних усилий голос получился деревянным. – Спасибо, что рассказала. Больше неоткуда узнать.
Нельзя было утверждать, что мамин рассказ много прояснил. Одно было ясно: настоящие родители жрицы погибли тогда, в Японии, почти десять лет назад. Погибли – и отец, и мать – оставив храм без хранителей.
И через десять лет храм потребовал себе новую жрицу.
1991 год от Рождества Христова
«Маргарите Ярве
Таллинн, июнь
Привет, Ритуля!
Давно не слышались, не виделись. Как ваши дела? Решила вот написать письмо, а то звонить дорого, а мы с Индреком сейчас копим денег, чтобы осенью ехать на раскопки. Детей надо будет оставить одних, так хоть наймём им няньку, а то ведь у меня отец старый уже, да и тот – на Сааремаа, хутор не оставить. А детям в школу ходить. А про родителей Индрека ты знаешь.
Вот, к слову, раз уж заговорила.
Не прими, пожалуйста, мой вопрос за вопрос ненормального человека.
Ты помнишь, как мы с Индреком познакомились?
Сейчас поясню. Дело в том, что в последнее время у меня странные провалы в памяти. В один момент я прекрасно знаю: встречалась с ним пару лет до свадьбы, потом мы поженились, появились дети. В другой же мне кажется, ты представляешь, что я вернулась домой с двумя свёртками, а там меня встретил абсолютно незнакомый человек, который вдруг заявил: «Я твой муж».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
