Бескрайняя пустота, по сравнению с которой Вселенная казалась всего лишь надувным шариком в руках ребенка. Августин изучал Зону Стабильности во всех частотных диапазонах и везде находил одно и то же – пустоту.
Потом поверхность шара расступилась, и из нее показался красный собачий нос. Сознание Августина включилось в работу чутких обонятельных сенсоров сэра Томаса.
Они принюхивались долго. Наконец несколько молекул неопознанного высокомолекулярного соединения были принесены диффузными ветрами с юго-запада.
Разумеется, юго-запад здесь ничем не отличался от северо-востока. Но Августину из всех сторон света больше всех нравился именно юго-запад. И он воспользовался своим правом первооткрывателя давать вещам какие заблагорассудится имена.
4
Пейзаж был торжественен и мрачен, как заупокойная католическая месса.
Августин никак не мог отделаться от ощущения, будто слышит каким-то третьим ухом, как откуда-то с небес доносятся каскады божественных секвенций, сыгранных немыслимым виртуозом на самом странном в мире органе.
Скалистый уступ нависал над неподвижным океаном. И на нем, на огромной, буквально заоблачной высоте, стоял тяжеловесный замок.
Массивные каменные бастионы, лишенные бойниц, толстые, потемневшие от времени стены и одинокая железная башня в центре.
Зная пристрастия таинственных стражей Зоны Стабильности – без предупреждения и без лишних колебаний гвоздить раскаленной плазмой по всему, что движется, – Августин, только еще завидев замок, отгородился от внешнего мира Стеной Иллюзий и увеличил скорость до максимальной.
Это был критический режим, пожиравший жизненные кредиты, как огонь пожирает сухую солому. Но другого выхода у Августина не было. Когда тебя не замечают слишком долго, это обычно свидетельствует о том, что ты сам, раззява, не замечаешь чужого наблюдения.
О расселину скалы со скоростью артиллерийского снаряда ударился и разлетелся на тысячи осколков золотой шар.
Сэр Томас, для которого заботливый Августин смягчил удар силовой подушкой (магия второй ступени), недоуменно вращал головой, стоя на небольшом карнизе, заранее присмотренном его хозяином для десантирования.
Псина быстро оправилась от неожиданности, сориентировалась и, поразмыслив чуток а приличиях, задрала лапу на черную поверхность скалы. Запротоколировать подобным образом свою антипатию к мрачным красотам Зоны Стабильности Томас счел совершенно необходимым.
– Томас, Томас, – прошептал над ухом пса знакомый голос хозяина.
Красный пес-убийца глянул на него острым глазком и радостно завилял хвостом. Хорошо быть глупым!
5
Аватар класса Джирджис может многое даже в пределах Конституции ВР. За ее пределами он уже почти Господь Бог.
Почти.
Потому что еще ближе к абсолютной сверхъестественной сущности стоит Зу-л-Карнайн.
Форсаж Августина, порожденный демоническим гением Хмыря, стоил, пожалуй, тех денег, которые просил за него безвременно усопший. Если закрыть глаза на некоторые щепетильные обстоятельства этического порядка, стоил даже той крови, которая пролилась за него вчера.
Августин мог не только развоплотиться сам. Он еще мог временно развоплотить своего ближайшего спутника и единственно верного союзника в этом насквозь лживом и предательском мире!
Поэтому когда в темном подземелье, настолько древнем, что в нем перепрела, перегнила и обратилась в сухую пыль даже плесень, появились два бесплотных духа, этому не удивились ни первый, ни второй.
Тень Отца Гамлета вела с собой страшного пса, чья красноватая шерсть поблескивала во тьме гибельными голубыми огоньками. Не иначе как старый датский король повстречался в аду с собакой Баскервиллей и решил вывести ее из геенны на погибель всему живому.
6
Хотой захлопнул книгу и расхохотался.
Все, кроме Владимира, сохранили абсолютное спокойствие. Триста пятьдесят человек сидели в два круга в позе алмазной твердости, взявшись за руки и полуприкрыв глаза. Они безмятежно медитировали.
И только Владимир, чья душа все еще пребывала в золотых оковах сансары, не смог сдержаться. Он открыл глаза и довольно беспардонно уставился на своего сэнсэя.
Странным, очень странным человеком был этот Хотой.
Его авторитет среди натуралов был сравним разве что с авторитетом Христа в общине неофитов. Его жесты, его речь и походка неуловимым образом отличались от привычных Владимиру, и, если бы только он не был чужд патетике, он назвал бы их верхом совершенства. Назвал бы без всякой иронии.
Глаза Хотоя, казалось, в каждое мгновение видели больше, чем весь мир, и в то же время в них не было ничего, кроме абсолютной пустоты творящего духа. Эдакий просветленный господин с повадками тибетского тюльку!
Однако Хотой носил европейский костюм. Хотой говорил по-русски так, что ему мог бы позавидовать ведущий стереопрограммы «Россия светская».
Хотой читал своей пастве вслух. Читал Музиля и Кортасара, Селина и Мисиму, Петрония и Шекспира. Насчет Шекспира он утверждал, что все буддийские тексты по сравнению с ним – палочка для отскребания дерьма. Правда, тот же Хотой утверждал, что Шекспир – напыщенный английский недоучка, много возомнивший о времени и о себе. И что будь его, Хотоя, воля, уж он бы оттаскал Несравненного Копьеносца за усы, дабы сбить с него его сугубо английскую драматургическую спесь.
А вот сейчас Хотой громогласно расхохотался до слез. Хотя сам же заявил полчаса назад, что тот сукин кот, что рискнет чихнуть, не говоря уже о смехе, в ходе коллективной медитации на мире во всем мире, не избежит тысячи кальп перевоплощений в теле самого языкастого муравьеда во Вселенной.
Видимо, самого Хотоя эта перспектива не смущала.
– Какой ход! Какая трактовка образа! Какая трансформа! – сообщил Хотой ничего не понимающему Владимиру (полчаса назад он постеснялся спросить, что такое кальпа, а теперь не знал, что такое трансформа). – Он Тень Отца Гамлета или Дама с Собачкой?
7
Подземелья замка могли бы свести с ума даже Минотавра.
Кривые ходы, лестницы, бездонные колодцы, на дне которых незадачливого путника ожидали убийственные воды все того же раскаленного океана, бесконечная череда поворотов – и ловушки, ловушки, ловушки…
Если бы Августин и Томас были воплощены, они погибли бы в самом начале своего путешествия.
Но кривые секиры весом в несколько тонн, выскальзывающие из неприметных щелей в потолке, десятизарядные арбалеты, плюющиеся здоровенными стрелами из глухих ниш, стальные челюсти, схлопывающиеся в аккурат на уровне пояса, – вся эта внешне архаическая, но убийственно мощная техника неизменно поражала пустоту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
