— Денис! — простонала Катя, сжимая в кулаки мой пиджак.
— Зараза, сдерживай меня, я так боюсь сделать больно, навредить, — прошептал, покусывая её шею, сжимая грудь.
— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Я хочу, чтобы ты любил меня, как умеешь только ты.
Твою ж… Весь контроль к чертям, когда она так говорит, чуть хрипловатым, томным голосом.
— Как снимается это платье? — спросил я.
Хочу прикоснуться к любимой, эта невыносимая потребность съедает изнутри.
— На спине пуговицы, — любимая повернулась ко мне спиной, и я застонал от отчаянья.
Они были такие мелкие, с маленькую горошину, и спускались до поясницы.
— Не знаю, кто это придумал, но он знает толк в пытках.
Любимая засмеялась, а я пытался быстрее расстёгивать пуговицы, но моё терпение быстро закончилось.
— Родная, тебе нравится это платье? — спросил я, разрывая все остальные пуговицы.
— Зачем спрашивал? — хмыкнула, я не почувствовал, что она расстроилась.
— Я куплю тебе новое, — пробормотал, снимая платье с заразы.
— Не нужно, — ответила и повернулась ко мне, чтобы выбить весь воздух из лёгких.
То, что надето на Заразе, должно запрещаться законом. Белое кружево, больше показывающее, чем скрывающее. Но больше всего меня будоражил маленький животик, в котором рос наш малыш.
Я сходил с ума и в ту же секунду был растерян. Так боюсь причинить ей боль. И так каждый раз перед занятием любовью. Любимая улыбнулась и подошла ближе, сняла с меня пиджак, расстегнула рубашку, провела по груди ладонями, заставляя моё сердце биться чаще. Расстегнула ремень, провела по восставшей плоти.
— Ты у меня такой большой, — мурлыкнула и потёрлась об меня, словно кошка.
Довела.
Сжал в кулак её волосы, поцеловал с яростью оголодавшего мужчины. Подхватил на руки и понёс к постели, где сразу же избавил её от соблазнительного белья.
— Ты снова их порвал, — простонала любимая, когда я спустился ниже и поцеловал свою женщину там, где она была уже влажная, горячая и очень чувствительная.
Я безжалостно подводил её к оргазму и останавливался, мой язык замедлял свои движения, не притрагивался к опухшему клитору, который только и ждал прикосновения, чтобы взорваться.
— Денис, — умоляла зараза.
Но я хотел довести её до безумия. И довёл!
Она металась по постели, сжимала мои волосы и прижимала ближе к себе. Мне так это нравилось: её несдержанность, её проявляющийся голод без какого-либо стеснения. Она так просила, что я не мог отказать и всосал клитор, даря ей первый оргазм за эту ночь.
— А-а-а-а-а! — закричала Зараза, выгибаясь дугой.
Я смотрел, как она тонет в удовольствии, как судороги проходят по всему телу, как она закусывает свою губу. Это то, что навсегда останется в моей памяти.
— Денис, иди ко мне.
Разделся и лёг рядом, чтобы поцеловать, поделиться вкусом.
— Ты такая вкусная, — звучит банально, но это правда.
— Хочу тебя, — её заводит вкус на моих губах, я знаю все о её похоти.
— Испорченная девочка, — покусывал шею, грудь, — ненасытная.
— Денис, пожалуйста.
Я сам еле сдерживался, ещё она так просит. Верёвки из меня крутит, женщина.
Лёг на бок и приподнял одну ножку любимой, чтобы мне было удобней устроиться напротив её входа. После того, как начал расти живот, я не позволяю себе быть сверху. Боюсь потеряться в ощущениях и придавить заразу.
— Денис, — снова этот нетерпеливый тон.
Провёл по входу, подразнил, дал почувствовать, немного вошёл и вышел.
— Изверг.
Может быть.
Мне так нравится растягивать это. Чувствовать, как она вся дрожит от нетерпения, слышать её прерывистое дыхание, ощущать, как ногти впиваются мне в руку. Довожу её до грани, когда она начинает рычать, требовать, вхожу и ловлю её крик губами.
Любимая изгибается, чтобы отвечать мне на поцелуй, но я отстраняюсь, потому что это сковывает мои движения, не даёт двигаться, так чтобы нам обоим было хорошо. Зараза понимает и перестаёт изгибаться, ложится на подушку и закусывает свою губу.
Нет, дорогая, я хочу тебя слышать! Толчок, и у Заразы вырывается громкий стон. Да-а-а! Мне мало. Хочу ещё. Больше криков, стонов. Быстро. Медленно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Любимая стонет, ей хорошо, а мне ещё лучше. Её удовольствие приносит мне намного больше удовлетворения. Замираю в ней, поглаживаю маленький комочек.
— Ох!
Медленно выхожу, продолжаю поглаживать, подводить. Чувствую, как Катя напрягается, лёгкое поглаживание и резкий толчок доводят Катю до пика. Пока любимая содрогается, не сдерживаюсь и ускоряюсь. Чувствую, как сжимается лоно, кайфую, сжимаю попку Заразы и кончаю, громко и с чувством.
— Да-а-а-а-а!
В глазах мелькают звезды. Сжимаю любимую в объятьях, целую в шею. Потные, удовлетворённые, счастливые, и так будет всегда. Каждую ночь, каждый день, всю жизнь я буду любить, и ценить свою Заразу.
— Люблю тебя, — любимая прижимается ко мне и нежится в моих объятиях.
— И я тебя, родная, очень люблю.
Роды
— Вы уверены, что не хотите, чтобы ваш муж присутствовал при родах?
— Уверена! — у меня вырывается крик.
Да когда они перестанут меня спрашивать?! Лучше бы роды принимали. — Любимая, — неуверенно говорит Денис.
— Брюнетик, подойди, — тихо говорю я, отдыхая от схваток.
Любимый наклоняется ко мне, и меня накрывает схватка. Хватаю его за рубашку и притягиваю ближе.
— Следи за отцом! А мне дай спокойно родить, а не переживать о том, что ты грохнешься в обморок, — сквозь зубы сказала я и отпустила мужа.
Его как ветром сдуло. Отлично, теперь можно и поорать. Крик, вроде как, помогает от боли. Но все же хоть какая-то отдушина. В родовую, наконец, не спеша зашёл врач.
— Как она?
— Скоро родит.
Врач подошёл ко мне и посмотрел под подол рубахи.
— Ну вот время и подошло, — проговорил он. — А теперь внимательно слушаем, что я буду говорить, поняла? — наконец-то.
— Да, — прорычала я, сжимая поручни.
После трёх мучительных часов у меня не осталось сил.
— Дуйся!
— Не могу, — плачу я.
Врач подходит, сжимает мою руку и кричит.
— Я сказал, ДУЙСЯ! — и орёт вместе со мной, когда я выполняю его требование.
Сквозь туман в голове чувствую невероятное облегчение, а потом слышу громкий крик ребёнка. Слезы облегчения и счастья.
Мне положили на грудь мою маленькую морщинистую дочь. Боже мой, какая она сине-фиолетовая и тёплая. Любуюсь дочерью, и в моей груди просыпается и расцветает чувство безграничной любви.
Не успеваю насладиться этим чувством, как дочь забирают, а меня перевозят в палату. Устало закрываю глаза, как в палату залетает бледный Денис.
Ох, что-то мне совершенно не нравятся частные клиники.
— Родная, как ты?
— Все живы?
— Да, Иван немного перенервничал.
— Он обещал доктору пулю между глаз, если он не придёт принимать у меня роды, — хмыкнула я.
— Доктор этого не слышал.
— Другие слышали.
Денис хотел ответить, как в палату принесли нашу дочь. Он, как заворожённый, смотрел, как её переложили в кроватку. Пока мне давали рекомендации по уходу за малышкой, Денис подошёл к дочери.
— Она такая крохотная, — прошептал он, когда мы остались одни.
— Ощущалась она не очень маленькой, — хмыкнула я.
— Я так рад, что с вами обеими все в порядке.
— Всё хорошо, пора бы тебе успокоиться.
— Это точно. Я теперь не уверен, что хочу троих.
— Сколько?
— Родная, не нервничай, тебе нельзя.
— Как это «не нервничай»? Хочешь троих? Рожай сам. Максимум — я приеду сюда ещё раз, ты меня понял?
— Конечно, любимая, — поцеловал мне руку. — Поспи, я разбужу тебя, когда она проснётся.
Эпилог
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— МАМА! ПАПА! — раздаётся топот детских ножек.
— Они сейчас влетят в спальню, нужно одеваться, — раздаётся приглушённый голос из-под одеяла.
— Где мои трусики? Ты снова их порвал? — раздаётся возмущённый голос Кати, в ответ ей тихо смеётся Денис.
