Я вопросительно посмотрел на мальчишку, деловито деструктурирующего очередную «кислятину». Он ответил, даже не поднимая головы:
– Аарх.
– Во. Аарх. А он не сможет тебе объяснить, как его аарх перевести в цифры, чтоб он тебе был хоть сколько-нибудь полезным.
– Тим, ты еще помнишь наш разговор на обшивке?
Выбросив недоеденный фрукт, я тщательно вытер руки о больничные штаны.
– Помню. Прости, я… День нервный.
– Спроси у него – почему он не ушел с ними?
Я вздохнул и повторил вопрос. Аарх продолжал возню с кусочками. Я попытался объяснить, что мы пытаемся узнать.
– Что вы делаете, когда не хотите отвечать вопрос?
Я усмехнулся.
– Можешь пожать плечами или покачать головой.
Аарх дернул плечами, будто собирался танцевать цыганочку.
– Так?
– Примерно.
– Вы поняли, что я не хочу отвечать вопрос?
– Да.
– Хорошо.
Аарх продолжил «разбирать» фрукт. Он по-прежнему не глотал и даже не жевал. После недолгого посасывания, он аккуратно сплевывал кусочки фрукта в ладонь, а потом бережно зарывал их в песок.
– Да, кстати, Тим, если тебе интересно… Аарх – это действительно одно слово. И оно обозначает то самое совершенство формы, сути и положения в пространственном временном и эмоциональном контексте. То, что техноиды называют красотой. Для людей потребуется больше слов. Гармония, мир – причем именно в значении целого отдельного мира в себе, автономного, но так же совершенно расположенного по отношению к другим мирам и их совершенству. Все возможные семы уже содержатся в этом слове, чтобы выделить определенную или добавить ту или иную коннотацию, используется долгота, как гласного, так и вокализированного «эр», интонация, громкость голоса и прочее. Все остальные понятия представлены через отношение к одному изначальному, взятому за точку отсчета. Стремящийся к красоте, бегущий от красоты – это самые простые… Ему сложно было понять множественность отдельных слов, но когда он понял, он хотел «отразить» язык. Ему показалось, что это…
– Дай угадаю? Аарх?
– Да. Но тебе лучше объяснить, что ты на самом деле не стремишься отразить бездну или, если проще, упасть в смерть – потому что именно это ты сейчас произнес.
Я сглотнул комок и торопливо объяснил все Аарху. Он не понял. Мы с Эммади попытались объяснить вдвоем. Аарх действительно хорошо разобрался в языке, и чем больше мы говорили, тем менее безумной становилась его речь. Но он никак не мог понять одного: почему я так близко принял к сердцу собственное заявление. В конце концов мы получили очень интересную дискуссию о смерти и отношении к ней людей (боимся), техноидов (не представлены друг другу) и аархов (полный Аарх). Позже присоединилось мнение Ванды (пора сваливать отсюда). Аарх запальчиво продолжал:
– Мы все падаем в смерть. Но мы меняем облик, чтобы она не узнала нас. Если мы найдем настоящую красоту, мир, гармонию, отразим ее, усовершенствуем и создадим… аарх. Тогда мы перестанем падать в смерть.
Потом нахмурился, проанализировал еще раз всю беседу и неуверенно произнес:
– Вы… Боитесь… Смерти. Я правильно отразил?
Ванда невесело ухмыльнулась и кивнула.
Аарх просиял и схватил меня за руку.
– Расскажи.
– Что?
– Расскажи, как это – бояться упасть в смерть.
Эммади сообщил, что Аида только что сбросила тонари с орбиты. Требовалось немного времени, чтобы он остыл. В целом у нас было около получаса.
Я поднялся и подошел к роботу – была еще одна проблема. Для телепортации тонари не использовал никаких внешних устройств, так же как с «просветкой», он «забывался» в одном месте, а «вспоминался» в другом. Но для этого пилот должен был детально представить себе пункт назначения. Я сомневался, что изображений планеты чуй-чаев, содержащихся в мемо-блоке, для этого хватит.
– Эммади, ты можешь подключить меня к МИСС? Или нет – просто вирт-сессия, вид Хиттари с орбиты. С вращением – я должен хорошенько ее запомнить.
– Мы должны были подумать об этом раньше. Не знаю, смогу ли без аппаратуры дать тебе полный эффект. Попробую…
Он положил пальцы мне на виски. Несколько секунд я ничего не видел, потом темнота расступилась, и шарик планеты чуй-чаев стал медленно приближаться. Когда планета сделала двадцать витков, я понял, что смогу нарисовать контуры ее материков с закрытыми глазами. Я «упал» вниз, побродил немного в чаше каких-то странных тонких деревьев с изломанными стволами, нырнул в мутный океан, облетел вокруг невысокой горной гряды и отдал команду на выход. Надеюсь, тонари этого будет достаточно.
– Значит, Хиттари?
Ванда уселась рядом.
– Да. Ты летишь?
Она покачала головой. Тонари не перевозят технику, поэтому Эммади тоже остается. Похоже, я лечу один.
– Ванда?
– Нет, Тим. Мне нужно вернуться в управление и попробовать хоть что-то раскопать. К тому же, если я сейчас исчезну, подозрения перерастут в уверенность.
Я отряхнул ее куртку от песка и передал ей.
– Может, напоследок ты хоть немного прояснишь всю эту историю с Фениксом?
Она просунула руку в разрез на куртке, оставленный моей шпагой. Задумчиво посмотрела на собственную руку, потом бросила куртку на песок.
– Я просто вспоминаю все эти наши разговоры – выходит, ты просто дурила мне голову? Ты ведь знаешь, кто на самом деле взял Ти-Монсора.
Ванда покачала головой.
– Нет, Тим, я не играла. Если кто-то из верхушки Феникса и провернул эту операцию, мне об этом не сообщили. Я же уже объясняла – все это слишком скользко, чтобы объявить об операции в открытую. А я всего лишь начальник лаборатории. Разрабатываю биохимическое оружие, фармацевтику, боевые коктейли. Майора мне дали только потому, что мне пришлось выполнить задание, не соответствующее по рангу моему тогдашнему младшему лейтенанту.
– Тогда как ты нашла меня? В случайности я по-прежнему не верю.
– По протоколу о любых нестандартных ситуациях положено сообщать Фениксу. Обычно эти рапорты – полный мусор. Людям мерещится всякая чушь – вроде того, что капитан ведет себя странно, а значит, в него залез агент Чжаня. Все подобные рапорты поступают в отдельную директорию – мы называем ее «корзиной паранойи». Просматривают ее либо в порядке административного наказания, либо просто смеха ради. Для поднятия настроения, открывая по ключевым словам вроде «Чжань», «муж» или «готовится нечто страшное». Три недели назад я так же полезла развлекаться и наткнулась на рапорт об обнаружении редкого корабля с пустышкой на борту. Посмотрела снимки, узнала Ти-Монсора… У меня не было допуска, чтобы стереть файл, поэтому я просто отметила его как «несмешной», чтобы на него не наткнулись другие, оформила отпуск и догнала лайнер у Зайры. Удостоверением размахивать не стала – зарегистрировалась на общих правах. Дальше осторожно собирала данные и ждала, пока ты выйдешь из медблока. Все.
– Так ты работаешь на Красный Мир, на Чжань?
Она прыснула от смеха.
– Но если ты действительно агент Феникса, какого черта ты все скрыла? Почему не сообщила начальству?
– Тим, принц Красных на территории Империи – это бомба. Если это действительно Ти-Монсор – Империя возьмет его по обвинению в шпионаже. Если его действительно схватили, оставив только тело, – Красный Мир обвинит в этом Империю. Итог один – война. С той только разницей, какая из сторон будет ответчиком, а какая – истцом. У истца больше шансов получить поддержку Малых миров и иных рас. Неужели ты думаешь, что я не сделаю все возможное, чтобы войны не было?
Эммади махнул нам рукой.
– Время, Тим.
Я встал и посмотрел на Ванду – старательно запоминая каждую черточку ее лица.
– Прощаемся?
Она улыбнулась.
– Не дрейфь, может, еще свидимся. После того, как все это закончится.
Ни она, ни я в это не верили. Ни в то, что это когда-нибудь закончится, ни в то, что нам снова выдастся шанс встретиться. Она поднялась и чмокнула меня в щеку.
– Удачи, Тим…
Я кивнул, по-прежнему не выпуская ее руки. Потом все-таки повернулся и пошел к глайдерам.
– По коням…
> go to EXT data flow
Мой милый Фло… Здравствуй. Знаю, я уже давно не говорила с тобой. Но сейчас мы пришли в эту пагоду, принцесса стала на колени и начала молиться. И другие тоже. Я склонила голову, вслушалась в пение монахов и вдруг поняла, что мне не о чем просить, тем более – незнакомых мне богов. Лучше я поговорю с тобой, Наставник. И никаких молитв. Если только спрошу совета, потому что я, наверное, совсем запуталась.
Тебе бы понравилось на Ци-Шиме, Фло. Только мне иногда кажется, что эту планету никто не понимает до конца. Все, что знают о ней в Империи, – то, что здесь красное небо, кипящий океан и вулканы… Вот только мало кто знает, что в это небо можно смотреть часами. На то, как парят в вышине багровые перистые облака, как кидаются вниз белоснежные морские птицы, как солнце пробирается сквозь вулканические испарения, разрезает их, словно огромный клубничный пирог, касается тебя редкими лучами, и каждая секунда, когда тебя ласкает этот редкий луч, согревает сильнее, чем солнца других миров, не исчезающие с небосклона ни на мгновенье.
