как в сказках — лишая воли.
— Кирюш, мне очень надо уйти. Отец зовет.
— Что там?
— Предынфарктное состояние. Покой нужен, а он думает, что меня посадили. Кирюш, пожалуйста! Давай, я завтра приду и все расскажу?
— Что расскажешь?
— Все! Все, что захочешь, то и расскажу.
— Правду хочу.
Кирилл уже и отвечал почти на автомате, стараясь помнить, что они тут по делу, а сам соглашался: действительно, завтра Руслан его еще раз вызовет, и пусть разбираются сами, кто там кого и куда.
— Конечно правду!
— Прекрати сейчас же!
Кирилл стряхнул морок и зло уставился на подобравшегося Костика, но не в глаза, а в переносицу. Ну, просто на всякий случай.
— Ты как это делаешь?
— Что делаю?
— Не валяй дурака! Вот это все! Глаза отводишь, глазишь, гипнотизируешь… хрен его знает. Ну?
— Не знаю, Кирюш, — Костик пожал плечами и виновато улыбнулся. — Я ничего не делаю.
— Не делаешь?
Кирилл сдернул Костика со стула и потянул на себя, тот покорно шатнулся навстречу.
— Собак на бухгалтера кто выпустил?
— Они сами!
— А с Крыловым кто пил? Ну?
— Я с ним не пил! — затрепыхался Костик.
— Говорили о чем?
— Пусти! — Костик отшатнулся к столу, ударился, зашипел, потирая задницу. — Мало было этому гаду, что мы уехали, сюда добрался, всем, говорит, расскажу, что их старец пидор и педофил!
— Ну, ты и дал ему бутылку.
— Нет, — ухмыльнулся Костик. — Я ее просто переставил из шкафа на подоконник и отлучился. Он ведь мог не брать? Правда же? Сам виноват.
— А бармен тоже сам упал с лестницы?
— Да!
Костик осекся.
— Ну, не останавливайся, — подбодрил его Кирилл, — ты уже почти все рассказал. Давай, облегчи душу.
Костик застыл, не сводя с Кирилла испуганных глаз, они заблестели, медленно заполняясь слезами, губы некрасиво скривились, лицо сморщилось. Слезы потекли по щекам, скапливаясь под подбородком, Костик смахивал их, хлюпал, вытирал нос рукавом и не отводил умоляющих глаз.
— Он сам! Сам! — шепотом повторял он и вдруг закричал: — Это не я!
— А кто? — тихо спросил Кирилл, хотя хотелось сейчас не допрашивать, а прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо, они во всем разберутся.
Он же и разбирается, правда? Не мог же Костик хладнокровно убить? Конечно не мог!
— Он сам упал!
— А как вы там оказались?
— Он меня выследил. Я его тогда еще, в баре, послал нахуй, а он следил. Приперся прямо в церковь, сука! «Поговорим», типа. Лизаться полез, а мне же нельзя, нельзя, чтобы видели, а башня не запиралась, он меня туда заволок! Я — наверх, он за мной. Кирюш, я не хотел… Я не толкал, он сам.
— А почему никого не позвал?
Эксперты установили, что парень сломал шею, труп пролежал на ступеньках несколько дней, пока на него не наткнулись дети паломников, из любопытства влезшие в заброшку. И все это время Костик ходил на моления, пел свои песни, общался с сектантами. И что, нигде не тянуло?
— Я сперва звал, подходить боялся, потом потрогал — он мертвый был.
— Сбежал-то зачем?
— Да кто мне поверит? — заорал Костик. — В психушке лежал? Детдомовский? Накурился и пошел убивать, наркоман.
— А ты накурился?
— Накануне. Ничего серьезного, для настроения. Но вам же все равно, лишь бы посадить.
Кирилл разглядывал хлюпающего Костика и сомневался. Нет, не в его рассказе — тут все примерно складывалось в картину, которую прикинули они сами. Он сомневался в себе. Он ведь тоже был бы уверен, что накурился и наркоман, если бы не знал Костика, но что он о нем знал? Сколько масок: благочестивого инока, наглой нечисти, заботливого сыночка, теперь вот, девы в беде и соплях. Которая настоящая? Чему верить? И ладно бы пытался повлиять, смотрел бы в глаза, заколдовывал — нет, хлюпает, пачкает рукава подрясника, губы кусает, вон, распухли уже. Кирилл порылся в ящиках, отыскал упаковку платочков.
— На.
— Спасибо. Не веришь, да?
Телефон на столе зашелся истошной трелью. Костик подскочил, протянул руку и замер:
— Можно?
Кирилл кивнул. Костик схватил трубку, послушал, прежним уверенным тоном пообещал, что скоро приедет, отключился и повернулся, протягивая телефон обратно. Рука дрожала.
— Что?
— Они меня ждут. Кирюш, отпусти меня, а?
Кирилл чуть не выронил телефон.
— После того, что ты тут наговорил? Я не…
— Меня же посадят?
— Ну, может быть, как за самооборону…
— Посадят же, да? — не слушал Костик.
— Скорее всего.
— Отпусти! А я завтра вернусь. Ну, чтобы сам, понимаешь? Чистосердечное. Как будто я сам пришел! Тогда же меньше дадут? Он же ко мне приставал, я отпихнул, и он сам… Я все-все расскажу, как было: и про бухгалтера, и про Крылова, и про этого гада…
Костик шагнул вперед, запнулся за рюкзачок и чуть не свалился. Кирилл поймал его и инстинктивно прижал к себе. Костик прильнул — костлявый, горячий, его колотило, а голос звучал глухо, прямо Кириллу в грудь.
— Кирюш, пожалуйста! Вдруг отец, пока я буду там… у него здоровье плохое. Вдруг я его в последний раз видел? Отпусти, а?
— А что ты ему скажешь?
— Скажу, что ухожу. Уезжаю. Что нашел человека. Что буду звонить.
— Он поверит?
— Поверит. А ребята сделают так, что он ничего не узнает.
Костик поднял голову, смаргивая слезы, щурясь, чтоб разглядеть Кирилла, а тот снова засмотрелся — утонул в мокрых, излучающих надежду глазах.
— Кирюш?
Он почти потянулся к приоткрытым губам, почти, но опомнился, а тут и Костик моргнул и отвел взгляд.
— Ладно, иди.
— Правда?
— Иди.
— Я завтра утром приду! Я обязательно! Спасибо, Кирюш! Спасибо!
— Уматывай! Ну?!
Костик выскочил за дверь. Кирилл сел прямо на стол, расстегнул ворот рубашки
