На экране появился человек в форме слуги Тьмы. Я дальше не стал смотреть. У меня была только одна мысль: «скорее спасти родителей». Тимка сказал, что в пистолете десять патронов. На них хватит — и на капитана и на тех фашистов из его свиты. Главное — не промахнуться.
Я не обращал внимания на то, что кричала побежавшая следом тетя Нина. Я выбежал из подъезда и побежал к выходу со двора серого бусыгинского. Попытался взлететь — не получилось. Я выбежал на проспект Бусыгина и побежал к остановке, а навстречу шли они…
Это был патруль — трое слуг Тьмы шли, как хозяева города, шли уверенно, бесцеремонно расталкивая прохожих. Я побежал назад, свернул на проспект Кирова и спрятался за углом Зоомагазина. Я немного отдышался. Вроде, пронесло. Патруль прошел дальше, никуда не сворачивая.
Я все стоял, боясь пошевелиться, а в мою сторону шло ЭТО. Нет, вы себе даже представить такого не сможете. Котов такого размера просто не бывает. Этот же не просто был, а шел степенно, даже не обратив внимания на огромного, трусливо облаявшего его пса.
Кот подошел к двери магазина и, дождавшись выходившую из него покупательницу, попытался прошмыгнуть внутрь — не успел. Женщина взглянула на него и произнесла:
— Ух, ты, какой коти-и-ище. Краса-а-авец. Только туда на четырех лапах не пускают. Пускают только на двух.
Ну, то, что дальше было… Вы когда-нибудь видели говорящих котов? Нет? Вот и я не видел… до того момента. В общем, представьте себе картину: кот встает на задние лапы, передние упирает в бока, и, так, подбоченясь, произносит с кошачьим акцентом:
— А яу и на дву-у-ух могу. Ха-ха-ха-ха! — и улыбка у него до ушей — хищная такая улыбка.
Дама падает в обморок, я тоже чуть живой стою. А кот на задних лапах подходит к двери, приглаживает усы — прихорашивается — и… проходит в магазин прямо сквозь стеклянную дверь. Дама как раз очухалась, встала, и бегом подальше.
Я стою, пытаюсь сообразить, что все это значит. Смотрю, в мою сторону идет патруль. Хотел побежать, а с другой стороны еще трое. Мне деваться некуда и я скорее в магазин. «Лишь бы в магазин не сунулись» — думаю. А кот на глазах изумленных продавщиц подходит на задних лапах к прилавку, достает откуда-то тысячерублевую деньжищу и, бросив ее на прилавок, произносит:
— Ви-и-искаса мне. Двадцать ба-а-анок, мяу! В паке-е-ет. Сдачи не на-а-адо.
Короче, одна продавщица тоже падает в обморок, а другая стоит, ресницами хлопает, думает, падать ей в обморок прямо сейчас, или повременить с этим. А кот:
— Вы что, по-ру-у-усски не понимя-а-уете? Может на коша-а-ачьем языке повторить?
— Нет-нет, что вы, на русском я тоже понимаю, я сейчас.
Продавщица полезла в коробку с баночками. Отсчитав нужное количество, она протянула пакет с кормом коту. Кот берет пакет двумя лапами и тащит его к выходу.
— Постойте… как вас, не знаю… сдачу-то, сдачу возьмите! — кричит ему вслед продавщица, а кот:
— Я же сказа-а-ал: не на-а-адо сдачи. Лучше купи, нашаты-ы-ырь. Дай своей подру-у-уге понюхать.
— Ой, не надо нашатырь, — говорит «подруга», поднимаясь с пола. — Я уже сама отнашатырилась. Нашатырней не бывает.
— Это хорошо-о-о, мяу, — говорит кот, — тогда оставьте себе на ча-а-ай. Потом, повернувшись ко мне, произносит:
— А ты-ы-ы, Александр, не ходи-и-и, мяу, туда, не на-а-адо. Кирррю-у-уша все сделает.
Я стою, обалдевший, а кот подходит к двери и проходит сквозь нее на улицу, волоча за собой пакет с кормом. Расположившись на обочине тротуара, он начинает жрать. Именно жрать, потому что другими словами этот процесс не назовешь. Он ловко вспарывал баночки с кормом своими когтищами, чуть не выворачивая их наизнанку, и мгновенно слизывал содержимое.
Стали останавливаться прохожие, собралась небольшая толпа. Я стоял в каком-то оцепенении. «Нет, мне это снится, — думал я про себя, глядя сквозь стеклянную дверь магазина, — не бывает говорящих котов. И корм коты сами себе не покупают. И баночки сами открывать не умеют».
Я совсем забыл о патруле, а он тут, как тут. Я стою, за дверью — душа в пятки ушла. «Вдруг, — думаю, — они сейчас в магазин сунутся». Не сунулись, потому что кота увидали. Кот как раз вспорол последнюю баночку с вискасом.
Короче, остановились они, и один из них подошел к коту и отвел ногу для пинка. Кот на миг оторвался от еды и говорит ему:
— Не взду-у-умай! Не сов-е-е-етую! Ма-а-о! Пожале-е-еешь! — и продолжает «трапезу».
Зеваки чуть не попадали от неожиданности. Слуги Тьмы стояли с отвисшими челюстями, а тот, который собирался дать коту пинка, потерял равновесие и сел «мягким местом» в лужу от прошедшего утром дождя. Один из слуг Тьмы говорит другому:
— Говорящий кот? Это не к добру.
— Не к добру, — соглашается другой.
Ну, а кот как раз дожрал вискас. Он отряхнулся, пригладил усищи и, встав на задние лапы, сказал тем двоим, нет, уже троим — третий успел уже подняться из лужи:
— Это вы-ы-ы, мя-а-у тут не к добру-у-у, а я к добру-у-у. А ну-у-у, бры-ы-ысьте отсюда!
— Надо его пристрелить, — предложил тот, первый.
— Точно, надо, — согласился тот, что из лужи поднялся.
— Я сейчас, — первый достал пистолет и… я не понял, что это было.
Короче, пистолет вырвался у него из рук и САМ стал стрелять по слугам Тьмы чуть не по ногам. Слуги, забавно подпрыгивая, понеслись прочь, пистолет — за ними. Смотрю — а кота уже и нету. «Что за чертовщина? — думаю. — Говорящие коты, самостреляющие пистолеты…».
Но больше всего меня волновало не это, а то, что надо спасать родителей. Для этого мне нужно было попасть в наш район, в то самое отделение милиции. Приближался вечер. Становилось прохладно и одиноко. Тоска и страх за себя, за родителей, переполняли меня. Я, ведь, теперь… нет, не только я, а еще и родители объявлены террористами. Представляете? Мы террористы…
Глава 9. Мы попались
Итак, полететь не удалось. Непонятно: два раза получалось, а теперь никак. Пешком до нашего района и к утру не доберешься. Это же через весь город идти надо. Придется на автобусах. Знать бы еще, какие автобусы туда ходят.
В общем, стою на остановке. Автобус подходит. Читаю на табличке: «Северный поселок, Дворец культуры, Улица Новикова-Прибоя, Карповка». «Ага, — думаю, — от Карповки есть автобус, который ходит на улицу Бекетова». Улица Бекетова как раз от проспекта Гагарина начинается. Это недалеко — около дворца спорта. Оттуда до того отделения милиции за полчаса дойти можно.
В общем, влез я в автобус. Поехали. И тут кондукторша:
— Эй, мальчик (это она мне), а кто проезд оплачивать будет?
А у меня денег-то нет. Я так и сказал ей, а она:
— Нет денег — нечего в автобус садиться. Ишь повадились! Вози их бесплатно! На остановке выходи! Нечего без билетов ездить!
И тут вдруг какая-то тетка как закричит:
— Ой! Это же террорист, которого по телевизору показывали! Держите его!
Ну, тут такое началось… Шум, крики, суматоха. Как раз остановка «Стадион Торпедо». Я выпрыгиваю из автобуса — чуть не упал — а меня цап кто-то. Смотрю дядька какой-то, здоровый такой.
— Стой, — говорит, — паршивец, не уйдешь!
Я ему:
— Отпустите! Вы же ничего не знаете! Это все вранье про меня! Это которые из «Пегаса» — они преступники!
— Ага, узнаем сейчас, кто преступники, — услыхал я голос тетки, которая следом за нами из автобуса вышла. — В милиции разберутся, что ты за типчик. Там с террористами не цацкаются.
— Да какой я террорист? Это они террористы — те, которые меня ищут! Они нас убьют! И меня и папу с мамой!
Вижу: толку никакого. Что делать? И тут я про пистолет вспомнил.
Я — незаметно руку в карман. Нащупал пистолет. На ощупь нашел рычажок предохранителя, передвинул, как Тимка показывал. Выдергиваю руку с пистолетом из кармана и стреляю вверх. От неожиданности дядька меня выпускает, даже в сторону отскакивает. Я пистолет на него (на всякий случай, на предохранитель поставил, чтоб не выстрелил), а сам назад пячусь. Тот тоже назад пятится. И тетка вместе с ним. А потом они как припустятся наутек.
Они-то удрали. А вот патруль — тут как тут. Я деру! Они за мной. Заворачиваю за угол стадиона — слышу голос, девчоночий:
— Саша, давай сюда, скорее.
Смотрю, а в заборе дыра — кусок фанеры в сторону отодвинут. Оттуда девчонка какая-то высовывается, мне рукой знаки подает. Я туда — еле пролез. Девчонка фанерный лист назад вернула. Вовремя. Как раз патруль мимо протопал — не заметили. Притаился, слышу, только, как сердце колотится от страха, того и гляди выпрыгнет наружу.
— Ты кто? — спрашиваю.
— Ангелина, — отвечает девчонка. — Лучше зови меня Гелей — меня все так зовут.
На вид ей было лет семь-восемь. В нашей школе во втором классе девчонки такого роста. Худая, хотя нет, не худая… это мне сначала так показалось; волосы каштановые, раскинутые на две стороны, достающие до плеч, лентами перевязаны; глаза голубые, большущие.
