драгоценные украшения. Всё! Ложи необходимо выдвинуть в зал, чтобы наши самые важные гости были на виду, как и артисты.
– Вы сказали, выдвинуть ложи в зал?
– О господи, – с притворной скромностью рассмеялась Альва, – вы только послушайте, что я говорю! Учу вас проектировать театральную ложу! Вы наверняка сами уже заметили это упущение.
– Но, миссис Вандербильт, согласно чертежам…
– Разве не тем хороши чертежи, что в них можно вносить изменения? Так, а теперь давайте обсудим сцену. Вы читали мою записку относительно расстояния между сценой и оркестровой ямой?
– Читал, но…
– Мистер Кэди, это будет смотреться божественно. Вам будут петь дифирамбы, восхищаясь вашей прозорливостью. – Альва шагнула к нему и смахнула с его лацкана кусочек штукатурки. Он отпрыгнул от нее, словно она ущипнула его за мягкое место.
После разволновавшийся мистер Кэди поспешил откланяться, и Альва продолжала осмотр одна, проходя через лестничные колодцы, по коридорам. Во рту ощущался вкус штукатурки и мраморной пыли, но ее это не раздражало. На стройке она чувствовала себя куда более непринужденно, нежели на любом званом обеде. По крайней мере, на оформление внутреннего и внешнего облика здания оперы она повлиять еще могла. Это было в пределах ее возможностей. Куда труднее было трансформировать общество и заставить прислушаться к себе основателей оперного театра.
Наступил ноябрь. Акционеры собрались на заседание, на котором предстояло выбрать совет директоров. Встреча состоялась в «Шерриз» – новом ресторане, недавно открывшемся на углу Тридцать восьмой улицы и Шестой авеню. Там был забронирован отдельный зал. Альва, ее невестка Элис, Люси Клуз, Сетти Рокфеллер и Хелен Гульд сидели на жестких стульях у стены в глубине комнаты; мужчины, расположившись за столом, потягивали бренди.
– Если нет необходимости решать какие-то неотложные вопросы, – начал Билли, сложив в замок на столе свои огромные мясистые руки, – давайте приступим к выборам в состав нашего совета директоров?
Джентльмены один за другим поднимались и называли имена тех, кого они считали подходящими кандидатурами. Корнелиус предложил Джона Рокфеллера, Джей Гульд – Вилли, кто-то еще выдвинул Генри Клуза и т. д. Наконец Билли произнес:
– Все, кто «за», поднимите руки. – Рука Альвы взметнулась вверх, вызвав взрыв охов, вздохов и нервных смешков.
– Альва, пожалуйста, опусти руку, – шепнула ей Элис. – У тебя нет права голоса. Голосуют одни мужчины.
Альва уронила на колени руку, словно налившуюся свинцом. Остальные, вероятно, решили, что она смущена, но их фырканье и смех лишь разъярили ее. Она знала, что никто не выдвинет ее кандидатуру в члены совета директоров. Она на это и не рассчитывала, но, учитывая то, что она курировала весь проект от начала до конца, да и вообще, если уж на то пошло, именно ей принадлежала идея строительства нового оперного театра, могли бы и пожаловать ей право голоса. Альва обвела взглядом остальных жен. Те, смиренные и раздражающе довольные, сидели в чопорных позах, покорно держа руки на коленях.
* * *
Как-то раз после обеда Альва привела Дженни и Джулию на стройплощадку, где сооружался ее новый дом. Армида осталась в Мобиле. Сестры следовали за Альвой, держась позади на расстоянии трех шагов. Они миновали вереницу телег, груженных лесоматериалами, мрамором и арматурой. В воздухе витали запахи древесины и навоза. Высоко на лесах балансировали, должно быть, человек пятьдесят плотников и двадцать пять каменотесов, обрабатывавших привезенный из Индианы известняк, чтобы добиться эффекта французского замка, как она того желала. Альва никогда не видела так много разных зубил, резцов и деревянных молотков. Несколько рабочих на минуту отвлеклись от своих занятий и поздоровались с ней, приподнимая шляпы.
– Крыша будет отделана медью по всему периметру, – сказала Альва сестрам. – А сейчас я покажу вам, как будет внутри.
– На что ей такой огромный дом? – спросила Джулия, обращаясь к Дженни. Спросила достаточно громко, Альва ее прекрасно услышала.
– Не бурчи. – Дженни положила руку Джулии на плечо.
– Извини, но я не понимаю, чем ее не устраивает ее нынешний дом. Он лучше всякого, где она жила когда-либо раньше.
Альва обернулась, сердито посмотрела на сестру.
– Джулия, вообще-то я стою рядом. Если ты чем-то недовольна, можешь сказать мне об этом прямо в лицо.
– Ладно. – Джулия подступила к ней, подбоченилась. – Я считаю, что ты слишком много возомнила о себе. Деньги мужа ударили тебе в голову. Порой я смотрю на тебя, Альва, и мне кажется, что я тебя больше не знаю.
– Ну все, прекратите. – Дженни встала между ними и вытянула руки, разводя их в стороны.
– И я вот что еще скажу, – не унималась Джулия, и не думая отступать, что было большой редкостью, поскольку, как самая младшая в семье, она почти всегда пасовала перед Альвой. – Все эти деньги… они не принесут тебе счастья.
– Мама хотела бы, чтобы я жила именно в таком доме, – парировала Альва.
– Будь мама жива, ее бы стошнило от твоей алчности.
– Ты ведешь себя гадко, – вспылила Альва. – Просто завидуешь и все.
– Завидую? – рассмеялась Джулия. – Чему и кому? Тебе и твоим чванливым подружкам? Тебе и твоему нелепому дому? Чему именно я должна завидовать? В списке гостей миссис Астор тебя как не было, так и нет. Ты как не входила в элиту, так и не входишь в нее, только стоишь за окном, да подглядываешь.
– Вероятно, ты тоже так думаешь? – спросила Альва Дженни.
– Так, во-первых, Альва, не надо мне приписывать то, чего я не говорила. Во-вторых, твой дом мне нравится. И если именно в таком доме ты хочешь жить, я только рада за тебя.
– У меня пропало всякое желание показывать вам интерьер.
– И слава богу, – фыркнула Джулия, сложив на груди руки. – Мне вполне хватило того, что я увидела.
– Да прекратите же. – Дженни встала между ними. – Пойдемте посмотрим, что там внутри, и дело с концом.
Альва была уязвлена словами Джулии. Если ее родная сестра, – которая была далека от светского общества, – знала, что Альва до сих пор не имеет допуска в круг нью-йоркской элиты, значит, это известно всем. Людей не проведешь.
Глава 25
Альва
Холодным декабрьским утром, когда Альва и Вилли заканчивали завтракать, в столовую вальяжной походкой вплыл Оливер Бельмон. Мужчины условились посмотреть вместе одну из лошадей фризской породы, которую Вилли подумывал приобрести. С недавних пор ее муж сдружился с Оливером, но Альва, хоть убей, не могла понять, что между ними могло быть общего. Мало того что Оливер был еврей – большая редкость в их кругах, – так еще его отец, Огюст Бельмон, был в числе тех, кто отрезал им путь в Музыкальную академию. Двадцатичетырехлетний Оливер был почти на десять лет моложе Вилли, и на пять – моложе самой Альвы. Она предполагала, что внешне он станет интересным мужчиной по достижении более зрелого возраста, но пока у него было круглое детское лицо, на котором еще только пробивался пушок. Тем не менее, несмотря на свой малый рост – он едва достигал пяти футов, – Оливер умудрялся очаровывать одну светскую леди за другой, в том числе и пленительную красавицу Сару Свон Уайтинг. Ходили слухи, что они обручены. Альва была вынуждена признать, что в Оливере, вне сомнения,[25] что-то есть, и она затруднялась определить, раздражает ее это или интригует. Как бы
