– Не шути так, Петр, – попросил Виктор. – Ты не знаешь что это такое, – он страдальчески закрыл глаза: – Не-вы-но-си-мо!.. – по складам сказал он и обмяк.
– Ты не раскисай, – строго бросил Петр. – Садись за руль и гони отсюда поскорее.
– Да-да! – заторопился Виктор и быстро пересел на водительское место, которое освободил ему Петр, выбравшись из машины под желтую шелестящую листву деревьев, словно аркой закрывающих небо, начавшее темнеть от наползающих с севера туч, Петр ежился – не нравилось ему все это.
– Про «Форд» не забудь, – напомнил он, взглянув на трясущегося милиционера.
– Не забуду, – скороговоркой ответил Виктор и быстро сказал: – На всякий случай запомни мой номер телефона, – и он продиктовал цифры: – Запомнишь?
Петр молча кивнул и пошел в глубь леса, а за его спиной «Волга» нервно взвыв двигателем, стремглав помчалась задним ходом к окружной дороге.
Он нашел то место, где Виктор, и слово-то подобрал, подлец, «прикопал» свои жертвы. В пятнадцати метрах, от исчезнувшей в густом высохшем бурьяне, дороги. На его плечи будто взвалили мешок с грязью, да такой тяжелый!..
Петр вспомнил, что и раньше он ощущал подобные места, но объяснял свое состояние усталостью. И только сейчас понял – эти места на земле помечены убийством. В городе, в шуме и суматохе лишь иногда возникало такое чувство подавленности, смазанное нескончаемым гулом людского моря. А здесь в лесу, в тишине, чувства оголялись и воспринимали окружающее почти таким, каким оно было на самом деле.
Он не очень-то верил в успех своего предприятия и убежденности Виктора, что сможет ему помочь. Но, раз назвался груздем… Конечно, стреляться не хотелось, но иного способа заглянуть за край у него не было. Если этот край существовал. Туман был, а края не видел.
Вытащив пистолет, Петр передернул затвор и чтобы долго не раскачиваться, резко ткнул ствол в подбородок и нажал спуск.
Выстрела он не слышал, а почувствовал сильный удар внутри головы, такой же, когда застрелил себя в первый раз. Боль еще не успела вцепиться в сознание, а Петр уже плавал в сером тумане, рядом с чем-то непроницаемо черным. За серым туманом светился яркий белый свет и между туманом и светом была какая-то граница. И вот неожиданно на этой границе Петр увидел огромные грустные глаза, еще более грустные, чем на самой жалостливой иконе. Он чувствовал, что глаза живые и они принадлежат не двум людям, а большему количеству. Но он не мог определить сколько было глаз, потому что вдруг разучился считать, и даже не знал как это можно посчитать глаза или тех, кому они принадлежат.
Очень пристально на него смотрели несколько голубых глаз и одни из них принадлежали ребенку, не родившемуся ребенку. Это Петр, почему-то чувствовал очень остро. Эти глаза ему что-то шептали, но он не мог их понять. Сильно напряг слух, так, что зашумело то ли в голове, то ли где-то рядом. И он услышал далекие, словно угасающее эхо в горах, тройное слово: «Покаяние!..»
И Петр сразу понял, какое нужно покаяние. Он напряг все имеющиеся у него силы и громко заорал: «Да…» – и услышал свой голос, тоже похожий на далекое эхо.
Глаза поняли его ответ и немного удалились. А вокруг них и рядом он продолжал видеть множество других глаз, которые тоже хотели что-то сказать и молили его понять их. Но он не понимал и не слышал голосов. А глаза кричали и кричали, очевидно тоже: «Покаяние!..» Но кто должен каяться за эти глаза, Петр не знал.
Видение длилось мгновения и вечность, глаз было несколько и бесконечное количество. Но никто не сказал ему самому, чтобы он покаялся, Петр определил это точно. Наверно тех глаз, за которые он был в ответе, здесь не было.
Через миллиарды лет и серый туман, и чернота, и белый свет испарились и Петр проснулся на своей кровати. Он чувствовал себя очень плохо, такого раньше не было. Повернувшись на бок, почуял, что лежит в луже собственного пота: мокрый насквозь и даже глубже: хуже, чем мышь. Вставать было тяжело, как после месячного марафона по горам. Прежде чем поставить чайник, Петр прилип к крану и выпил, как ему показалось, ведра два воды. Устанавливая чайник на плиту, старался не шевелиться резко, вода внутри тяжело переливалась и булькала.
К одиннадцати часам более или менее пришел в себя, а в двенадцать уже был готов к действиям. «Жигуль» стоял как обычно, за гаражами. Петр поехал в Юго-Западный округ, но по дороге передумал и покатил к центру города. Около супермаркета увидел череду телефонов-автоматов и остановился. Но все они работали от карточек, а не от жетонов. Сунулся в киоск, стоявший рядом, и пенсионер, продающий периодику с голыми грудастыми знаменитостями женского пола на первых страницах, продал ему талон на десять минут разговора.
Петр набрал номер, который сказал ему Виктор. В трубке затараторила какая-то девица, что вы попали в отдел внутренних дел… Петр перебил ее и потребовал к телефону начальника. Девица на секунду замерла и сказав, переключаю, запустила какую-то игрушечную музыку.
– Слушаю вас внимательно, – услышал Петр в трубке немного искаженный голос Виктора.
– Будешь записывать или запомнишь? – спросил Петр.
Полковник сразу узнал его и тревожно помолчав, поинтересовался:
– Ну… Как?
– Нормально, – ответил Петр и снова спросил: – Запомнишь?
– Ты где?! Я сейчас приеду! Там поговорим!
Петр сказал где он находится и полковник обещал подъехать через сорок, сорок пять минут. И действительно, немногим больше чем через полчаса из-за дальнего поворота вылетела бежевая «Волга» с голубой мигалкой на крыше.
Приткнув машину к тротуару и выключив мигалку, Виктор подбежал к Петру, стоявшему с газетой в руках неподалеку от киоска у парковой скамейки, невесть как попавшей сюда.
– Ты погляди, что пишут? – удивленно сказал Петр, показывая милиционеру развернутые листы: – Сплошной бардак!
– Я все газеты и журналы от сегодняшнего дня и за целый год назад прочел, – ответил Виктор, тыкая большим пальцем за спину, поясняя, что за прошлый год. И без предисловий снова спросил: – Как?!
– Видел, говорил, – тяжело вздохнул Петр и ушел в себя, как он это делал: без мыслей и без картинок перед глазами.
– Не томи!.. – попросил Виктор, выводя его из каталепсии.
– Страшно, – сказал Петр: – Не дай Бог туда попасть. Они ждут, что ты покаешься.
– Как каяться-то?! – почти крикнул полковник. Пробегавшие мимо люди удивленно взглянули на них.
– Понятия не имею, – хмуро обронил Петр и потряс перед собой газетой:
– А ты знаешь, я раньше ничего не читал. Вот возьмусь сам за себя и прочту все что можно.
Виктор чуть не подпрыгивал от нетерпения, с желанием вставить слово в речь Петра. Но Петр продолжал, не обращая ни какого внимания на стремление Виктора спросить что-то еще.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
