«Быстрей на Бурбон-стрит, — решила она. — Футбол начнется через четыре часа, и поклонники «сэйнтсов» уже вовсю веселятся перед игрой, поскольку после нее им нечего будет праздновать». Она повернула на Ройял и пролетела несколько метров бегом, а затем вновь перешла на быстрый шаг. Он тоже свернул на Ройял и бежал рысцой. В любой момент он был готов сорваться на бешеный бег. Дарби двинулась к центру улицы, где, убивая время, болталась группа футбольных хулиганов. Повернула влево на Дюман и побежала. Вперед на Бурбон, где повсюду были люди.
Теперь она его слышала. Можно было не оборачиваться. Он бежал сзади и постепенно нагонял ее. Когда она свернула на Бурбон, господин Обрубок находился в пятнадцати метрах от нее, и гонку можно было считать законченной. Она увидела своих ангелов в тот момент, когда они шумно вываливали из бара. Три здоровенных молодца, разодетых в черно-золотые цвета «сэйнтсов», ступили на середину улицы как раз в тот момент, когда там появилась бегущая Дарби.
— Помогите! — дико закричала она и показала на Обрубка. — Помогите! Этот человек гонится за мной, чтобы изнасиловать.
Ну что ж, черт возьми, хоть секс на улицах Нового Орлеана теперь не в диковинку, но провалиться им на этом месте, если эту девочку обидят.
— Помогите, пожалуйста! — разносился ее жалобный крик.
Неожиданно улица замолкла. Все замерли, включая Обрубка, который замешкался лишь на секунду и вновь бросился вперед. Три «сэйнтса» со скрещенными на груди руками и пылающими взорами встали на его пути. Все произошло вмиг. Обрубок пустил в ход обе руки сразу: правой наотмашь по горлу первому и сильным прямым — в зубы второму. Они взвизгнули и отпали. Сразу убежать третий не мог: настолько был поражен случившимся с двумя первыми. Так же быстро Обрубок мог разделаться и с ним, но номер первый упал на его правую ногу, и это лишило его равновесия. Когда он выдергивал свою ногу, Бенджамин Чоп из Тибодо, Луизиана, под номером три, нанес ему удар точно в пах, и его песенка была спета. Ныряя в толпу, Дарби слышала, как он заорал от боли.
Когда он падал, мистер Чоп успел пнуть его еще и по ребрам. Номер два с окровавленным лицом и дикими глазами метнулся к Обрубку. И побоище началось. Он скрутился в клубок, сжимая руками свои серьезно поврежденные яички, а они пинали и проклинали его немилосердно до тех пор, пока кто-то не крикнул: «Полиция!» И это спасло ему жизнь. Мистер Чоп и номер два помогли первому встать на ноги и нырнули в бар. Обрубок поднялся и уполз, как собака, которую переехал большегрузный тягач, но которая все еще была жива и полна решимости сдохнуть дома.
Дарби спряталась в темном углу пивной на Декатур и пила кофе, затем пиво, снова кофе и опять пиво. Руки у нее тряслись, а желудок перехватывали спазмы. Сосиски пахли великолепно, но есть она не могла. После трех кружек пива за три часа она заказала тарелку вареных креветок и перешла на чистую воду.
Алкоголь успокоил ее, а креветки помогли избавиться от спазмов в желудке. Ей казалось, что здесь она в безопасности, так почему бы не посмотреть игру и не посидеть, скажем, до закрытия.
К началу игры пивная была забита до предела. Они наблюдали за ней на большом экране над баром и постепенно напивались. Теперь Дарби болела за «Сэйнтс». Она надеялась, что с тремя ее дружками все в порядке и они наслаждаются игрой. Толпа выла и ругала «Редскинз».
Дарби еще долго сидела в своем углу после окончания футбола, а затем скользнула в темноту.
Во втором периоде, когда «сэйнтсы» проигрывали четыре мяча, Эдвин Шнеллер взял трубку телефона и выключил телевизор. Вытянул ноги и набрал номер Камеля, находившегося в соседней комнате.
— Послушай мой английский, — сказал убийца, — и скажи, слышишь ли хоть какой-то намек на акцент.
— О’кей. Она здесь, — сказал Шнеллер. — Один из ваших людей видел ее сегодня утром на Джексон-сквер. Он шел за ней три квартала, а затем потерял.
— Как это потерял?
— Разве это имеет значение? Она сбежала от него, но находится здесь. Волосы у нее совсем короткие и почти белые.
— Белые?
Шнеллер не любил повторять, особенно для такого ублюдка.
— Он сказал, что она была не блондинкой, а белой, и была одета в зеленые армейские штаны и коричневую летную куртку. Каким-то образом она узнала его и сорвалась.
— Как она могла его узнать? Она что, видела его раньше?
«Идиотские вопросы. Трудно поверить, что его считают суперменом».
— Я не могу ответить на это.
— Как мой английский?
— Безупречен. Под вашей дверью лежит маленькая карточка. Вам надо посмотреть на нее.
Камель положил трубку на подушку и подошел к двери. Через секунду он опять был у телефона.
— Кто это?
— Его имя Вереек. Голландское, но он американец. Работает на ФБР в Вашингтоне. Очевидно, он и Каллаган были друзьями. Они вместе заканчивали юридическую школу в Джорджтауне, и Вереек был приглашен на панихиду, состоявшуюся вчера. Прошлой ночью он болтался в баре неподалеку от университета и задавал вопросы о девице. Два часа назад наш человек побывал в этом баре, выдавая себя за агента ФБР, и разговаривал с барменом, который, как оказалось, учится на юридическом факультете и знает девицу. Они немного посмотрели футбол, а затем парнишка достал эту карточку. Посмотрите на обороте. Он в «Хилтоне», номер 1909.
— Это в пяти минутах ходьбы.
Карты города были разложены по всей кровати.
— Да. Мы несколько раз связывались с Вашингтоном. Он не агент, а просто адвокат. Он знал Каллагана и, возможно, знаком с девицей. Очевидно, что он пытается разыскать ее.
— Она расскажет ему, не так ли?
— Вероятно.
— Как мой английский?
— Безупречен.
Камель выждал около часа и вышел из отеля. В пиджаке и галстуке он ничем не отличался от обычного американца, направляющегося в вечерних сумерках по Канал-стрит на прогулку к реке. Он нес большую спортивную сумку и курил сигарету. Через пять минут он вошел в вестибюль «Хилтона», проложив путь сквозь толпу болельщиков, возвращавшихся со стадиона. Лифт остановился на двадцатом этаже, и он пешком спустился на девятнадцатый.
Ответа из номера 1909 не было. Если бы дверь открыли на цепочке, он бы извинился и объяснил, что ошибся номером. Если бы дверь приоткрыли со снятой цепочкой, ему хватило бы сильного пинка, чтобы оказаться внутри. Но ее не открыли.
Его новый приятель Вереек, вероятно, слоняется по барам, раздавая карточки и упрашивая сопляков рассказать ему о Дарби Шоу. Ну и болван.
Постучав вновь, он сделал вид, что ждет, а сам тем временем просунул пятнадцатисантиметровую линейку из пластика между дверью и косяком и слегка пошевелил ею. Замок открылся. Замки для Камеля не представляли проблемы. Без ключа он мог открыть любой закрытый автомобиль и запустить двигатель меньше чем за тридцать секунд.
Оказавшись в номере, он запер за собой дверь и поставил сумку на кровать. Достал из кармана перчатки и, как хирург, плотно натянул их на пальцы. Свой пистолет 22-го калибра с глушителем положил на стол.
С телефоном он справился быстро, установив записывающее устройство в гнездо под кроватью, где оно может находиться неделями, прежде чем будет обнаружено. Дважды вызвал метеостанцию, чтобы проверить работу устройства. Оно работало прекрасно.
Его новый приятель Вереек оказался неряхой и лентяем. Большая часть его одежды в комнате была грязной и валялась вокруг чемодана, стоявшего на столе. Чемодан он не распаковывал.
В стенном шкафу висела дешевая сумка с единственной рубашкой.
Камель ликвидировал следы своего пребывания в комнате и засел в стенном шкафу. Он человек терпеливый и может ждать часами. Пистолет он держал просто на случай, если этот клоун сразу полезет в шкаф и ему придется убить его. Если же такого не произойдет, он просто послушает.
Глава 23
Гэвин прекратил обход баров в воскресенье. Этот путь никуда не вел. Она уже звонила ему и предпочитала держаться подальше от таких мест. Он пил и ел слишком много и очень устал от Нового Орлеана. Он уже заказал билет на самолет, вылетающий в понедельник во второй половине дня, и, если она больше не позвонит, он прекращает игру в детектива.
Найти ее он не мог, и это была не его вина. Таксисты и те не всегда могут отыскать нужное место в этом городе. Войлз к полудню будет визжать. Но он сделал все, что мог.
Гэвин лежал на кровати в одних трусах, листая журнал и не обращая внимания на телевизор. Было почти одиннадцать часов вечера. Он будет ждать ее звонка до двенадцати, а затем попытается уснуть.
Звонок раздался ровно в одиннадцать. Он нажал кнопку дистанционного управления и выключил телевизор.
— Хелло.
Это была она.
— Это я, Гэвин.
— Значит, вы живы.
— Едва.
Он сел на край кровати.