мир искуснейшими кузнецами, гибкими дипломатами, великолепной конницей, а также некромантами. Проклятыми чернокнижниками, что черпали своё могущество из материи, которую любой здравомыслящий человек считал неприкосновенной. Они оживляли мёртвых. Назвать это жизнью было нельзя… Но что и как именно они делали… То знание находилось в области тёмного… Очень тёмного знания, о котором до наших краёв доходили лишь обрывочные сведения и сказки.
— И всё же, каковы условия почётной сдачи? Не хотите играть, так не будем, — взял быка за рога я. — Что вы можете гарантировать моим людям?
Я буквально затылком чувствовал на себе полные отчаяния и злости взгляды, и ничего не мог с этим поделать.
«Сейчас вы меня ненавидите. Ваше право. Но я лишь прощупываю почву. Почву, который под нашими с вами ногами уже нет. Её выбили».
— Сохранение всего личного состава в живых. Содержание на казарменном режиме, а не в тюрьме. Медицинская помощь раненным и погребение убитых.
— Мне нужно время, чтобы обсудить это с офицерами, — уклончиво ответил я.
— Десять минут, — выдержав паузу ответил мне собеседник.
Я отошёл от двери. Поднялся на этаж выше и вызвал к себе всех сержантов и офицеров. Явилось пятеро. Из двенадцати, что были со мной ещё вчера. На меня смотрели измождённые, перепуганные, уставшие, полные ярости и… какие только лица на меня не смотрели. Я отчётливо понимал, что никто из них не готов принять произошедшее. И почти никто не готов сдаваться в плен.
— У нас ситуация, — начал я. — Предложили почётный плен. Чем это чревато, я думаю никому объяснять не надо.
Я затих, вглядываясь в их лица. Мы молчали. Молчание затянулось.
— Ждёте, что будет дальше? — продолжил я. — Всё. Всё уже закончилось. Всё, Арсений, как ты и сказал.
Они молчали.
— Мы знали, что так может случиться. Мы были к этому готовы, — резюмировал я.
Они молчали.
— Псковская пехота, — тихо прошептал я. — Вы готовы к последнему бою?
У меня закружилась голова, едва я это сказал вслух. Едва я сам осознал суть того, что будет дальше.
— Готовы.
— Готовы!
— Готовы.
— Готовы!
— Так я и думал, — сообщил я, дослушав последний из десятка признаний. — Весь личный состав на нижний ярус. Выходим и сразу строимся. Без приказов и команд. Как учили. Я поведу вас.
Помолчав я добавил.
— Спасибо, братья. Для меня была честь служить с вами.
— Не грусти, Лёха, — прохрипел замотанный в окровавленные бинты Иляс Гатчевой. — Скоро вечер. Отдохнём!
Он попытался подмигнуть мне, но из-за рассечения лишь вызвал повторное кровотечение, на которое стоически не отреагировал. Я спустился вниз и трижды отрывисто постучал в дверь.
— Лапиньский, мы выходим. Уберите людей, драки не будет.
— Рад иметь дело с умным человеком, Яровицын, — ответил голос из-за двери. — Вы приняли правильный выбор.
Я стоял, как вкопанный, слушая, как за стенами хлопают двери и стучат солдатские сапоги. За спиной полнилась толпа. Скоро стало жарко от количества людей, столпившихся в крошечном помещении караулки. Я толкнул дверь, прошёл по коридору, нырнул под поднятую решётку и вышел на площадь перед крепостными воротами. Нас встречала армада.
«Как же вы нас так близко подпустили, — хмыкнул про себя я, оглядывая ощерившийся пиками и аркебузами строй. — Вас же только тут добрая тысяча!».
Выйдя из караулки, я перешёл на парадный шаг. Чеканя каждый удар ноги, словно представал перед царём или князем. Сабля, извлечённая из ножен, легла на правое плечо. Высоко выбрасывая ноги, я маршировал всё вперёд и вперёд, а за мной, повторяя движения шли мои воины. Мои люди. Покалеченные, раненные, несломленные. Мы остановились в центре площади, сразу за большими воротами, к которым так и не смогли пробиться в первый день.
«Ну, хоть так, — хмыкнул про себя я. — Встречайте».
От вражеского войска навстречу мне выдвинулся мужчина лет сорока. Брюнет, длинные усы и нос с горбинкой. Цепкие карие глаза и надменная улыбка. Когда он поравнялся со мной, я отсалютовал ему саблей, коротко кивнув.
— Дементий Лапиньский, если я не ошибаюсь, — сообщил я.
— И Алексей Яровицын, — ухмыляясь, заявил он.
— Что ж, вот мы, перед вами, — спокойно сказал я, вытянувшись, как на смотре войск.
— Сложите оружие, — холодно заметил мой оппонент.
— Почётная сдача не предполагает изъятия оружия, согласно Пулспаскорской конвенции, — невозмутимо заметил я, глядя мимо него ледяным взглядом.
— Алексей, зачем всё усложнять? Мы не в суде… Не глупите…
— Сдача капитаном оружия, трактуется, как сдача подразделения! — игнорируя его слова, заявил я. — Примите мою саблю и поклон.
Не дожидаясь ответа, я направился вперёд, всё так же чеканя парадный шаг. Командор явно не ожидал подобного развития событий, но стоя перед строем собственных солдат, был вынужден играть по моим правилам. Когда между нами осталось два метра, я остановился.
— Это была хорошая битва, — сказал я. — Вот вам моя сабля, командор!
Сказав последнее слово, я прыгнул в выпаде, какой стал венцом моей жизни. Я знал, что у меня всего одна попытка, а потому подошёл так близко, что верил… Достану… Чёрт, меня подери, достану! И клинок дрогнул, пронзая грудь моего заклятого врага. Я успел увидеть ярость в его глазах… Как бок обожгло болью… Затем плечо… Был, кажется, ещё один выстрел. Может, дюжина… Время, словно, остановилось. Мир потерял краски, и я начал заваливаться набок. Я видел лишь колени сотен бойцов, что бегут на меня. Темнота.
Тело бил озноб. Я стоял у окна в спальне Антони Веленского, зябко переставляя мёрзнувшие босые ступни.
«Как вчера, — подумал я, закрывая ставни. — Нельзя забывать это. Моя война всё ближе и ближе. Ещё ничего не было. Всё только начинается».
Глава 14
Люди верят в чудеса. Особенно, когда дело касается чужого нежданного несчастья.
Я проснулся от очень настойчивого стука в дверь. Похоже, меня пытались дозваться довольно давно.
«Опять спал. Наваждение какое-то!».
Самое странное заключалось в том, что, как и в прошлый раз, я совершенно не помнил того, как засыпал. Не помнил чувства сонливости. Мой разум просто в какой-то момент отключался, и это нервировало.
«Что, если мне нужно будет бдеть, а я вот так выпаду из сознания
