– Скажите, – продолжая глупо улыбаться, спросил я, – а у вас в то время кроссовки были, белые такие, красивые?
– Кроссовки? – удивился доктор. – Да, мне “адидас” тогда привезли, а ты откуда…
– А может, вы припомните пацана, который однажды через эти кроссовки навернулся, всю морду себе разбил и руку поцарапал! – обрадованно воскликнул я. – То-то я все думаю, где это вас раньше видел!
Доктор прищурился, видимо напрягая память, но уже через секунду удовлетворенно произнес:
– Точно, было такое! Надо же! А ты, видимо, тогда хорошо головой об асфальт приложился, если теперь здесь работаешь!
И мы оба заржали.
– А в последний год в этом Пущине мы на танцы пошли и там с местными страшная драка приключилась! – рассказал, прежде чем уйти к себе в отделение, доктор. – И одному нашему парню, рекордсмену мира, местные сковородкой по башке врезали. И откуда же у этих уродов сковородка на танцах взялась?
Так я вторично познакомился с Женей Лапутиным.
Мы с ним практически сразу перешли на “ты”, хоть это и являлось серьезным нарушением субординации. И не упускали возможности потрепаться, когда он заходил к нам в отделение. Благо повод для его визитов всегда находился. Население обожало проламывать друг другу черепа.
Женька всегда рассказывал что-то очень интересное, даже про обычные вещи. И сам проявлял большое любопытство и к собеседнику, и к окружающей его жизни.
Для врача он был подозрительно эрудированным во многих областях, особенно в литературе. В нашем отделении, когда ушла Элеонора Александровна, говорить о книгах можно было разве что с Орликовым. А вот Женя Лапутин, помимо того что много читал, несомненно, обладал вкусом, причем весьма изысканным. Для него литературой настоящей являлась музыка слов, эквилибристика построения фраз, глубина метафор. А сюжет представлялся делом вторичным и часто даже ненужным.
Литература настоящая, по его мнению, должна быть полностью свободна от политики, иначе это никакая не литература, а прокламация.
Я в данном вопросе с ним часто не соглашался. Действительно, как можно в такой стране, как наша, не замечать, что происходит у тебя под носом? Мы же не в Лихтенштейне живем, чтобы чистой литературой наслаждаться. Но особенно никогда не горячился, боялся его спугнуть.
Идеалом писателя для Жени был Владимир Набоков. В то время Набокова, конечно, не издавали, приходилось тайно доставать, но за чтение вроде как срок не давали, и на том спасибо.
А еще он девушкам нравился, всем без исключения, и это тоже получалось у него легко и непринужденно. Ну а что тут удивляться, кто, интересно, устоит, если парень хорош собой, модно одет, умно говорит, да к тому же хирург.
Вот историю вспомнил. Которая, правда, абсолютно ничего в нем не раскрывает и никак его не показывает. Ну что уж тут поделаешь, у меня почти все истории такие.
Примерно за пару недель до того, как я так удачно сгонял по воду в подвал, к нам по “скорой” поступил весьма любопытный пациент. Общение с ним оказалось делом специфическим, несмотря на то что он был в сознании и к тому же трезвый. Само по себе уже одно это было большой редкостью для поступающих с улицы. Ну так вот, пациент был в сознании, трезвый, но практически ничего не слышал. И не потому, что был глухонемым, нет. Он был обычным человеком, то есть совсем. В смысле – инженером. Просто ему в голову въехал автомобиль. Нет, никакой жути не случилось, и череп ему в лепешку не смяло. Он шел себе по улице вечером, было темно, подмораживало. Перебегая дорогу, он поскользнулся и упал на пятую точку. Тут-то ему в голову и въехал “москвич”. Машина уже практически затормозила, но, как я сказал, подморозило, тормозной путь увеличился, вследствие чего наш инженер и получил несильный, но точный удар радиатором по башке.
В принципе, это был не наш пациент. Такого нужно было везти в приемный покой. Но “скорая”, видимо находясь под впечатлением от того, что инженер смял своей головой капот у “москвича”, доставила его в реанимацию, отдав тем самым дань уважения этому простому человеку.
Мы тоже не стали вставать в позу, дежурство было спокойное, Витя Волохов с утра находился в хорошем настроении, короче, больного мы приняли и стали лечить.
Хотя лечить, честно говоря, там было нечего. Ему даже подключичку не стали вставлять. У бедняги из всех повреждений была здоровая гематома под левой бровью, которая сползла на веко и полностью закрыла левый глаз. Ну и кожа прямо над веком лопнула, так бывает у боксеров-профессионалов. Именно сюда пришелся удар автомобиля.
А вдобавок имелась рана на затылке, он ее получил, когда от удара завалился на спину и тюкнулся головой об асфальт.
И хотя, как я говорил, он находился в сознании, но сознание это было относительным. Он был оглушен, как рыба, которую угостили динамитной шашкой. А ему самому, судя по всему, как ни странно, было хорошо. Он лежал в сладкой дреме, прикрыв глаза, и даже чему-то улыбался. Типичная эйфория контуженых.
Ну а мне нужно было сведения от него получить, вот я и стоял над ним и тормошил, не скажу что особо деликатно. И орал ему на ухо.
– Фамилия!!! Как фамилия твоя? – тряс я его за плечо. – Имя и отчество!!!
– А, фамилия… – выплывая из своих сладких грез, улыбаясь, мечтательно произносил инженер. – Фамилия моя Андреев!
– А имя, имя и отчество, – надрывался я, – и возраст, лет тебе сколько?!
– Имя… имя мое – Виталий! – не прерывая медитации, отвечал тот. – Виталий Николаевич!
– Виталий Николаевич, – я уже охрип, – ну а лет тебе сколько, и адрес, адрес свой назови!!!
Вот в таком ключе минут двадцать. Хотя было понятно, что нужно переводить его в нейрохирургию, пусть там лежит и грызет свой аминалон. Осталось только дождаться дежурного нейрохирурга, тот должен пациента осмотреть, зашить раны и перевод санкционировать.
В те сутки дежурил Женя Лапутин, которого я вызвал практически сразу, как только поступил больной. Целых полтора часа прошло, а его все не было. Обычно он являлся тут же, ну еще бы, конькобежец! Но сегодня явно не торопился. Я уже трижды звонил на пульт, там отвечали, что вызов передали, операции нет, ждите, нейрохирург пошел к вам. Пошел, но не дошел, странно. Может, спрятался в каком-то тайном месте и чаи гоняет.
Чтобы не терять время, я обрил инженеру затылок вокруг раны, обработал ее и быстренько заштопал. Красота!
Ну а веко я шить не стал, я вообще никогда за лицо не брался, этим пускай специалисты занимаются. Лицо – вещь такая, особая, им многие дорожат. А тут еще глаз рядом, не хватало мне еще к веку его присобачить.
Наконец, запыхавшись, прибежал Женя Лапутин. Он был как-то по-особому возбужден и немного помят. Нет, точно, что не чай пил.
Быстро прояснив обстановку, не обнаружив у больного признаков внутричерепной гематомы, Женя оставил запись в истории болезни и решил залатать веко.
– Моторов, ты за что деньги получаешь? – притворно заворчал он, приступая. – Давно бы уже сам зашил!
– Ага, конечно, сам зашил! Мне тут только полы мыть доверяют! – в тон ему ответил я. – А потом, ну его, Жень, еще глаз проткну!
Больной находился в прострации, то есть он, в принципе, понимал, что с ним делают, но особенно не углублялся и слабо реагировал. Так же, как и раньше, лежал и чему-то улыбался. Видно было, что наши слова доходили до него далеко не всегда.
– Жень, а что случилось? – дал я волю своему любопытству. – Где ты застрял?
– Да представляешь, – начал рассказывать Женя, делая первый стежок, подхватив веко пинцетом, – только я к вам собрался, прибегает гинеколог дежурный и как начала голосить! Оказывается, два алкаша из нашего отделения спустились в гинекологию баб снимать. И какую-то одну не поделили, взяли и подрались!
Ну дела! Хотя такое уже бывало. Нечего и удивляться, нейрохирургия на одиннадцатом, гинекология на десятом, а придуркам с проломленными черепами все кажется, что женщина, лежащая в гинекологии, как-то по-особому должна быть доступна.
– Я их больше часа растаскивал! Только растащу, как они опять друг на друга бросаются! Ну как собаки! – продолжал рассказывать Лапутин. – Они мне все пуговицы на халате оборвали!
Точно, почти все оборвали, только одну оставили. Чего только не бывает по дежурству.
– А мужики-то здоровые? – сочувственно спросил я. – Как ты один с двумя справился?
– Да не то что здоровые, нет. Просто один из них урка, весь в наколках. Он тому, другому, все время угрозы уголовные выкрикивал! Вот типа таких… – Тут Женя наклонился низко над больным, прошивая угол раны и натянутой нитью дергая веко, и практически в ухо тому проорал: – Я тебе глаз высосу, сука!!!
Тут молчавший во время всей процедуры инженер приоткрыл здоровое веко и с лучезарной улыбкой спросил:
– Что, доктор, весь???
Кстати, это не первый раз на моей памяти, когда машина въезжает прямо в голову нашему пациенту. Я еще года не отработал, когда нам привезли по “скорой” рыбака. Между прочим, капитана милиции. Ксива у него была при себе. Я вот сам и не охочусь, и рыбы не ловлю. Ну с охотой у меня более или менее все ясно. Вот вы сами попробуйте почитайте, как я в детстве, Сетон-Томпсона, поплачьте, а потом начните палить в этих зверушек из ружья. А рыбалка вроде бы не такое откровенно кровавое игрище, но уж больно занудное. Лучше тогда грибы собирать, тут хотя бы на месте не сидишь.
