Драконоборцу понадобилось напрячь все свои силы, чтобы вернуть контроль над жезлом. Он уже был готов отправить его в новый стремительный полет — но в этот момент смыкающиеся соляные плиты выдавили последний воздух из его легких. Драконоборец понял, что проиграл и умирает за секунду до того, как лопнул его череп.
Свод пещеры был так высоко, что терялся в клубящейся тьме. Причудливые сталактиты, похожие на огромные бивни древних мамонтов в свете многочисленных магических факелов, казалось, росли прямо из воздуха. В центре пещеры, на большом плоском отполированном камне, лежало обнаженное тело мужчины. Его грудь была раскурочена; торчали обломки ребер и грудины, но следов крови нигде не было видно, будто бы тело только что тщательно вымыли. Несмотря на боль, которую погибший, очевидно, переживал в последние мгновения своей жизни, его красивое лицо было удивительно спокойным и умиротворенным.
Где-то в стороне — там, где тени становились слишком густыми, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, послышался легкий плеск. Спустя секунду в колеблющееся пятно света от факела вышла обнаженная женщина. В руках она держала влажный белый саван, с которого на холодный камень с легким шуршащим звуком падали капли воды. Маленькие темные соски на ее полных грудях были напряжены от холода. На среднем пальце ее левой руки горела маленькая голубая искорка, отсветы которой удивительным образом играли в ее хрустальных глазах. Можно было подумать, что женщина плачет — но ее глаза были сухими и отстраненными.
Она подошла к плоскому камню, и накрыла саваном ноги мужчины. Потом подошла к изголовью, наклонилась, и поцеловала мертвеца в губы. После чего расправила саван, и укрыла бездыханное тело полностью. Участок тяжелой, влажной материи тут же порозовел в том месте, где была зияющая рана на груди. Женщина постояла секунду, глядя невидящим взглядом на саван, потом решительно развернулась, и направилась к одной из стен пещеры, где, скрытый переплетением толстых сталагмитов, находился лаз.
Ее встретил человек в черном плаще и маске, которая полностью закрывала глаза. В руке человек держал толстое махровое полотенце. Ориентируясь на звук шагов, он развернул его, готовясь укутать, очевидно, замерзшую женщину.
— Прошу, моя королева, — сказал он.
— Благодарю, Джосс, — ответила Анна, — ты очень любезен.
— Я позволил себе распорядится приготовить теплую ванну в ваших покоях.
— Не стоило беспокоится, — сказала Анна, вздохнув, — помни, ты — больше не адъютант, и твои официальные полномочия Верховного Чрезвычайного главнокомандующего с тебя никто не снимал.
— Когда все это закончится, я бы хотел вернуться к обязанностям вашего адъютанта, моя королева.
— Некоторые изменения необратимы, — вздохнула королева, — мы не можем повернуть время вспять, увы…
— Я слышал, что Вы — сильный стихийный маг воды, — Джосс набрался храбрости для откровенного разговора, — ведь есть же ритуалы высшей некромантии, которые бы…
— Т-с-с-с! — Анна приложила большой палец ко рту, — тихо. Некоторые вещи лучше не произносить вслух. А кое-кому, излишне болтливому, передай, что… — Она неожиданно запнулась, и махнула рукой, — а, какое это имеет значение. Ничего не передавай. Проводи меня в покои. Пожалуйста. Эти подземелья сводят меня с ума.
Анна закуталась в полотенце, надела стоящие тут же мягкие шлепанцы, и они двинулись по узкому лазу, в сторону жилых помещений подземелья.
— Некроманты были бы почетными, уважаемыми и крайне богатыми членами общества, если бы любого человека можно было бы просто так воскресить к жизни, и подарить ему полноценный второй шанс, — сказала она тихо, когда последний отблеск факелов из пещеры исчез. Теперь их путь освещало только крохотный синий огонек на ее кольце, — как думаешь, почему это не так?
— По правде говоря, я всегда считал, что образ злобного некроманта — злодея был искусственно сконструирован другими магами. Они же создали многочисленные препятствия этой практике. Потому что очень уж это лакомый кусок — умение воскрешать. Ради того, чтобы задавить такого конкурента, можно и объединиться, и внедрить в общественное сознание любые мифы, — ответил Джосс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Отчасти это действительно так, — вздохнула королева, — но главная причина все же в особенности процесса воскрешения. У погибшего должна быть четкая причина и цель, чтобы снова жить. Это во-первых. А во-вторых — сразу, как только эта цель достигнута — он снова должен уйти… Если эти условия не выполняются — обряды высшей некромантии порождают чудовищ.
— Я… я не знал этого, моя королева.
— Не удивительно, — ответила Анна, — все, что касается высшей некромантии под строжайшим запретом. В том числе и такие поверхностные сведения, — она снова вздохнула, — и это правильно… ты не представляешь себе, не можешь представить всю силу этого соблазна… Но я твердо знаю: Питер выполнил свой долг до конца, и больше никому и ничего не должен. Его нельзя воскресить.
— Я был уверен, что вытяжка из сердца снарка сработает, — с болью в голосе проговорил Джосс, — это всегда срабатывало, и старший Блум говорил…
— Тс-с-с… — Королева снова приложила палец с губам, — не стоит вести такие разговоры, — проговорила она шепотом, — не мучай ни себя, ни меня. Жезл не дал подействовать этой панацее. Эта мерзкая штуковина запустила в его тело энергетические щупальца, и продолжала сосать жизнь, даже когда мы ее удалили. А я заметила это слишком поздно…
Джосс послушно замолчал.
— Если хочешь немного мне помочь, раздели со мной одну ношу, — через несколько минут королева снова прервала молчание.
— Все, что угодно, ваше величество! — С готовностью отозвался Джосс.
— Очень скоро мне предстоит воскресить троих совершенно незнакомых мне людей, — сказала Анна ровным шепотом.
— Ох… — выдохнул Джосс, — я… мне…
— Т-с-с! — Анна в третий раз приложила палец к губам, — мне не нужны слова. Мне достаточно, что рядом есть человек, который может понять, как мне тяжело…
В этот момент ее глаза подернулись дымкой, из них сплошным потоком полились давно сдерживаемые слезы. Но Джосс этого не видел. Маленький синий огонек был больше не в состоянии хоть как-то справиться с захлестнувшей пещеру тьмой.
С того самого момента, как Джосс увидел королеву — бледную, в растрёпанном платье, испачканном чужой кровью, но с каменной решимостью в глазах — он ждал только одного: официального объявления о восстановлении власти в стране. Сложно передать глубину его разочарования, когда выяснилось, что Анна вовсе не собирается делать такое объявление. Более того: она намерена в ближайшее время снова покинуть королевство, которое едва перенесло первый удар врагов. «Я верю в наш народ, и верю тебе лично, — говорила она, — верю, что вы сможете выстоять. Но я должна уйти. Мне пока сложно все объяснить — но и ты поверь, это уже не мое личное дело. Да, я нашла наследника. Но вместе с ним я обнаружила страшную угрозу всем нам. Мой долг устранить ее». И все. Никаких больше объяснений. Кроме приказа-просьбы создать новый, строжайший периметр безопасности не менее десяти километров в диаметре вокруг Оракула. Он еще успел подумать — откуда ей известно, что Оракул уцелел во время атаки на Замок на Горе? Но не стал ничего спрашивать, справедливо полагая, что ответа не последует.
Он долго не мог понять — почему королева отдает так много почестей своему бывшему охраннику? Да, вероятно, он спас ей жизнь во время ее загадочного путешествия в костный мир. Возможно, даже не один раз. Но это была его работа, в конце концов. Чем же он удостоился ритуала личного омовения? И почему она избрала для него такой необычный ритуал прощания, не ограничившись стандартными государственными похоронами? Даже после того странного разговора в пещере, после омовения, он так и не понял.
И вот теперь, когда они стояли на берегу, возле недавно возведенного деревянного пирса, к которому был пришвартован шлюп, доверху нагруженный горючим материалом, до него вдруг дошло. Анна и Питер были близки. Она не просто отдавала дань уважения преданному рыцарю, она прощалась с любимым человеком. Джосс поймал взгляд, которым она смотрела на белый саван, обвязанный грубыми веревками, покоящийся на ложе из пропитанных горючей смолой бревен и соломы. От этого взгляда останавливалось дыхание и замирало сердце; в этом мгновении было столько тоски, что, казалось, ткань реальности порвется, не выдержав давления, а мир предстанет тем, чем он и является на самом деле — картонной иллюзией, которую оживляют лишь только живые флюиды сердец…
