у надгробия, с которого улыбается некая Цира Мацонелидзе, скончавшаяся в 1992 году совсем юной, двадцатилетней. Рядом с ней совсем свежая могила: на камнях еще остались свечные огарки, и земля не успела осесть. Покойника звали Михако Мацонелидзе – наверное, отец Циры.
Они заблудились, их единственный ориентир – тот самый дом-корабль на краю кладбища, медленно уходящий под землю, точно в морскую глубь.
– Лела, – говорит Ираклий, – может, ты неправильно запомнила? Подумай, может, ее звали не Нелли и не Нази Айвазова, а как-нибудь по-другому?
– Не знаю. Помню, что была женщина, на фотографии улыбалась. Чем-то похожа на Дали.
Измученный Ираклий окидывает взглядом кладбище, но ничто не кажется ему знакомым.
– Какая фамилия была у Серго?
– Кажется, Вардошвили.
– Серго Вардошвили, – произносит Ираклий, глядя на светлое каменное надгробие некоего Отарико. – А ему сколько было, когда он умер? – спрашивает он у Лелы.
– Родился в семьдесят восьмом, – щурится та, – значит, умер в семнадцать лет… На год младше меня.
Лела разглядывает портрет юноши в полный рост. Юноша улыбается, его портрет на надгробии в точности повторяет фотографию: джинсы, заправленный внутрь толстый шерстяной свитер и поверх него жилет из дубленой кожи. Отарико улыбается, а в руках у него пистолет.
Вдоль могильных оград понуро проходит собака, на Лелу с Ираклием не глядит, словно их здесь вовсе нет. Собака не боится их и не собирается пугать, плетется себе, вихляя тощим задом. Лела и Ираклий провожают ее глазами, будто дивятся, что в этом глухом краю, где обычно ни души, им вдруг встретилось живое существо и не сказало ни здрасте, ни до свидания.
– Идем, – говорит Лела.
– Куда?
– В интернат, – отвечает Лела, разворачивается и, ориентируясь по «Титанику», пробирается к выходу с кладбища.
– Мы ведь так и не нашли могилу Серго, – сокрушается Ираклий.
– Не нашли, – подтверждает Лела.
На автобусной остановке неподалеку от Керченской улицы они с удивлением замечают Васку. Он сидит на бетонном колодце канализации, курит и улыбается им.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Лела.
– Да так, – отвечает Васка.
– Дай сигарету.
Васка достает из кармана полную пачку и протягивает Леле. Лела не ожидала увидеть у Васки целую пачку сигарет.
– Вах, круто! – смеется Лела и достает сигарету.
– Бери еще, – предлагает Васка и спрашивает Ираклия: – Передумал лететь в Америку?
– Да, – говорит Ираклий. – А ты откуда знаешь?
– Цицо вернулась и рассказала Дали. Дали хочет тебя побить.
– А не пошла бы Дали к такой-то матери. – Лела закуривает, а Васка улыбается еще шире.
Лела и Ираклий оставляют Васку и бредут к интернату.
– Видела? – говорит Ираклий.
– Что?
– Сумку.
– Какую сумку?
– У ног Васки стояла сумка.
Лела задумывается, но не может вспомнить.
– Ну и что?
– А то, что он собрался уходить.
– Куда уходить?
– Ну, уходит. Сваливает отсюда.
– Э-э.
– Чего «э»! А зачем ему тогда нужна сумка?
Лела думает, потом сплевывает вбок.
– Пусть уходит.
Одно время они идут молча.
Наконец показывается соседний дом, через дорогу школа, детский сад, универмаг, огонек в ларьке Заиры все ближе, а напротив него, в тени густых елей, прячется интернат.
– Лела, ты вправду не дашь им меня побить? – осторожно спрашивает Ираклий.
– Ну, если соберутся тебя побить, я тоже присоединюсь, пусть только назначат место.
Ираклий курит, у него приятно кружится голова. Лела представляет, как они сейчас войдут в интернат, к ним тут же бросятся все, и дети, и учителя, поднимется переполох. Ираклий подходит к воротам интерната; у него колотится сердце. У Лелы ком в горле от дурного предчувствия.
– Только ты будь рядом со мной, не отходи никуда, – воровато озираясь, шепчет она Ираклию.
– Не отойду, – охотно обещает Ираклий.
У ворот они видят Колю и еще нескольких ребят, которые куда-то бегут. Те замечают Лелу и Ираклия, но не останавливаются.
Ираклий с Лелой заходят во двор и видят Левана, который тоже куда-то несется во всю прыть. Ираклий и Лела не понимают, что происходит.
Со стороны стадиона бегут Пако и Стелла, Пако впереди, Стелла за ним, на ходу поправляя шлепанцы. Дети торопятся к столовой, но оттуда вываливается орава ребят и с ними Дали. Увидев их, Пако и Стелла поворачивают обратно к стадиону.
– Вано выпал из «кроватной», – кричит Пако, притормозив на миг возле Ираклия с Лелой. Глаза у него круглые, как у нарисованного на его майке Микки Мауса: видно, это событие поразило его куда сильнее, чем то, что Ираклий передумал ехать в Америку. Пако срывается с места и догоняет вырвавшуюся вперед Стеллу.
Ираклий, позабыв о собственных приключениях, мчится вслед за ребятами.
Лела столбенеет. У нее закладывает уши, она ничего не слышит. Потом, не чувствуя под собой ног, опускается на скамейку меж елей, прислоняется лбом к стволу и закрывает глаза. В темноте ей видится лицо Васки.
Васка улыбается.
