бросает на меня оскорбленный взгляд.
– Прошу прощения?
– Не принимай больше эту настойку. Я видел, как ты приняла три капли всего два часа назад.
Ее аромат сначала вспыхивает чувством вины, а после негодованием.
– Я хотела принять только одну каплю. Это успокоит мои нервы.
– И сделает кое-что еще.
Она закатывает глаза.
– Одна капля меня не усыпит, если ты об этом беспокоишься. Я чувствую себя очень бодрой. Капля настойки сделает мое настроение стабильным, когда придет время выходить на ринг.
Я сжимаю челюсти, чтобы оставить при себе все, что думаю. Я знаю – мне не следует вмешиваться. То, что она делает, меня не касается.
И все же…
– Ты только медленно убиваешь себя, – резко выпаливаю я в спешке. – Знаешь об этом?
Она смотрит на меня несколько мгновений, будто пытается понять, шучу ли я.
– Тебе же известно, что я наполовину фейри. Пурпурный малус не может меня убить.
– Верно, не так, как он убивает человека. – Мой взгляд падает на ее локоть, из которого прошлой ночью непрерывно лилась кровь. – Настойка не отравляет тебя мгновенно, но все же отравляет. Думала ли ты о том, почему рана, что ты получила прошлой ночью, не начала заживать, пока ты не приняла новую дозу? Все потому, что при исцелении твое тело привыкло полагаться на яд. Настойка заменила твое врожденное исцеление фейри. Скоро то же произойдет и с человеческой способностью восстанавливаться после травм. В конце концов, ты доведешь себя до того, что не сможешь ничего сделать без пурпурного малуса. Тебе будет хотеться принять все больше и больше просто для того, чтобы избежать распространенных заболеваний, с которыми должен бороться твой собственный иммунитет. Но чем больше настойки ты будешь принимать, тем слабее будут становиться твои умственные способности. Ты будешь бороться за выживание. Хотя, пребывая в полусне с опустевшей головой, ты даже не поймешь, что у тебя проблемы.
Ее аромат сужается, всплеск горького лимона говорит о страхе. Астрид отходит от меня еще на шаг.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую это, мисс Сноу. Чувствую, что пурпурный малус делает с тобой.
Существует более глубокая правда, в которой я не признаюсь. Правда о том, что однажды я уже видел подобное.
Астрид прерывисто вздыхает и крепко сжимает в руке флакон.
– Ну, даже если ты и прав, сегодня вечером я нуждаюсь в этой настойке.
– Нет, не нуждаешься.
– Еще как нуждаюсь. Что, если мой противник все-таки не Трис? Что, если это какой-то незнакомец? Положительное первое впечатление может сыграть мне на руку.
Я пронзаю ее строгим взглядом.
– Ты можешь справиться и без нее.
Аромат Астрид пропитывает злость, утренняя роса превращается в соль штормового моря.
– Нет, я…
– У тебя серые глаза, – говорю я, прежде чем успеваю себя остановить.
Я все еще не знаю, почему вмешиваюсь в ее личные проблемы. Мне должно быть все равно. Возможно, именно этот вездесущий инстинкт, побуждающий защищать ее, не позволяет мне стоять в стороне и смотреть, как она медленно отравляет себя.
Астрид медленно пятится, пока не упирается в стену позади нее.
– Что ты сказал?
– У тебя серые глаза. – повторяю я, четко проговаривая каждое слово. Словно тень, я следую за ней, приближаясь до тех пор, пока между нами не остается только фут. Поскольку я так глупо ввязался в это дело, лучше убедиться, что она меня слушает. – У тебя черные с легким оттенком синевы волосы. Они подстрижены коротко, до самого затылка.
Астрид ничего не говорит, только застывает на месте. Ее затуманенный взгляд прикован к моему.
Я наклоняюсь ближе, пока мы не оказываемся лицом к лицу, и кладу руку на стену, рядом с ее головой. Глубоко вдыхая, я впитываю шок, страх, трепет – хитросплетения аромата Астрид.
К негативным эмоциям примешивается что-то маленькое и яркое. Что-то, похожее на надежду.
Я ухмыляюсь.
– Я же прав? Где-то за этой расплывчатой маской, что ты носишь, прячутся серые радужки.
Ее грудь пульсирует от резких, коротких вдохов.
– Откуда ты знаешь?
Я напрягаю зрение, чтобы разглядеть то лицо, что видел сегодня утром. Но чем дольше я смотрю, тем меньше вижу. Мои воспоминания о ее чертах становятся все туманнее. Как будто… она не хочет, чтобы я ее видел. Чем ближе я наклоняюсь, чем пристальнее вглядываюсь, тем меньше Астрид хочет быть увиденной. А значит – тем сильнее становится ее магия. Она прерывисто выдыхает. Мы стоим так близко, ее теплое дыхание касается моего лица, моих губ…
Я резко выпрямляюсь, осознав, что наклонился гораздо ближе, чем намеревался.
– Тебе не нужен этот чертов яд, Астрид, – говорю я, забирая флакон из ее обмякших пальцев и засовывая его обратно в карман ее брюк. После этого я поворачиваюсь к ней спиной и направляюсь к воротам.
Астрид следует за мной по пятам и огибает, пока мы снова не оказываемся лицом к лицу.
– Ты не можешь указывать мне, что делать. У тебя нет права комментировать то, что происходит с моим телом. Более того, с каких это пор мы так хорошо знакомы, что ты можешь называть меня по имени? Ты даже свое настоящее имя держишь в секрете. Мне приходится называть тебя Охотник…
– Торбен, – выдавливаю я, хотя бы ради того, чтобы остановить ее тираду.
Это срабатывает. Глядя на меня, она несколько раз моргает. Ее плечи расслабляются.
– Это твое имя?
– Торбен Дэвенпорт.
– У тебя даже фамилия есть, хотя ты чистокровный фейри?
Какого черта мы все еще разговариваем? И почему, ад цветущий, я чувствую себя обязанным ответить?
– Мой отец обзавелся фамилией после того, как мы приняли зримую форму и вошли в человеческое общество, – объясняю я.
Астрид склоняет голову набок, ее аромат начинает смягчаться. Горький лимон становится мягким и сладким, а бурное море снова превращается в утреннюю росу.
– Полагаю, раз ты называешь меня Астрид, я могу обращаться к тебе Торбен? Или лучше продолжать называть тебя Охотник? Или мне следует обращаться к тебе «мистер Дэвенпорт»?
– Называй меня как хочешь. Это не имеет значения.
– О, а я вот думаю, что это важно, – говорит она с ноткой поддразнивания в голосе. Ее внезапная смена настроения заставляет меня задуматься, не приняла ли она новую дозу своей настойки за ту долю секунды, пока я стоял к ней спиной. Неужели Астрид так обрадовалась, просто узнав мое имя? Она скрещивает руки на груди и опирается на одно бедро. – Если мы обращаемся друг к другу по имени, значит ли это, что мы друзья?
– Нет.
– Но мы больше не просто знакомые и уж точно не враги.
