— Если хотите знать моё мнение, — выпалил я, — то нам лучше всего изменить свою внешность, сесть в машину и как можно скорее добраться до Нью-Йорка или махнуть через границу в Вермонт и там укрыться в заброшенной мраморной штольне.
— Не паясничай, Арчи.
Я засунул руки в карманы.
— Я изучал ваше лицо без малого десять лет и наизусть знаю все ваши гримасы и ужимки, замыслы и настроения. Так вот, беру на себя смелость утверждать, что не верю в существование доказательств, о которых вы распинались перед этими недоумками.
— Ты прав, они не существуют.
— Я имею в виду доказательства, которые вы обязались представить через двадцать четыре часа.
— Я тоже.
— Но вы собираетесь их заполучить?
— Да.
Я уставился на него:
— Да, я так и думал, что рано или поздно это должно было случиться. Многие великие умы так кончали. Не думал только, что это протекает столь болезненно. Лучше бы это случилось со мной. Помню, моя бедная мамочка лет двести назад…
— Замолчи. Я своего добьюсь.
— Чего? Направления в психушку?
— Добуду доказательства. Пока их нет. Быка кремировали. Больше ничего не осталось, чтобы продемонстрировать мотив для убийства Клайда. Что касается Бронсона, то мистер Лейк в полном тупике. Никаких отпечатков пальцев, кроме твоих, на бумажнике не оказалось. Никто не помнит, когда он зашёл в павильон. Никто не видел его в чьём-то обществе. И полное отсутствие мотивов. В Нью-Йорке тоже ничего не нашли. Проследить телефонный звонок не удалось. Абсолютный вакуум. При данных обстоятельствах остаётся уповать только… А! Доброе утро, сэр.
Секретарь национальной гернзейской лиги вошёл и прикрыл за собой дверь. Он выглядел, как человек, которого оторвали от дел, но казался менее раздражённым, чем накануне. Он поздоровался и присел, давая понять, что не собирается долго задерживаться.
— Спасибо, что пришли, — поблагодарил Вульф. — Мы понимаем, что вы заняты. Просто диву даёшься, сколько существует способов быть занятым. Мистер Осгуд должен был предупредить вас по телефону, что я обращусь к вам с просьбой от его имени. Буду предельно краток. Сначала то, что относится к делу: картотека вашей лиги хранится в конторе, в Фернборо, в ста десяти милях отсюда. Самолёт мистера Стюртеванта, который подряжается перевозить пассажиров, способен слетать туда и обратно за два часа. Таковы факты.
Беннет казался удивлённым.
— Допустим, хотя про самолёт мне неизвестно.
— У меня есть договорённость с мистером Стюртевантом. Дело в том, сэр, что мне до трёх часов дня необходимо получить регистрационные карты Гикори Цезаря Гриндона, Уиллоудейла Зодиака, Ориноко, Гикори Букингема Пелла и быка миссис Линвиль, клички которого я не знаю. Мистер Стюртевант готов вылететь в любой миг. Можете ли вы слетать с ним, или мне послать мистера Гудвина, или вы передадите с ним записку?
Беннет нахмурился и покачал головой.
— Формуляры из картотеки не выдаются, это строгое правило. Они в единственном экземпляре, и мы не имеем права рисковать.
— Понимаю. Потому я и прошу вас полететь и привезти их. Потом будете сидеть здесь рядом со мной, чтобы они ни на секунду не исчезали из вашего поля зрения. Мне они понадобятся на полчаса, не больше.
— Нет, нет, это невозможно. — Беннет замотал головой. — Да я и не могу уехать.
— Но это личная просьба мистера Осгуда.
— Ничем не могу помочь. И вообще не вижу в этом смысла.
Вульф откинулся назад и терпеливо посмотрел на Беннета.
— Один из способов проверки умственных качеств, — сказал он, — испытание способности мыслить в необычной ситуации. Конечно, есть строгие ограничения. Скажем, все соблюдают правило не выходить на улицу в голом виде, но в исключительных случаях, например при пожаре, это правило нарушают. Образно рассуждая, можно сказать, что сейчас в Кроуфилде вспыхнул страшный пожар. Убивают людей. Пламя нужно погасить и изловить поджигателя. Если вы не видите связи между пожаром и вашей картотекой, то я её вижу, можете мне поверить. Мне жизненно важно взглянуть на эти формуляры, точнее, на окрас и расположение пятен на шкурах. Если вы не согласны сделать такое одолжение для мистера Осгуда, то выполните ваш долг перед обществом. Я должен их увидеть.
Беннет начал поддаваться, но всё же возразил:
— Я же не сказал, что вы не имеете права их видеть. Бога ради. Отправляйтесь туда сами и разглядывайте, сколько хотите.
— Но это же абсурд! Взгляните на меня.
— Не вижу ничего особенного. Самолёт вас выдержит.
— Нет, — от ужаса Вульф содрогнулся. — Ни за что не выдержит. В этом тоже можете мне поверить. Ожидать, что я полечу на самолёте, совершенно противоестественно. В чём дело, чёрт побери! Сперва вы отказываетесь нарушить какое-то смехотворное, пустяковое правило, а потом у вас ещё хватает легкомыслия предлагать мне… Вы когда-нибудь летали самолётом?
— Нет.
— Так попробуйте же! Необыкновенное ощущение! Вы будете в восторге. Мистер Стюртевант весьма искусный и надёжный пилот, да и машина у него первоклассная. Привезите мне эти карты!
Конец спорам положило предложение бесплатно прокатиться на самолёте. Пять минут спустя Беннет сдался. Он записал, какие формуляры нужны Вульфу, сделал несколько телефонных звонков, и я проводил его на лётное поле. Пошли мы пешком, благо аэродром соседствовал с ярмаркой, а Беннет хотел напоследок заглянуть ещё разок в гернзейский павильон. Нас встретил Стюртевант, симпатичный безусый паренёк в замасленном комбинезоне, уже разогревавший к нашему приходу мотор маленького жёлтого биплана. Беннет вскарабкался в кабину, и вскоре самолёт покатил по полосе, развернулся, стремглав промчался мимо меня и взмыл в воздух. Я проводил его взглядом, удостоверился, что он взял курс на восток, и зашагал в методистскую закусочную, где условился встретиться с Вульфом. Я предвкушал, с каким удовольствием запущу зубы во фрикасе, для которого в моём желудке оставалось достаточно места после завтрака в каталажке.
Впрочем, трапеза оказалась непраздной, поскольку Вульф уже успел наметить кое-какую программу, выполнение которой возлагалось на меня. Несмотря на свои пространные разглагольствования о правилах, которые в исключительных случаях можно и нарушать, собственное правило — никаких дел во время еды — он соблюдал неукоснительно, так что мы не утруждали себя беседой. Когда мы покончили с пирогом и появился кофе, Вульф принял более удобную позу и начал излагать свой план. Мне предписывалось отправиться на машине к Осгудам, принять ванну и переодеться. Поскольку дом был забит прибывшими на похороны гостями, мне полагалось обращать на себя возможно меньше внимания; самое лучшее, чтобы Осгуд вообще меня не заметил, так как он всё ещё подозревает, что я свёл его дочку с отродьем ненавистного Пратта. Потом мне следовало собрать и упаковать наши вещи, отнести их в машину, набить её утробу бензином, маслом и прочим, чего ей захочется, и доложить об исполнении Вульфу, который будет ждать меня в той же комнате в административном павильоне и куда не позднее трёх часов придёт Беннет.
— Как упаковать вещи? — поинтересовался я. — Мы полетим на самолёте?
Вульф тяжело вздохнул.
— Мы поедем на машине домой. Даже не верится — домой!
— Остановки будут?
— Заедем к мистеру Пратту. — Он глотнул кофе. — Кстати, едва не забыл. Два пункта. У тебя есть при себе записная книжка или что-то в этом роде?
— Да, блокнот. Из тех, что всегда со мной.
— Могу я взять его? И твой карандаш. Спасибо. Хорошо бы формат у блокнота был покрупнее, но, пожалуй, сойдёт. — Он засунул блокнот с карандашом к себе в карман. — И второе: мне нужен хороший и надёжный лгун.
— К вашим услугам, сэр, — я выпятил грудь.
— Нет, не ты. В дополнение к тебе.
— Другой лгун, помимо меня? Обычный или с причудами?
— Обычный. Но наш выбор ограничен. Он должен быть из состава той троицы, что околачивалась возле пастбища в понедельник, когда я стоял на валуне.
— Что ж, — я в задумчивости пожевал губы. — Ваш приятель Дэйв вполне сгодится. Он любит поэзию.
— Нет. Исключено. Только не Дэйв. — Вульф приоткрыл глаза. — А как насчёт Лили Роуэн? Кажется, она неплохо к тебе расположена. Особенно после того, как посетила тебя в заключении.
— Откуда вам известно, чёрт побери?!
— Простая догадка. Голос твоей матери в телефонной трубке принадлежал ей. Мы ещё обсудим это хулиганство, когда вернёмся домой. Коль скоро идея этого балагана была твоя, ты должен был говорить с Лили. Заключённых к телефону не подзывают, следовательно, она к тебе приезжала. А раз вы столь дружны, она не станет артачиться.
— Я не люблю использовать своё обаяние в деловых целях.
— Опалу, зашедшую слишком далеко, могут объявить недействительной.
