– Ты ведь торговец, не так ли? Будь добр, взгляни на это…
– На это?..
– Подобное случается нередко… я искал овцу, отбившуюся от стада посреди бурана… и тут пес, который был со мной, обнаружил человека. Его замело снегом; он стоял в такой позе, будто молился богам, но душа уже оставила его тело.
Письмо прежде было запечатано, но сейчас сургучная печать на пергаментном конверте была сломана. Если тот человек пропал в снегу – должно быть, это был гонец, спешивший сюда из какого-то другого места, но заблудившийся.
Если идти медленно, тебя занесет снегом; но если идти быстро, то ты скоро выбьешься из сил. Люди постоянно становятся жертвами подобных трагедий, и всегда находятся жалкие душонки, которые не упускают возможности ограбить тела, когда снег сходит.
– Я, в конце концов, всего лишь баран… юная волчица, ты ведь понимаешь, что я имею в виду, правда?
Хаскинс перевел разговор на Хоро. Та прижала руки к груди, точно какой-то ее секрет вдруг оказался раскрыт.
– Перед этой маленькой бумажкой наши силы – просто ничто…
Произнеся эти слова, Хаскинс медленно выдохнул и закрыл глаза. Пламя в печи уже охватило недавно подброшенные дрова и весело плясало. Лед, сковывавший тело Хаскинса, наконец растаял. Пришедший в себя Коул принялся заботливо ухаживать за пастухом; тому на попечении мальчика явно было уютно.
Хаскинс уже вернулся к человеческому облику – совершенно незаметно для троицы. Его прежняя, демоническая фигура казалась почти что сном. Однако уши и колышущийся хвост Хоро, стоящей перед Хаскинсом и глядящей на него сверху вниз, все еще были отчетливо видны. Лоуренс раскрыл письмо, переданное пастухом, и проверил печать. Он сразу понял, что означали слова Хаскинса «наши силы – ничто».
– Господин Хаскинс. Ты сказал, что хочешь позаимствовать мою силу, но… что именно ты хочешь, чтобы я сделал?
– …Я хочу, чтобы ты защитил…
– …
У Лоуренса отнялся язык. Хаскинс закрыл глаза и с еле заметной улыбкой докончил фразу:
– …Да. Чтобы ты защитил монастырь.
– П… прости, но зачем тебе это?
Хаскинс приоткрыл один глаз и уставился этим глазом на Лоуренса. От него веяло достоинством, как от дикого барана, гордо вышагивающего по дикой равнине. Его сила была совершенно не такой, как у Хоро. Волчицу можно было описать как острый клинок без ножен, Хаскинса – как громадный стальной молот.
– Ничего удивительного, что ты обеспокоен. Ты, должно быть, не можешь понять, почему я склонился перед богами… Видишь ли, я слишком долго позволял себе полагаться на людей, как и юная волчица, что сидит рядом с тобой.
Хоро явно хотелось что-то возразить, но ее остановил взгляд Хаскинса – прямо как взрослый взглядом утихомиривает ребенка.
– Я отнюдь не намереваюсь навлечь на себя твой гнев. Мы проводим день за днем в обществе людей, так что для нас вполне естественно обращаться к ним в поисках силы.
– Хмм… но что ты сделал с той силой, которую позаимствовал у них?
– Построил дом.
– Что?
Глаза Хоро округлились. Хаскинс отчетливо и спокойно продолжил, не меняя тона:
– Мы построили дом. На этой земле. Наш собственный дом.
Дрова в печи трещали. Глаза Хоро были круглы, как две луны.
– Ничто не избегает человеческих рук. Ни горы, ни леса, ни луга. И поэтому, чтобы у нас была тихая гавань, которая не исчезнет за какие-то несколько веков, но сохранится навсегда, мы тоже должны полагаться на человеческие руки. Сначала мы беспокоились, сможем ли достичь этой цели… но в конце концов нам удалось. Мы создали место, где любой, кто возвращается, сколько бы лет он ни скитался, всегда говорит…
– …«Как хорошо, что здесь все осталось по-прежнему».
Хаскинс улыбнулся ласково, как добрый дедушка, и, сделав глубокий вдох, продолжил.
– Это всегда была наша заветная мечта. Давным-давно наше племя было изгнано с родины и рассеялось по всему миру. Одни из нас отправились в выжженные пустыни, другие приняли человеческий облик и осели в городах. Иные отправились в бесконечные странствия. Но куда бы нас ни разбросало, есть место, где мы можем воссоединиться, и это место – здесь.
– Ты сказал, твое племя рассеялось… неужели Медведь Луно-…
– Ха-ха… ха! Значит, ты и это знаешь… тогда объяснить все будет проще. Да, наш прежний дом отнял у нас Медведь Лунобивец, или Ирава Вир Мухеддохендо на древнем языке.
Лоуренс вспомнил множество собранных неким монахом древних легенд, которые он прочел в далекой деревушке, где поклонялись богу-змее. Хоро сделала глубокий вдох, точно ребенок, пытающийся сдержать слезы.
– Когда случается бедствие, мое племя оказывается слишком слабым, чтобы противиться. Но времена изменились. Чтобы защитить это место, мы должны полагаться на иную силу. Дома, построенные людьми, слишком сложны, а мои копыта слишком грубы…
Когда просишь кого-то оказать тебе услугу, следует держаться с ним на равных – не быть ни чересчур напористым, ни чересчур скромным; найти нужную грань непросто. И не менее сложно, обладая бесконечной гордостью, не попасть в плен гордыни. Но Хаскинс принимал все как есть и делал то, что мог делать. Так он жил, должно быть, веками. И именно это позволяло ему держаться с таким достоинством.
– В прошлом мы тоже нередко сталкивались с трудностями, но на этот раз найти выход из положения – для нас непосильно.
Быстро пробежав глазами письмо, Лоуренс повернулся к Хаскинсу.
– Король… требует денег, да?
– Наши трудности можно было решить гораздо проще… во время долгой распри перед основанием королевства. Можно было убедить воюющих отложить оружие и заключить мир, но к тому времени война уже истощила землю и разрушила монастырь, оставив нас ни с чем. Поэтому… я тайно помог Уинфилду Первому объединить земли под своей властью. Если мне придется назвать величайшую свою ошибку, я назову именно ее.
Эти существа сильнее и умнее людей, они правили миром до того, как он попал в человеческие руки. Но день за днем мир меняется, и трудности, подобные нынешней, встречаются все чаще.
– Если даже сыновья и дочери не помнят, каков их долг перед родителями, то внуки не помнят тем более. Я не могу более действовать открыто. В лучшем случае могу показываться время от времени, чтобы попытаться укрепить силу моего племени в людских глазах.
– Легенда… о Золотом баране…
– Верно. К слову, некоторые из тех случаев – результаты моей неосторожности, когда я встречался с друзьями, которых не видел очень и очень давно.
Если кто-либо произносит несмешную шутку, когда и без нее не смешно, иногда весы склоняются на сторону смеха. Но когда волна смеха утихает, остается лишь тревога.
