Колокатов, если бы мог, развел руки в стороны. Но они у него и так уже были хорошо разведены, поэтому ему удалось только дернуться и поморщиться от боли.
Щеткин не ответил, поднялся, отошел к своему стулу.
Колокатов вздохнул тяжко, прикрыл глаза, которые резало от яркого света, словно нарочно направленного ему в лицо. Но тут послышался резкий, лязгающий удар, от которого содрогнулась дверца, к которой Дмитрий был прислонен. Он вздрогнул, открыл глаза, скосил взгляд и вздрогнул вторично: в пятнадцати сантиметрах от его щеки в фанере торчал нож, который он видел в руках у бугая.
— Вы что, ох-х-хр… — Колокатов не мог произнести слова, его трясло от нервной дрожи, и горло будто перехватило обручем. — Ты чего, эй?!
Но Петька, сволочь, даже не обернулся, а тот бугай стоял, сложив руки на груди, смотрел на него, молча щерился от смеха. Потом, как бы нехотя, плечом оттолкнулся от притолоки и медленно подошел к шкафу. Рывком вырвал нож, зачем-то осмотрел его со всех сторон и сказал сиплым голосом самому себе:
— Похоже, прицел сбился… Еще раз, что ль, попробовать?… — И обратился уже к Щеткину: — Эй, паря, ты отойди в сторонку, от греха. А то отлетит, порезать может. Тебе надо?…
Щеткин снова сел на стул верхом, спросил:
— Так нормально?
— Ага. — Колокатов увидел, как бугай кивнул, отошел к двери, повернулся неуклюже, пару раз подбросил нож, переворачивая его в воздухе, и вдруг с неожиданной ловкостью швырнул его из-за головы.
Колокатов в ужасе зажмурился и почувствовал, как в животе у него что-то ухнуло вниз.
Фанера хрястнула, и с трудом разлепивший веки Колокатов увидел торчащий нож уже в десяти сантиметрах от своего лба.
— Петя! — У Дмитрия забулькало в горле. — Он что, сумасшедший? Этот твой спортсмен, мать его… — Сил закончить фразу не было.
— Точно, совсем сбился прицел… — пробурчал бугай, подходя тяжкими шагами к нему. Медленно наклонился, приставил свою широкую ладонь к стенке шкафа между вонзившимся ножом и виском Колокатова. Потом осмотрел ладонь с двух сторон и, вытащив другой рукой нож, подтвердил: — Ну, точно! — И показал ладонь Щеткину. — Вот на столько надо брать вправо. У меня точный расчет, прямо по центру. Как раз на ладонь сбился прицел. Но мы сейчас поправим… — И он пошел обратно к двери.
Дмитрий Сергеевич почувствовал неожиданно, что под ним мокро, но опустить голову и посмотреть, что случилось, мешали растянутые в стороны руки.
Проходя мимо Щеткина, бугай — услышал, словно сквозь плотный туман Дмитрий, — сказал:
— Этот твой хрен, дружок подлючий, ничего тебе не скажет. Потому что он жадный. А еще потому, что он Юрку боится куда больше, чем меня. И зря. Вот, погляди, как я сейчас сработаю… — Он стал прицеливаться, и Колокатов понял, что шутки, кажется, кончились… И завопил:
— Да стойте же! Погодите!.. Какой Юрка?! Я не знаю, о ком речь! Объясните хоть! А-а-а! — Он увидел, каким-то совершенно непонятным ему образом, лезвие ножа, летевшего ему прямо в глаза…
Он еще попытался отклонить голову в сторону, но шея его не слушалась. Резко хрястнуло возле самого уха… Колокатов молчал, повесив голову. А когда открыл глаза, увидел снова сидящего перед ним на корточках Петьку, мерзавца.
— Где тот человек, с которым ты встречался сегодня?
— Что?… — Дмитрий не мог прийти в себя от страха. — Не знаю я ничего… не знаю… Какой человек?
— Которого ты назвал своим двоюродным братом. Ну?! — заорал Петр.
— Не знаю, про кого, ей-богу…
— Врешь, сука! — рявкнул нагнувшийся к нему бугай и, медленно вытащив нож, провел плоской стороной по его губам. — Говори, а то больше я не промажу. Прицел восстановился…
— Он… Он… — леденея от смертельного ужаса, попытался что-то выдавить из себя Колокатов.
— Что он тебе сказал?! Быстро! Где сегодня акция?! Ну?! Когда?! Ах, ты!
Не увидев, а только почувствовав движение воздуха от резкого замаха руки с ножом, Дмитрий заторопился, уже совершенно не чувствуя ни своего тела, ни языка:
— Он торопился… Больше ничего… Он мне ничего не говорил, клянусь!.. Только Цветкову…
— Слышь, мент? — обратился бугай к Щеткину. — А ведь прицел-то восстановился! Надо теперь попробовать с закрытыми глазами… Раньше получалось. Ты отойди, чтоб ненароком…
Он снова вернулся к двери и стал прицеливаться.
— Мент, голову убери в сторону!
Петр на корточках послушно передвинулся в сторону.
— Я только отход ему организовал… — заторопился Колокатов, уже не понимая, что говорит, его просто несло. — Документы ему… аппаратуру… Корочки у него наши, официальные… Это — все… — Он уронил голову.
— Где будет операция?! — закричал Щеткин и хлестнул Дмитрия ладонью по щеке. — Ну?! Кто тебе с транспортом помогал?!
— А-а-а! — выкрикнул бугай, делая резкое движение и будто бросая нож.
Колокатов понял, что он уже умер, но новый удар по лицу и крик: «Отвечай!» — вернули его к жизни. И не открывая больше глаз, он слабо выдавил из себя:
— В клубе… детском… на Владимирской… В Перово…
— Когда?! — Очередной удар по щеке заставил его открыть глаза. Он увидел перед самым носом лезвие ножа.
— Когда, я спрашиваю?!
И Колокатов уже не почувствовал, а услышал удар по своей щеке.
— Сегодня, — одними губами выдохнул он.
— Во сколько?!
— Не знаю… Скоро… Сейчас…
— Спекся, — сказал Плетнев. — Звони в прокуратуру, а я на машине — туда!
— Я с тобой! Но он не ответил, кто ему транспорт обеспечил!
— Ты что, ненормальный?! — заорал уже на Щеткина Плетнев. — Какой, к черту, транспорт?! Потом будете «колоть»! Время кончается!
— Ладно, пусть здесь пока валяется… Успеем еще… Бежим!
Грозов ехал в Перово. Аня, сидя на заднем сиденье, слушала песню, тихо подпевая ей. Юрий слов не различал, но по выражению лица девушки понимал, что она поставила дешевенькую, сентиментальную песенку про ангелов. Из нескольких, предложенных ей «дядей Юрочкой», почему-то именноэта понравилась больше остальных. Он уже отмечал, что в зомбированном состоянии девушки эти «ангелы» наиболее точно ложились на ее настроение, успокаивали и в то же время помогали ей сосредоточиться. Чуть позже музыкальный фон этой песенки, записанной на лазерном диске бесчисленное количество раз, будет способствовать восприятию тех команд, которые он станет отдавать Ане спокойным, умиротворенным голосом, приглашая ее охотно, а главное, послушно исполнять его задание, крепко вбитое в ее сознание, и не отступать ни на шаг от каждой очередной команды. Повелевать чужим сознанием — это все-таки здорово…
Он смотрел на нее в зеркальце заднего обзора и даже слегка удивлялся тому, что, зная теперь наперед каждый ее шаг, каждое движение руки, каждый поворот тела, каждое слово, которое она произнесет, видя перед собой воочию — чего уж теперь-то стесняться, когда подготовка закончена? — малопривлекательное зрелище того, что произойдет, он, тем не менее, не испытывал к девушке, с которой в последние дни охотно спал, ни малейшего душевного тепла, ни сожаления. Вот, все-таки, что такое настоящий профессионализм… А это? Отработанный продукт жизнедеятельности, так можно было ее уже назвать…
Он смотрел на Аню и улыбался. И улыбка его казалась девушке ласковой, доброй и обещающей.
Время, которое он выбрал для начала проведения акции, было им выверено таким образом, чтобы Аня не появилась на празднике ни минутой раньше необходимого — ибо тогда ее появление станет сразу заметным, — ни позже, когда действо начнется и каждая новая фигура станет привлекать к себе внимание. А сейчас идут редкие первые родители, ведут детей. У некоторых из них дети уже давно в Доме культуры, куда пришли прямо из школы. И Аня, со своей спортивной фигуркой, сейчас вполне сходит за старшую сестричку любой малолетки. И, значит, своя.
Девушка вышла из машины, обернулась к нему и улыбнулась. Он посмотрел на нее в последний раз и решил, что не ошибся в выборе кандидатки: тело — девичье, замашки почти взрослой, а взгляд — типичного домашнего ребенка. Идеальный вариант…
— Ты пошла, — с ласковой улыбкой сказал он ей тихо уже в микрофон, не опуская стекла. Она услышала в своих наушниках и кивнула. — До встречи. Это будет скоро. А я все время буду рядом с тобой. Ты будешь слышать каждое мое слово. Иди, я люблю тебя.
Аня еще раз кивнула, поправила рюкзачок за спиной и пошла по направлению к школе. Грозов тут же отъехал в сторону, развернулся и вырулил к промзоне, обнесенной оградой из бетонных плит, кое-где отсутствующих. Проехав по замусоренному проулку, он подогнал машину к обычной для уличных окраин свалке бытового мусора. Здесь он ее и бросил, загнав между двумя разросшимися кустами серой от пыли, так, видно, никогда и не расцветавшей сирени. Другая его машина находилась далеко впереди, напротив автозаправочного комплекса, почти у выезда на шоссе Энтузиастов. Из той машины — он проверил — был хорошо виден Дом культуры, а следовательно, ему удастся на значительном удалении от места акции понаблюдать за ее результатом. И еще две машины он поставил сам: одну — возле госпиталя в Лефортове, а вторую — у последнего на сегодня своего пристанища, опустевшего ввиду ухода Ани.
