— Остановитесь, господа! — вновь крикнул кто-то. — Это возмутительно!
Жаров взревел и попер вперед, нанося новый удар. Кинджиро опять ловко уклонился, но на этот раз подставил ногу, и купец, потеряв равновесие, начал падать. От удара о пол его спас стул, приняв на себя немалый вес. Дерево треснуло, но выдержало. Купец пригнулся и прыгнул на Кинджиро. Японец отточенным пируэтом вывернулся из-под удара, перехватил Жарова за ворот пиджака и подтолкнул его к стене.
На этот раз стула на пути не оказалось, и Жаров врезался в стену. Звук вышел глухим и протяжным. Купец на несколько мгновений впал в прострацию.
— Да что же это, православные! — завопил кто-то из прихлебателей Жарова. — Русского японцы бьют! Да не бывать тому! А ну!..
Говоруна успокоил поручик, врезав тому по уху. Но другие подпевалы купца бросились на поручика и на японцев. Бурлакова взвизгнула и отскочила в сторону.
— Полиция! — голос директора театра дал фальшь. — Вызовите полицию, господа!
Грозившая начаться свалка была приостановлена французом, вставшим на пути нападавших и закричавшим на вполне сносном русском:
— Мы же союзники, господа! Нельзя так!
Кулак одного из нападавших угодил французу в грудь и отбросил в сторону, на Брауна. Тот с трудом удержал немалый вес поверженного союзника, попробовал усадить того на стул. Ему неожиданно помогли, американец обернулся и увидел оператора Белкина, возникшего словно из ниоткуда.
— О, мистер Григорий! Что это ест?
Американец кивнул на дерущихся.
Белкин бросил взгляд на центр помещения. Поручик-артиллерист сдерживал натиск двух молодых мужчин, Кинджиро и Горо отбрасывали от себя еще двоих, остальные пытались их разнять, но получали удары с двух сторон.
А еще он увидел, как Щепкин подошел к Гоглидзе и что-то шепнул ему на ухо. Отчего ротмистр сразу перестал улыбаться и встревоженно наклонил голову.
— Это есть русская национальная забава, — ответил Белкин американцу, — кабацкая драка называется. Чтобы скучно не было.
— Кетч? Бокс? — оживился Браун. — О’кей!
Браун молодецки повел плечами и вдруг быстрым коротким ударом врезал набежавшему стороннику Жарова в челюсть. Того унесло в сторону.
— Ай лайк бокс! Йес!
Второй удар отправил в нокаут еще одного драчуна. Браун шагнул вперед, задев плечом Горо. Тот мягко и быстро развернулся, выставил вперед ногу и выбросил левую руку, перехватывая руку американца. Тот замер, виновато кивнул:
— Сорри!
Горо улыбнулся в ответ и неожиданно пропустил удар очнувшегося Жарова. Купец взревел и собрался было идти дальше, но жесткий хук слева Брауна вновь отправил его в забытье.
— Спасиба, — по-русски поблагодарил Брауна Горо.
В этот момент раздалась трель полицейского свистка и в помещение ворвался полицмейстер в сопровождении двух городовых.
— Пр-рекратить! — рявкнул полицмейстер. — Как не стыдно, господа! А еще знатные люди! Па-апрашу всех на выход! Всех!
Он указал взглядом на Жарова, и того под руки подхватили городовые. Потащили к выходу, невзирая на недовольное бормотание его сторонников.
Белкина из помещения вытащил Щепкин. Буркнул: «За мной» и поспешил в холл. Там уже стоял Гоглидзе, хмуро глядя по сторонам. Диана еще разговаривала с Зинштейном и кем-то из гостей. Остальные члены съемочной группы сидели за столом в окружении офицеров и почитателей синема. Разговор явно шел о съемках.
— В чем дело? — недоуменно прошептал поручик. — Все было готово. Как вы так ловко устроили бучу?..
— Впустую, — вздохнул Щепкин.
— Почему?
— Портфель пустой.
Белкин удивленно воззрился на капитана.
— Совсем?
— Ну, может, там что-то и лежит, но уж точно не похищенные документы. Я успел взвесить его. Легкий, тонкий… Пусто.
— А японцы?
— Кинджиро ничего не заметил. Там полсекунды было…
— Обманули нас япошки, — прогудел Гоглидзе. — А я так хотел проверить этих… дипломатов в деле.
Капитан окинул холл взглядом, повернулся к Белкину.
— У тебя как?
— Все готово. Заряды заложены, емкости тоже.
— Не найдут?
— Если только вагон разберут! — довольно осклабился поручик. — Чисто сделал. Охрана глазами лупала, чихала и смотрела на медиков.
Щепкин кивнул, вытащил часы, сверил время.
— Тогда второй вариант. Надо идти…
— А здесь? — спросил Гоглидзе. — Надо посидеть, нельзя же сразу убегать.
— Посидим… полчаса. Еще Зинштейна надо вытащить и остальных. А то поклонниками обложился, не подойти. Рановато славу искать…
Инцидент с японцами наделал шуму. Помощник губернатора лично приносил им извинения, уверял, что виновных накажет, и просил дипломатов не держать зла. Тут же японцам были преподнесены дорогие подарки — собольи шубы, ящик с водкой, бочонок черной икры. Видимо, чтобы обмыть шубы и закусить.
Дарья Бурлакова прослезилась и расцеловала Идзуми и Кинджиро. Горо поцелуи певицы не достались, но тот обиды не выказал. Зато поцелуи достались французу и Брауну. Американец еще поцеловал Дарье руку и пообещал пригласить ее на гастроли в Штаты.
Идзуми после перешептывания с Кинджиро и Горо тоже поблагодарил француза и американца за помощь, долго кланялся и заверял в дружбе. Браун пожал ему руку, назвал союзником и предложил выпить.
Инсценированная Щепкиным и Гоглидзе свара хоть и не принесла ожидаемого результата, но все же завершилась удачно. Помог Браун, его вмешательство стало решающим, а из-за того, что американец постоянно был со съемочной группой, японцы теперь и вовсе перестанут подозревать тех в противодействии.
Недовольными исходом дела были Жаров и его прихлебатели. Но тут ничего не попишешь, купец явно перегнул палку, и попытка нападения на японских дипломатов вряд ли сойдет ему с рук. Помощник губернатора заверил в этом всех. Да и его приспешников ждало наказание. Полицмейстер отвез тех в околоток и велел держать до утра.
После примирения банкет свернули. Пассажиры поехали к вокзалу, местные — по домам или ресторанам, продолжать веселье.
Щепкин с офицерами присоединился к Зинштейну и Диане, выпил за русский синематограф, а потом увез всю компанию на вокзал.
До отхода поезда оставался час…
7
— Надо было отравить их. Да хотя бы одного. Диана преподнесла бы бокал, японец бы жахнул…
— А потом бы они сложили два плюс два и поняли бы, кто за ними следит.
Щепкин перебил хмурого Гоглидзе, открыл новую бутылку минеральной воды и наполнил стакан. После банкета почему-то хотелось пить. Хотя там капитан толком ни поесть, ни выпить не успел.
— Какой смысл травить одного или двух, если при них не было документов.
— Значит, они подозревают, что за ними следят?! — вставил Белкин.
— Догадываются. Это и понятно, коли везут такие документы. Но кто именно, пока не знают. Поэтому подозревают всех, — капитан опустошил стакан, отодвинул его. — Хотя нас подозревают меньше. И Браун помог, и легенда хорошая.
— Тогда второй вариант, — ротмистр выглянул в окно, посмотрел на мелькающие деревья и кустарники, скривил губы. — Хотя мне эта езда уже поперек горла.
— Да мы только отъехали! — хмыкнул Белкин. — Еще пылить и пылить.
— Потому и надоело.
— Хватит! — капитан решительно хлопнул ладонью по столу. — Чего как бабы!.. Теперь так — никаких рывков, все просто. Спит, едим, ходим в ресторан, мило улыбаемся всем. Особенно японцам. Играем в синема с нашим режиссером и его свитой. И ждем. А за Екатеринбургом… надеюсь, этот вариант сработает. В запасе почти сутки.
— Японцы фортель какой-нибудь не выкинут? — с сомнением проговорил Белкин.
— Какой фортель? С поезда сойдут? Документы сожгут? — капитан криво усмехнулся. — Им надо целыми до Владивостока добраться и до своих. А после шума на банкете они теперь ни на какие приглашения не ответят. Такое только раз бывает. Ладно, сейчас отдыхать. Кого как, а меня в сон клонит.
Щепкин глянул в окно. Там стремительно темнело.
— День выдался долгим.
— Какая еще ночь будет, — подкрутил ус Гоглидзе. — Кстати, а что там по нашим актерам и прочим? Сведения не пришли?
— Пока нет. Видимо, собирают. Думаю, в Перми получим. Диана куда ушла, к Зинштейну?
— Да. Тот вроде как чтение сценария устроил, — ответил Белкин. — Говорил, надо эпизоды проработать. А никто уже ничего не хочет после банкета. Женщины капризничают, мужики мяту жуют.
— Зачем? — не понял Гоглидзе.
— Темный ты человек! Чтобы запах перегара отбить. И петрушку тоже жуют.
— Где они ее нашли осенью?
— Ну, значит, только мяту.
— Идите. — Щепкин зевнул, прикрыл кулаком рот. — В сон клонит. — Отоспитесь, завтра день тоже будет трудным.
