куцые, почерневшие останки, прибитые весенним дождем, начнется расследование. В отчете будет сказано, что, хотя обширные повреждения не позволяют быть до конца уверенными, многочисленные улики указывают на утечку в центральном конденсационном насосе станции (том самом, годом ранее вызвавшем возгорание на терминале в Аугсберге, штат Пенсильвания, и двумя годами ранее в Берри-Хилл, Австралия). Все три объекта находились в собственности и содержались одним и тем же подрядчиком, так что никого бы это особенно не удивило.
Зато на этот раз, в отличие от Берри-Хилл (я видел фотографии последствий той катастрофы, и эти обожженные, истошно вопящие лица будут вторгаться в мои сны в течение долгих недель), никто не пострадал. Пожар разгорелся в половине третьего ночи, станция была полностью автоматизирована, оперативные поиски двух дежурных охранников закончились в баре по дороге в Дурмсли, где они запивали стресс от того, что чуть не пострадали при взрыве.
На этот раз им повезло.
Когда Белла повернулась ко мне, в ее слезах отражалось пламя.
— Мне так жаль, Пит, — сказала она.
— Все хорошо, Бел, — ответил я.
Я обхватил себя руками, хотя от пламени шел сильный жар, и пожалел, что нет никакой возможности избавиться от запаха бензина, которым пропиталась моя одежда. Я приложил руку ко лбу. Пальцы были красными: сегодня я до крови расковырял засохшую ранку. Я боялся, что где-то мог оставить свою ДНК, но для этого и был устроен пожар. Да и потом, было уже слишком поздно.
— Все непременно будет хорошо.
СЕЙЧАС
— И в довершение всего, я не мог не оказаться… в чулане.
— Что? — шипит Ингрид.
— Ничего, — шиплю в ответ.
Шипение отчасти вынужденное, чтобы не выдать своего присутствия, но в основном из-за тесноты помещения. Наши губы слишком близко к ушам друг друга, а значит, если мы будем говорить громче, чем шепотом, наши барабанные перепонки могут серьезно пострадать.
Слишком близко друг к другу не только наши лица. Ингрид интересными частями тела прижата к моим частям тела таким образом, что я как никогда остро осознаю эволюционно-биологическую функцию всех этих частей, что могло бы быть куда более волнующе, застрянь мы в чулане котельной по более приятным причинам (это, кстати, мой четвертый шкаф за последние сутки, а вы же знаете, как я люблю все считать).
Вот только наши причины отнюдь нельзя назвать приятными. Мало приятного в том, что мы вынуждены спасать собственные шкуры, но я беспокоюсь, что кровь, прилившая к моей… кхм… той самой части, не чувствует разницы. Особенно если учесть, что прошло ровно девятнадцать часов и сорок три минуты с того момента, как мы стащили с себя нашу порванную и окровавленную одежду, и Ингрид посмотрела на меня, и улыбнулась, и…
Тревожные подвижки в районе брюк предупреждают: Не. Думай. Об. Этом.
Лучше подумать о том, как мы здесь оказались. Подумать о том, что нам предстоит сделать. Ведь в этом плане столько элементов, столько гаечек и шестеренок, больших зубастых шестеренок, которые запросто перемелют тебя, так что не отвлекайся, Питти.
Не отвлекайся.
Прошлая ночь. Мы уже почти вышли из рощи, когда я дернул Ингрид назад. Она потеряла равновесие и растянулась в листве.
— Пит, какого черта?
— Подожди минутку, — выпалил я. Между стволами деревьев просматривалась дорога. В оранжевом свете уличных фонарей она выглядела пустынной, а одноквартирные домики на другой стороне дороги выглядели аккуратными и тихими, как кукольные домики. — Они оставили брешь в кордоне.
— Да, я в курсе. Туда мы и направляемся.
— Разве они не должны догадаться, что именно так мы и поступим? Если они поймают Бел, а нас с ней не окажется, они сразу могут предположить, что это наш путь к отступлению.
Слова Фрэнки, сказанные раньше в этот бесконечный день, всплыли на поверхность моей памяти, как мины на воде. Пятьсот тысяч камер видеонаблюдения по всему городу… Можно было догадаться, что у 57 был доступ к ним ко всем. Я представил себе, как весь Лондон оказывается захвачен в их поле зрения, словно невидимой сетью, ради того, чтобы заманить нас в ловушку. Нам ни за что не спрятаться от всех. Два изможденных подростка в крови, которые шляются по улицам Южного Лондона, потому что им некуда податься и негде спрятаться: 57 выйдут на нас в два счета.
— У тебя есть идея получше? — спросила Ингрид. — Мы не можем остаться здесь.
Я оглянулся на внушительное здание родной школы на фоне ночного неба и почти мог услышать прошлого себя, который истерически хохочет над этой идеей. Однако в настоящий момент я не мог придумать другого места, которое можно было хотя бы с натяжкой назвать дружественной территорией.
— А знаешь что? Можем и остаться.
Это было дерзкое отступление. На то, чтобы добежать до опушки леса, ушло меньше трех минут; на обратный путь ушло почти сорок пять — так мы остерегались выдать себя случайным камушком или сухой веткой.
Темнота будто целую вечность балансировала на грани сумерек, а затем внезапно опустилась на землю. Лес превратился в непроглядное сплетение теней. Мы прислушивались к тихим лесным звукам, шороху зверей, любопытному щебету птиц. Вдалеке раздались два душераздирающих хлопка, которые вполне могли оказаться выстрелами, потом еще два, потом еще один чуть поодаль, и неясные крики, после чего перестрелка закончилась. Я утешал себя воспоминанием об ухмылке Бел, о ее жестокой невозмутимости. С ней все будет в порядке. С ней все должно быть в порядке. Я посмотрел на часы: было 8:20 вечера.
— Идем, — сказал я, когда звуки стихли. — В здание, пока они не вернулись.
В школе была установлена сигнализация, но агенты 57 вломились туда, разыскивая Бел, и, скорее всего, отключили ее. Там были и камеры, но их я давным-давно научился избегать. Мы осторожно закрывали за собой двери и внимательно прислушивались к шагам на случай, если агенты решат осмотреть школу еще раз, но минуты шли, а никто не появлялся. Если повезет, они вышли по нашему следу к самой опушке и решили, что мы побежали в том направлении.
Первой остановкой стал склад школьного магазина. Наша кожа и одежда были покрыты зловонной пленкой крови и нервного пота, больше всего походя на прикид постапокалиптического мясника, — такой наряд вряд ли остался бы незамеченным завтра на улице. Мы прихватили оттуда форму, шарфы и куртки и потащили украденное добро в раздевалку для мальчиков.
Не говоря ни слова, Ингрид начала снимать с себя одежду. Мне потребовалось полторы секунды (окровавленная рубашка шлепнулась на пол), чтобы понять, что происходит,
