— Подлец!
— Ябеда!
Голоса стихли. Бесс осторожно выглянула из-за угла и успела лишь увидеть, как огромный черный пес и летучая мышь скрылись во тьме. Улица была пуста, а в воздухе среди сыроватого, но еще теплого конца сентября стойко пахло первыми морозами.
Девушка огляделась, но чувство, будто на нее кто-то смотрит, только усилилось. Тогда она быстро пошла в сторону своего дома. Ледяной аромат зимы последовал за ней. Бесс задыхалась от него, щеки горели, а раны от укусов саднили.
До дома оставалось несколько метров, она остановилась и, шумно выдыхая, произнесла:
— Я чувствую твое присутствие.
В ответ не раздалось ни звука.
Бесс усмехнулась.
— «Молчание — добродетель дураков».
— Или же «самое совершенное выражение презрения», — парировал холодный голос.
— Что тебе нужно от меня?
— Ничего. Чтобы ты разделась.
Бесс недоуменно хмыкнула.
— Просто разделась, и все? Ты импотент?
— Н-н-да… — Невидимый собеседник помолчал. — Думаю, мое положение можно так назвать.
Девушка неспешно двинулась к дому, поинтересовавшись:
— Значит, я разденусь, ты посмотришь и отвяжешься?
— Примерно так.
Она подошла к железной калитке со стороны Майкова переулка и вставила в скважину ключ.
— Ладно, бедолага, хрен с тобой. Можешь зайти, посмотреть, как я буду раздеваться.
Ледяной аромат последовал за ней в парадную, затем проник в квартиру. Отец смотрел в гостиной телевизор, девушка крикнула ему: «Я не одна», — и распахнула дверь своей комнаты, жестом приглашая невидимого гостя.
Зашла сама, щелкнула выключателем и резко вздрогнула. На кровати сидел Вильям. Но изумрудные глаза смотрели не на нее, они были устремлены в сторону, а на губах блуждала странная улыбка.
— Проклятие, — пробормотал молодой человек, — я знал, Лайонел, знал, что ты придешь к ней.
— Прекрасно, — спокойно ответил тот, — значит, выяснений в духе «Как ты мог?» мы благополучно минуем.
Бесс закрыла дверь и, опускаясь на диван, вытягивая ноги на низком столике, поинтересовалась:
— Мне уже начинать раздеваться? Оба смотреть будете?
Вильям метнул на нее сердитый взгляд, а Лайонел расхохотался.
Тогда молодой человек поднялся, прошелся по комнате и задумчиво сказал:
— Любопытно, будешь ли так же весел, если узнаешь, кто приехал к тебе с визитом и кто был счастлив не застать тебя дома… — Он остановился. — Дай-ка подумать, как же его зовут? — Вильям улыбнулся. — А давай поиграем? Я называю первую букву его фамилии, а ты пробуешь отгадать слово целиком! Или…
— Довольно! Моя роль тебе не идет, — оборвал его брат и вкрадчиво прибавил: — Если вдруг одна маленькая рыжая девочка узнает то, что ее может огорчить, ответит за это не бессмертный ангел, а его смертная подружка. Все как всегда, ты меня знаешь…
Голос смолк, балконная дверь с грохотом распахнулась, занавеска как от сильнейшего порыва ветра всколыхнулась. И все затихало.
Бесс с Вильямом переглянулись. Она зевнула, заметив:
— Твой брат большой оригинал.
Молодой человек приблизился к ней и, наклоняясь к ее губам, сказал:
— О да-а… и говорят, непревзойденный любовник.
От нежности его поцелуя ее, как и прежде, охватил необъяснимый страх. Как будто она падает во тьму и ей не за что ухватиться, а впереди страшная неизвестность.
— Неужели так хорош? — чуть отстранилась девушка.
Изумрудные глаза сверкнули. Вильям присел рядом и обронил:
— Но ты его, конечно, не интересуешь.
Девушка пожала плечами.
— А надо?
Молодой человек пристально посмотрел на нее.
— Да.
И Бесс показалось, что перед ней кто-то другой, совсем другой, столько уверенности и силы прозвучало в одном этом слове. Глаза сияли, точно драгоценные камни, а пальцы сильно сжали ее ногу чуть выше колена.
— Секс втроем? — уточнила Бесс, ощущая, как страх перед неизвестностью отступает и она вновь обретает почву под ногами, уверенность.
— Не совсем… — Вильям надолго замолчал, глядя на след от укуса на ее запястье. А потом резко поднялся и, бросив через плечо: «Забудь. Я просто пошутил!» — исчез за балконной дверью.
С минуту девушка сидела, наблюдая, как легонько колышется занавеска. Потом поднялась и закрыла балконную дверь. Бесс приложила ладонь к груди, где неистово билось сердце, и нервно облизнула вдруг пересохшие губы. Новый знакомый приводил ее в замешательство. Ей бы следовало оборвать с ним всякие отношения. Да только оборвать их было не так-то просто. Вампир приглашения не дожидался, а являлся к ней сам когда ему вздумается. Стандартный номер в духе «Я тебе сама позвоню» не прошел. И она засомневалась в себе — а в самом ли деле она планировала больше никогда ему не звонить? Или только какая-то часть ее этого хотела, другая же задумала нечто иное?
Повинуясь внутреннему порыву, она обернулась на чучело волка, стоящее перед камином.
Желтые глаза смотрели на нее по-голодному беспощадно и сердито, но как ни странно, этот звериный взгляд одновременно отрезвлял и успокаивал. В следующее мгновение она даже вспомнить не могла, что ее так сильно обеспокоило.
Девушка сходила на кухню за бутылкой пива и куском пиццы, устроилась на кровати и включила телик.
* * *
В голове звучала Токката до-минор Балакирева — мелодия подъемов и звонких переливов. Под нее мысли, точно солнечные зайчики в саду, скакали с листочка на листок, не позволяя сосредоточиться на одном.
Катя покосилась на Йоро, лежащего подле ее кресла в обличье волка, и в который раз за последние пятнадцать минут подумала: «Как хорошо, что он рядом!» На спинке кресла восседала Орми, злорадно поблескивая черными глазками. Толку от нее было мало, она только отпускала язвительные замечания и намывала язычком свои коготки.
А пальцы Фарнезе, сидящего в соседнем кресле, все ближе и ближе подвигались к руке девушки.
Правитель Венеции заявился с визитом и, не застав Лайонела, испросил позволения его подождать, заявив, будто у него дело чрезвычайной важности. И теперь Катя была вынуждена сидеть с ним в гостиной, выслушивая комплименты и предложения сомнительного характера. Такие, как: «А что, если нам сейчас же совершить маленькое путешествие на теплоходе в пригород?» или «У Натальи Важко сегодня прием! Не хотите пойти со мной?».
После каждого отказа неутомимый ухажер тут же выдумывал что-нибудь новенькое, блистая поистине неиссякаемым запасом идей.
Наконец после очередного комплимента «мимо» Парфирио напрямик спросил:
— Что у него есть такого, чего нет у меня? — С зачесанными назад черными волосами, одетый в коричневый костюм и бежевую рубашку, сегодня он выглядел особенно хорошо. В карих глазах плясали золотинки, против воли вызывающие улыбку.
