— Вроде нормально.
— Сзади небольшой черный дымок, — как можно мягче предупредил Денисюк, но в голосе его прозвучала плохо скрываемая тревога.
— Тогда я заберусь повыше на всякий случай.
Копытин быстро наклонился к представителю моторостроительного завода.
— Ничего страшного, эти движки всегда коптят, — успокоил его тот, — такая у них особенность.
— Надо предупредить летчиков.
Самолет походил, походил по большому кругу и сел. Машину стали готовить на потолок.
Балкон скоро опустел, начальники разъехались по своим рабочим местам, и на ЛИС от былой торжественности не осталось и следа, теперь здесь властвовала обычная рабочая деловитость.
Русаков вернулся из второго, высотного, полета заметно возбужденный и, как был в скафандре, в гермошлеме, с шумом ворвался в кабинет Вострикова.
— Вы с ума посходили! — закричал он прямо с порога. — Как вы отрегулировали конус воздухозаборника? Хотели движок в помпаж[9] вогнать? — Двигателисты принялись было что-то объяснять, но он нетерпеливо потребовал: — Карандаш!
Он набросал формулу, рядом нарисовал график, отодвинул от себя исписанный листок.
— Полюбуйтесь, если не верите! Дайте кто поперханочку!
Несколько рук потянулись к нему с сигаретами. Русаков затянулся, поймал на себе встревоженный взгляд Аргунова.
— Мне ведь на разгон не идти, — тихо произнес Андрей.
— Я понимаю тебя, но пойми и ты меня…
Инженеры возвратились с кислыми физиономиями.
— Валерий Константинович, вы правы, мы не учли…
— Ладно, — перебил их Русаков, — регулируйте.
Назавтра первым вылетел Аргунов. Вторым выпустили Струева. Следом Суматохина и Волобуева. Русаков ни во что не вмешивался, но цепко присматривался, не упустил ли чего старший летчик-испытатель, и готов был в любой момент прийти на помощь.
Почти все подопечные Аргунова в этот день побывали в небе.
Не повезло лишь Волчку. Он должен был вылететь последним, но двигатель неожиданно дал резкий заброс температуры, и Аргунов, следивший за процессом запуска, категорически скомандовал:
— Выключай!
Самолет отбускировали на газовочную площадку, и им занялись двигателисты, а Волчок, чуть не плача от досады, хмуро раздевался в гардеробной.
— Не унывай, что за беда, завтра вылетишь, — утешал как мог Аргунов.
Волчок едва дождался следующего дня — настолько острым было его нетерпение. Товарищи снисходительно посмеивались над ним, а когда, сияющий и счастливый, возвратился он из полета, поздравили с успехом. Особенно долго жал ему руку Русаков и, отозвав в сторонку, сказал:
— Узнаю, тезка, в тебе свою молодость.
— Вы, по-моему, и теперь не стары, Валерий Константинович, — ответил Волчок.
— Не говори, раньше я был, как живчик. Вчера мне просто было жаль на тебя смотреть: ты весь испереживался. Это хорошо, что так свое дело любишь.
— А кто летать не любит?! — возразил Волчок. — Вот и Аргунов, и Струев!
— Струев? — думая о чем-то своем, переспросил Русаков и неожиданно спросил: — А он разве от вас не уходит?
Волчок удивился:
— Куда уходит?
— Не знаю. Может, мне так показалось, — сказал Русаков. — Вчера заваливается ко мне в гостиницу и спрашивает: как, дескать, у вас на фирме со штатами? Нельзя ли?.. «Да испытателей, — говорю, — хватает… Особенно тех, кто испытывает нужду в городской прописке…»
— Ну нет, Струев не такой! — вскинулся Волчок.
— А какой?
— Пилот экстра-класс!
— О, да ты, вижу, влюблен в него?
Они сидели в летном зале одни, и никто не мешал им вести неторопливую беседу.
— Валерий Константинович, разрешите спросить?
— Разрешаю, — улыбнулся Русаков.
— За что вы получили звание Героя Советского Союза?
— За лихость.
— Ну уж, не говорите! За лихость обычно наказывают. Меня, например, от полетов уже отстраняли. Вам же — звезда.
— Эх ты, — сказал Русаков, — у меня ведь много разного бывало, всего и не упомнишь! Трижды на вынужденную садился, два раза катапультировался. Вел тему «Инерционное самовращение на сверхзвуковом истребителе». В курсе, что это такое?
— Только теоретически. Интенсивное вращение машины вокруг трех осей на больших числах «м».
— Можно и так сформулировать, — согласился Русаков, — а сущность одна. У меня тогда от перегрузок в глазах сосудики полопались. Думал, ослепну. Там, понимаешь, перегрузки знакопеременные: то положительные, то резко отрицательные. Садился, как вслепую. Э, да что там! Ты бы лучше у Аргунова расспросил: у него столько бывало разного!
— Все мы летчики.
— Все? Ну, не скажи… Иная курочка яичко снесет, а раскудахтается на весь белый свет. Андрей же молчун, у него лишнего слова за рубль не выпросишь, но испытатель — каких мало. Ты приглядись к нему получше. Верный человек. Настоящий товарищ. Так что тебе, я считаю, повезло с шеф-пилотом… А это очень важно, особенно в молодости.
В дверях — легок на помине — показался Аргунов.
— Валерий, который Александрович, — тебе пора на вылет, — сказал он.
В другое время Волчок сломя голову кинулся бы за шлемофоном, но теперь он почему-то медлил. Русаков поднялся:
— Иди, тебя самолет ждет. Да и мне пора.
— Как? Вы разве улетаете?
— Моя работа закончена.
— Но ведь мы… мы сегодня у меня собираемся, хотим отметить первый вылет…
— Знаю, мне Андрей говорил.
— Останьтесь, Валерий Константинович! — Волчок умоляюще глядел на него.
— Не могу, тезка, не могу. На фирме много работы накопилось. Бывай. Новых стартов тебе и… гладкого аэродрома!
— Как же так? — Волчок, не скрывая досады, поплелся было за Русаковым, но тот остановился в дверях, как будто что забыл, и, продолжая прерванный разговор, с улыбкой сказал:
— Держись Аргунова!
— О чем это вы? — спросил Андрей, когда Волчок вышел.
— Да так, учил молодого да раннего уму-разуму. Ты сам-то как? Все тянешь, как та рабочая лошадь?
— Тяну.
— Эх, Андрей, Андрей, быть бы тебе уже давно на фирме… заслуженным летчиком-испытателем… А ты…
— Каждому свое…
— Самолюбия тебе не хватает, вот что я тебе скажу, — продолжал Русаков. — Довольствуешься малым.
Ему припомнилось, с каким трудом удалось вытащить Аргунова в центр для сдачи экзаменов на первый класс. Он буквально в каждом письме донимал Андрея одним и тем же вопросом: когда приедешь сдавать на первый испытательский класс? Пока, мол, я член квалификационной комиссии, все же какая-то поблажка будет. Дополнительный вопросик подкину попроще.
