Из пяти полицейских машин, появившихся через пять минут после того, как Либерман, перегнувшись через тело Дюпри, вызвал диспетчера, только в одной был знакомый Эйбу коп. Чернокожий, сухощавый, с седыми усами, Лорел был первым, кто вышел из машины. Шестеро других полицейских взяли на прицел Либермана, который стоял рядом с такси, вложив свой пистолет в кобуру и подняв руки.
— Детектив Либерман, — объявил он.
— Да, это он, — крикнул Лорел другим полицейским. — Что у нас тут, Эйб?
— Этот парень стрелял в моего напарника, — ответил Либерман. — А нож у него в руке, скорее всего, тот самый, которым он убил Эстральду Вальдес. Знаете об этом деле? Убийство в прошлую пятницу?
— Нет, — ответил Лорел. — Ах да, убили проститутку?
Другие полицейские смотрели на труп и не подпускали любопытных.
— Да, — сказал Либерман. — Думаю, пистолет, из которого он стрелял в моего напарника, в бардачке.
Лорел записал показания Либермана и взял его пистолет, после чего отвез Эйба в отделение неотложной помощи больницы, где ему обработали рану на ноге.
— Самооборона, несомненно, — заметил Лорел, когда Либерман встал с хирургического стола. — Но тебе придется пройти все эти гребаные процедуры, Эйб. Ты сам знаешь, что делать.
— Я собираюсь повидать начальство, отчитаться и провести вечер, купаясь в сочувствии внуков.
Либерман пошел к своей машине. Нога его не беспокоила. Рана была промыта, перевязана и заклеена пластырем.
Но прежде чем отправиться домой, ему предстояло сделать еще одну остановку и заняться еще одним убийством.
15
Либерман припарковался перед пожарным краном у ресторана «Черная луна» и опустил солнцезащитный козырек, чтобы стало видно его удостоверение сотрудника полицейского управления Чикаго. В ресторане были подняты жалюзи, но в окне висела табличка «Закрыто». Либерман подошел к двери, всмотрелся внутрь и постучал.
День был ясный. Солнце танцевало на потемневшей траве. По Шеридан-роуд проносились машины. В ресторане явно кто-то был.
— Закрыто, — произнес хриплый голос. — Ужин с шести.
Либерман снова постучал.
— Закры… — начал было мужской голос, на этот раз тоном выше.
— Полиция, — сказал Либерман.
— Полиция. Не полиция. Полиция. Закрыто. Приходите в шесть.
— Мистер Хуанг, откройте, пожалуйста, дверь. Я только что застрелил человека. Меня ранили в ногу, к тому же обе ноги болят из-за артрита. Мне надо поймать убийцу, и моя дочь доставляет мне огорчения. Уделите мне несколько минут.
Дверь открылась, и Либерман оказался лицом к лицу с худым седым низеньким китайцем.
— Дочери доставляют огорчения, — сказал китаец. — Сыновья тоже. Входите.
Либерман вошел, и Хуанг закрыл за ним дверь, удостоверившись, что табличка «Закрыто» на месте.
— Спасибо, — сказал Либерман.
— Садитесь, — предложил отец Айрис, указав на столик в тени. Он был накрыт на двоих: белая скатерть, белые тарелки с красными драконами по краю, красные бокалы и красные салфетки, в которые были завернуты серебряные ножи и вилки.
Либерман сел.
— Вы знаете о друге Айрис, полицейском? — спросил Либерман.
— Знаю, — ответил Хуанг. — Она звонила. В него стреляли. У меня тоже артрит. Колени, рука. Понимаете?
— Понимаю, — заверил Либерман.
— Я так и думал. Чаю? — спросил Хуанг.
— Нет, спасибо.
Хуанг сел.
— Дочь сестры придет сегодня вечером помочь, — сообщил Хуанг, глядя в сторону кухни, как будто его племянница уже там.
— Билл Хэнраган — мой напарник, — сказал Либерман, коснувшись края стоявшей перед ним тарелки.
— Да.
— Он хороший человек, мистер Хуанг.
— Я не знаю. Может быть, да. Может быть, нет. Он… В полицейских стреляют, они сами стреляют, пьют. Он женат. Мне жаль, что его ранили.
— Айрис славная женщина, как мне кажется, — сказал Либерман.
— Да, — отозвался Хуанг. — Как вас огорчает ваша дочь?
— Ссорится с мужем, — ответил Либерман, глядя в окно на «Мичиган тауэрс».
— Трудная штука жизнь, — сказал Хуанг со вздохом.
— Трудная, — согласился Либерман. — Знаете, почему я здесь?
— Вы все время смотрите на противоположную сторону улицы. Наверно, вам нужно что-то там сделать, а вы не хотите делать это быстро. Зашли сюда, чтобы не делать этого сразу.
— В Китае вы служили полицейским? — спросил Либерман, снова бросив взгляд в окно на высотку.
— Нет, солдатом. У вас печаль в глазах, — сказал Хуанг.
— У вас тоже, мистер Хуанг.
— Чу Чин, — сказал Хуанг. — Клиенты называют меня Чарли.
— Вам нравится, чтобы вас так называли?
— Нет.
— Я буду называть вас Чу Чин, — предложил Либерман. — А вы называйте меня Эйбом.
Хуанг встал, быстро прошел на кухню, вернулся с маленьким флаконом и протянул его Либерману.
— Колени, — сказал Хуанг. Он взял красный — в цвет бокалам — кувшин со стола в дальнем конце и налил стакан воды. — Возьмите две таблетки.
На флаконе была надпись по-китайски. Внутри — белые таблетки. Либерман открыл флакон и вытряс две таблетки на ладонь, а Хуанг подал ему воду. Либерман положил таблетки в рот и проглотил, а Хуанг произнес: «Лехаим».
Либерман чуть не подавился.
— За жизнь, — сказал Хуанг. — Так говорят евреи. Вы еврей. Вы знаете.
— Я знаю, — подтвердил Либерман. — Лехаим. Что в этих таблетках?
— Травы, женьшень, оленьи рога, разное другое, — ответил Хуанг. — Возьмите эту бутылочку себе.
— Спасибо, — сказал Либерман, сунул флакон в карман брюк, а из кармана рубашки достал слегка смятый сложенный лист бумаги. — Я собираюсь пойти в тот дом напротив, Чу Чин. Если через полчаса я не вернусь, позвоните по девять-одиннадцать и скажите, чтобы они приехали в квартиру, номер которой указан на этом листке.
Чу Чин посмотрел на бумагу и кивнул, показывая, что он все понял.
— Скажете им, что полицейский попал в беду. И если со мной что-нибудь случится, пусть они прочтут остальное, что здесь написано. Хорошо?
Хуанг снова кивнул:
— Хорошо.
— Вы знаете фильм «Ровно в полдень»?[48]
— Да, там играл Гэри Купер, — ответил Хуанг с улыбкой. — «Не покидай меня, милая».
Либерман встал и протянул Хуангу руку. Тот тоже поднялся и пожал ее. Рукопожатие оказалось удивительно крепким для человека его телосложения, роста и возраста.
— «Тяжко выбирать между любовью и долгом», — сказал Либерман.
— Тоже близко к «Ровно в полдень», — отозвался Хуанг.
— «Это может стать началом прекрасной дружбы», — сказал Либерман.
— «Касабланка». — Хуанг покачал головой.
Либерман пошел к двери.
— «Давайте попробуем трудный путь, — сказал он, глядя через улицу на вход в высотку. — Зло есть. Зло действительно существует».
— «Список Адриана Мессенджера», — торжественно произнес Хуанг.
Либерман открыл дверь.
— Билл Хэнраган — хороший человек, Чу Чин.
Хуанг улыбнулся, пожал плечами и поднял обе руки, чтобы показать, что он готов рассмотреть такую возможность.
И Либерман ушел. Подождал просвета в потоке машин и пересек улицу, разорванные брюки терлись о перевязанное бедро. Потом прошел через парадную дверь высотки, где швейцар — не Билли Тартон, а белый толстяк постарше с волосами, выкрашенными чрезмерно черной краской, — приветствовал его улыбкой, открывшей искусственные зубы.
— Могу я… — начал швейцар, с откровенным подозрением глядя на разорванные брюки Эйба.
Либерман показал ему жетон и попросил сообщить о своем приходе мистеру Хьюзу. Швейцар кивнул и открыл дверь во внутренний вестибюль. Либерман медленно подошел к ожидавшему лифту и поднялся наверх. Доехав до третьего этажа и выйдя из лифта, он повернул направо и увидел, что дверь в квартиру Хьюза открыта и Хьюз его ждет. На капитане был костюм и галстук. Он впустил Либермана в квартиру и закрыл за ним дверь. Выглядел капитан озабоченным.
— Мне позвонил Бриггс, — сказал Хьюз. — Я перезвонил начальнику полиции и сказал, что ты застрелил парня, который убил Эстральду Вальдес и стрелял в Хэнрагана. Шеф хочет видеть нас завтра. Я думаю, он доволен. Что у тебя с ногой?
— Царапина. Капитан, мы можем сесть? — спросил Либерман.
Хьюз посмотрел на часы:
— Я боюсь…
— Я знаю, — сказал Либерман, повернул направо и вошел в кухню. Там он сел за небольшой белый стол. — Вы не попросите вашу жену выйти к нам на минуту?
— Что? — спросил Хьюз, наклонив голову. — Мою…
— Вашу жену, — повторил Либерман. — Женщину с фотографии у вас в холле. Сестру Эстральды, Гваделупе. Я слышу, что она в спальне.
Хьюз покрылся испариной. Он напряженно обдумывал варианты. Потом попробовал улыбнуться насмешливой терпеливой улыбкой — показать, что Либерман, видимо, спятил от жары и тяжелого дня. Но когда их глаза встретились, Дейл Хьюз понял, что все кончено.
