Шепчет Дан уверенно, целует меня, снова начинает ласкать. Но тут в радионяне раздаётся тоненький писк, я вскакиваю как ошпаренная и бегу в детскую…
Машенька проснулась, я беру её на руки, целую в лобик. Замираю задумавшись. Да, наверное, Дан прав. Мне нужна помощь. Я не хочу быть матерью истеричкой, но сейчас именно так и выходит. Я ведь обещала дать дочке лучшее, а значит, нужно начать с собственного душевного равновесия.
Эпилог.
Четыре года спустя…
– Папа, а наша мам,а случайно, не крокодил? – спрашивает Машка с большими глазами, поглядывая на Юльку, которая суетится на кухне.
– С чего ты взяла? – смотрю на дочь с улыбкой.
– Я по телевизору видела. Там крокодил съел большую рыбу, и у него был огромный живот. Точно, как у нашей мамы.
Юлька на девятом месяце беременности и скоро нам рожать. И да, мы очень нервничаем по этому поводу. Решиться на ещё одну беременность само по себе было подвигом после всего пережитого, а сейчас наступают самые тревожные дни. А тут ещё Машка наседает с вопросами. Она у нас ужасно любопытная болтушка.
– Мы же тебе объясняли, Маш, – вздыхаю я.
– Объясни ещё раз, – залезает ко мне на колени и внимательно смотрит в глаза.
Знаю, от этого допроса не отвертеться. Но всё же пытаюсь её отвлечь.
– Мань, а давай мы поиграем в Монополию. Помнишь, ты вчера просила, а я на работу спешил. А вот сегодня как раз выходной.
– Не хочу в Монополию, – кривится дочка, взмахивая тёмными кудряшками. – Я там в тюрьму всё время попадаю. Давай я лучше тебе причесочку сделаю.
– Хорошо, – сдаюсь я в руки этой маленькой садистке.
Машка с энтузиазмом тащит свой детский набор заколок, резинок, розовых гребней. Я сползаю на пол, она устраивается сзади на диване и начинает творить вакханалию с моими волосами.
Ну хоть с больной темы слезла. Прикрываю глаза.
– Папа, ты про мамин живот так и не ответил, – вспоминает тут же.
Хочется выругаться, но я сдерживаюсь. Начинаю терпеливо объяснять в сотый раз:
– У мамы в животике живёт твой братик. Скоро он родится, и ты сможешь с ним играть.
– А зачем мама его в живот засунула? – изображает недоумение дочь. – Он же там задохнётся.
– Нет, Маш, – смеюсь я. – У мамы в животике ему тепло и хорошо. Он там растёт. Он сейчас ещё маленький, а когда станет побольше, то сможет родиться.
– А как он родится? Мама его выплюнет?
Господи! Закатываю глаза, потому что подобрать правильные слова для нашей любознательной крохи, это задача повышенной сложности. Этот разговор она заводит уже далеко не в первый раз, но потом упорно делает вид, что ничего не помнит.
– Нет, малышка. Когда братику придёт время родиться, мы отправим маму в больничку. Там у врачей есть специальное лекарство, они дадут маме таблетку, мама заснёт, и они достанут братика.
– А это точно будет таблетка? Не укол? Укол — это больно, – кривится она.
Да уж, болела Маруська у нас часто, и что такое уколы знает прекрасно.
– Не переживай. Я буду рядом с мамой и не позволю её обижать.
– Обещаешь?
– Клянусь.
Уже всё в больнице в курсе, что рожать мы будем только вместе. Иначе я уверен, Юлёк устроит им истерику, а я добавлю, потому что душевное равновесие жены для меня на первом плане.
Оно нам нелегко далось. Юля очень тяжело приходила в себя. Я помню её тревожность, кошмары, страхи. Конечно, винить её в этом нельзя, но и помочь я сначала не знал как. Спасибо Иванычу, он нашёл нам психолога. И нет, терапия не помогла нам быстро.
Наоборот, первое время я хотел всё бросить, потому что после первых сеансов Юлька постоянно выходила в слезах и дома часто рыдала. А я не мог переносить её слёз, пока психолог не объяснила, что всё так и должно быть. Юле нужно выплакаться, выпустить всю боль, и только потом она начнёт восстанавливаться.
И я, стиснув зубы, терпел. Ходил вместе с женой к этому долбанному психологу, хоть терпеть не могу, когда начинают копаться в сокровенном, вороша болезненные раны. Но понимал, что по-другому нельзя. Мы медленно, но верно вскрывали все наши общие нарывы, а потом лечили их разговорами, объятиями, любовью.
Машенька стала нашим “подорожником”, который мы прикладывали к душевным ранам, и она их залечивала.
Во многом ради дочери мы прошли этот путь. Вот только на ещё одну беременность Юля категорически не соглашалась. Собственно, я и не настаивал. Машенька только недавно в садик пошла, Юля на работу собралась выходить.
А потом мы неожиданно узнали, что на небесах решение уже принято, раз уж тест показывает две полоски.
Нет, радости никто из нас не испытал. Скорее голову подняли наши старые страхи. Но… пойти на аборт Юля не смогла. А значит, выход только один – рожать.
И вот, большую часть срока мы уже пережили. Это было непросто, хоть в целом никаких отклонений по здоровью не было. Осталось совсем немного. Нервы натянуты, но я верю, что всё будет хорошо. Врагов мы всех убрали с пути, с работой у меня сейчас всё спокойно.
За дело с разоблачением Елены и её покровителя я и Серёга получили свои звёзды. Я занял место Елены. Только особенного удовлетворения это не вызывало. Устал я от этой системы, которая забирает все нервы и силы, а у меня семья была в приоритете.
Тут помог Серёга. Он предложил открыть частную охранную фирму. Ему со службой совмещать такое не положено, а вот я готов был начать новую страницу. И сейчас дела у нас идут в гору.
Елена по-прежнему в больнице и очень надеюсь, что не выйдет оттуда никогда. Я видел её. Жалкое зрелище. Ничего не осталось от властной, статной женщины, которой она была раньше. Теперь она больше похожа на старуху с безумными глазами. После задержания у неё мозги утекли безвозвратно. Периодически у неё случаются припадки агрессии, тогда её держат в изоляции, или постоянно колют такие препараты, что она еле языком ворочает.
Сначала я был недоволен, что Елена не попала на зону, но когда увидел своими глазами, в кого она превратилась в психушке, понял, что это как раз то, чего заслуживает эта ведьма. Нет, мне её нисколько не жаль. Она столько жизней загубила, что теперь до конца дней своих не расплатится.
Хотя, по словам Иваныча, на таких препаратах жить ей осталось недолго. Туда ей и дорога, прямиком в ад.
Кстати, что-то Иваныча долго нет. Они обещали заехать с Лидией Ивановной.
Удивительно, но они теперь вместе. Познакомились у нас дома, и теперь «дружат». Это очень мило. Похоже, два одиноких человека нашли друг друга, чему мы очень рады.
Общаемся мы иногда и с Галиной.
Коленька её умер от передозировки, как только вышел тогда из-под стражи. Галя тяжело переживала, но в итоге схватилась за спасительную руку, которую ей протянул Иваныч. Она прошла лечение в его клинике и вот уже несколько лет в завязке. Устроилась на работу и о прежней жизни вспоминает со страхом. С родителями она не общается, а вот Иваныч ей помогает. Говорит, так он долги за сына отдаёт.
– Папа, не спи! – теребит меня дочура.
Ласково целует в лоб, губы. Я млею.
– Ты у меня такой красивый! – восторженно заглядывает в глаза.
– Ты у меня тоже.
Треплю её по кудряшкам. Такая она уже большая и смышлёная. А помню я её совсем крохой.
– Пап, мама зовёт нас кушать. Она пирог приготовила.
Тянет меня за руку. Идём на кухню. Юлька стоит у стола, как-то неестественно согнувшись, держась за поясницу.
– Что такое? – подлетаю к ней тут же.
– Дан, – глаза перепуганные. – Кажется, началось, – паника в голосе.
– Тихо. Что-то болит? – её паника тут же передаётся и мне.
– Нет, но, – указывает на пол. Там лужа воды.
– Ты разлила что-то? – спрашиваю непонимающе.
– Нет. Дан, это воды отошли.
– Чёрт! – зажмуриваюсь, пытаясь сообразить, что делать в первую очередь.
– Дан…, – хватает меня Юлька за руку.
– Тихо, родная. Всё будет хорошо. Я сейчас.
