— Сговорились, да?
— Проницательная у тебя, Валера, жена! — пробасил Андрей. — А может, ты проболтался?
— Да вы что?! — возмутился Волчок.
— Жулик! — догадалась Оксана.
— Не сердись на него, Оксанушка, — смеясь, вступился за Волчка Андрей. — У нас событие! Мы все вылетели на новом самолете. Такое дело грех не отметить.
— Что вы, разве я против? Только почему он не предупредил? Застали врасплох.
Оксана убежала переодеваться.
Потом женщины уединились на кухне, готовя закуски, а мужчины вышли на балкон покурить, поговорить о делах.
— Что-то Струева долго нет, — сказал Волчок.
— И Суматохины задерживаются, — взглянул на часы Аргунов.
— Федя с Полиной сейчас подойдут, — успокоил всех Волобуев. — Он мне звонил.
— Жаль, Русаков улетел, — вздохнул Волчок.
— Ты же знаешь, его срочно вызвали на фирму, новую машину поднимать, — сказал Андрей.
— Говорят, Струев на фирму генерального перебирается? — спросил Волобуев.
— Не знаю, не слыхал, — солгал Волчок. — Враки, наверное. А если и перебирается, что в том плохого?
— Да ничего плохого нет, только зачем же обходными путями? И от нас скрывает. Боится, что ему кто-нибудь дорогу перебежит? Не по-товарищески это — тайком от друзей.
— А почему вы сейчас об этом говорите? — вскипел Волчок. — Вот он придет, ему и скажите.
— А что? Думаешь, не скажу? Но и тебе не мешает зарубить на носу, а то ты в последнее время больно с ним носишься: Струев, Струев.
— Напрасно вы так, Георгий Маркович, — обиделся за товарища Волчок, — человек как человек…
Струев появился, когда все уже сели за стол.
Женщины стали наперебой ухаживать за единственным в компании холостяком: кто подкладывал в его тарелку ломтик телятины, кто — кусочек сала, кто — маринованных грибочков.
Струев великодушно позволял женщинам ухаживать за собой.
Андрей тайком поглядывал на Струева: неужели и правда задумал перебраться в центр? А как же завод? Ведь и так испытателей не хватает. Работы прибавилось. Особенно теперь, когда начали выпуск нового самолета. Теперь уйти — все равно что предать. Предать дело. Предать друзей. Хотя какие у него друзья! Всех сторонится. Вот разве что с Волчком сдружился… А этого как раз Андрею и не хотелось: жаль было Валеру…
Струев первым поднялся из-за стола и занялся магнитофоном.
— Хор-роший сегодня денек! — все восторгался Волчок. — Такую технику оседлали! Просто приятно вспомнить!
— Самолет что надо, — поддержал его Суматохин, щуря от дыма глаза.
— Суперсамолет! — вскричал Волчок. — Двигун — зверь! Набор на форсаже — почти с вертикальным углом!
— Валера, ты, по-моему, излишне эмоционален, — пытался урезонить его Андрей. — Слов нет, техника могучая, но лидерные испытания только начались… И кумир твой, Лев Сергеевич, не в восторге, говорят, в центр даже решил сбежать от нашего нового суперсамолета.
Струев не отреагировал на реплику, промолчал.
— Мужчины, вы опять за свои полеты? — возмутилась Лариса. — А ну марш танцевать!
Суматохин и Волобуев вышли на круг со своими женами. Лариса подхватила Струева.
К Аргунову подскочила Оксана:
— Прошу вас.
Волчок, довольный и благодушный, как индийский божок, сидел на диване, по-домашнему поджав под себя ноги, и плавно взмахивал руками в такт музыке. Он чувствовал сегодня необыкновенный прилив счастья, ведь это так здорово — ощущать, что ты свой, нужный, полезный человек, что самолет, который так и хочется назвать не иначе как суперсамолет, уже доверился тебе и оправдал те надежды, которые возлагали на него конструкторы, рабочие, летчики.
Позже подошел и Володя Денисюк, хотя на приглашение испытателей отужинать вместе с ними ответил грустно: «А при чем тут я? Это ведь у вас праздник». Волобуев взял его за плечо: «Ты особо не ершись, а делай, как тебе говорят!»
Жена Денисюка оказалась довольно миловидной. Оксана на правах хозяйки усадила ее рядом с собой, стала потчевать варениками.
Много танцевали и пели, и больше всех веселился Волчок, беспрестанно напевая:
А я лечу, лечу, снова я лечу…
В порыве чувств он увлеченно рассекал воздух кулаком, никого не замечая, и эта его увлеченность передавалась остальным, и все подхватывали дружно и слаженно:
А я лечу, лечу!..
Лишь один Струев сидел скучающий и непричастный ко всему.
Его, видимо, не трогали ни песня, ни компания. Он и исчез незаметно, когда все пустились в пляс.
В общем, веселились от души. И вдруг в самый разгар этого буйного, суматошного веселья Волчок тряхнул своим разбойным чубом и предложил:
— Давайте послушаем песню, мою любимую.
Он разыскал пленку, и в притихшей тишине грустно и проникновенно зазвучал голос Бернеса. Пел он о солдатах, которые превратились в летящих над землей журавлей, пел так просто и естественно, как будто и не пел вовсе, а рассказывал о своей судьбе.
Песня затихла, и в комнате тоже стало тихо. Только электрический самовар устало бормотал что-то непонятное, никелированная крышка его мелко-мелко подрагивала, и тоненькая струйка пара свечой вырывалась вверх.
Но пить чай уже не хотелось. Хотелось просто посидеть, поговорить.
И они еще долго говорили о полетах, о пережитом, делились радостями и печалями, и Валера, глядя на лица своих друзей, думал: «Что для них сделать доброе и приятное?»
Когда гости расходились, он опять включил магнитофон и настежь распахнул окно.
Друзей провожала его любимая песня:
И в том строю есть промежуток малый,Быть может, это место для меня…
18
Лариса скучала. Андрей все время на работе, с Ольгой не поговоришь — молчунья. Впрочем, она и не знала, о чем с ней говорить. Как идут дела в школе? Может показаться слишком назойливо. О нарядах? Но Ольгу это еще мало интересовало. А еще о чем? Пробовала Лариса пригласить ее в кино. «Некогда». А то: «Я с девчонками». В общем, никак не могла она подобрать к душе Ольги заветный ключик. В конце концов сдалась: пусть живет как хочет. У нее и своих забот хватает: обстирать, накормить семью. К тому же надо готовиться в институт.
С работы Лариса ушла. Хоть и хороший у нее начальник, но все-таки надоело быть вечно на побегушках. В заявлении она написала:
«Прошу уволить по собственному желанию. Хочу продолжить свое образование».
Гокадзе как-то хитро посмотрел на нее, но ничего не сказал и заявление подписал. Правда, подавая ей уже подписанное заявление, он все же спросил:
