Мне почти расхотелось ее будить. Почти. Я потрепала ее по плечу. Настойчиво. Она приоткрыла правый глаз:
— Чего?
— Гляди, — полным отчаяния голосом сказала я. Она открыла второй глаз и скривилась.
— Как ты можешь с утра пораньше показывать мне такой ужас?
— Мне не до шуток, ты должна прочесть заклинание чистой кожи.
Она перевернулась на живот:
— Я больше не хочу пользоваться магией.
— Знаю, ты говорила об этом вчера, но я очень тебя прошу. — Неужели она и сегодня будет придерживаться принятого вчера решения? А как же мой жуткий прыщ?
— Еще очень рано, — простонала она.
— Не заставляй меня давить на тебя.
Она натянула одеяло на голову.
— Мое лицо в ужасном состоянии, и я не боюсь магии, — продолжала настаивать я.
— Ладно, только не прикасайся ко мне. Отойди от кровати.
Я отступила на пять шагов, и она стянула одеяло вниз. Тут Мири взглянула на часы и простонала:
— Еще только половина седьмого.
— Знаю, но сегодня большой день.
Она закатила глаза:
— Подожди, я найду свой блокнот. Хорошо, что мы купили лимонный сок и эту соль для мамы.
* * *
Сейчас половина третьего, и выгляжу я превосходно. И никакого прыща.
Ну может, превосходно — это я слегка преувеличила, но я выгляжу хорошо. Действительно хорошо. Лучше, чем когда-либо в жизни.
Софи (очень высокая парикмахерша с широкими плечами, в ярком красном парике и с жутким количеством косметики на лице, которая раньше явно была мужчиной) потратила полчаса на завивку моих волос. Потом я еще двадцать минут просидела под феном, хихикая с Дори, которой волосы закрутили в тугой пучок. Мелиссе ее длинные рыжие волосы заплели в косички. Джевел свои распрямила. У Стефи остались ее природные локоны.
Когда я уже испугалась, что у меня расплавятся мочки ушей, Софи выключила фен и снова принялась приводить в порядок мои новоиспеченные кудри.
Потом Натали (как две капли воды похожая на Софи) загнула мне ресницы и потратила сорок минут на остальной макияж. Теперь моя кожа казалась бархатной, карие глаза стали огромными, как у Бэмби, а губы — полнее и так и просили, чтобы их поцеловали. Они были похожи на красную спелую сливу. Раф может не дожидаться Весеннего бала и поцеловать меня по-настоящему, вместо поддельного поцелуя во время номера «Мулен Руж».
Я никак не могла насмотреться на себя в многочисленные зеркала. Конечно, когда я приближала лицо к зеркалу, я не могла не заметить целого сантиметра косметики. Но вот издалека? Восхитительно.
— Шикарно выглядите, девочки, — сказала Лондон, прохаживаясь по помещению в белом хлопковом халате. Они с Мерседес проходили полный курс процедур, включая маникюр, педикюр и массаж за счет салона.
Мы закончили к шести, за два часа до того, как начнут собираться зрители, и взяли такси на пятерых.
Таксист ни за что не хотел сажать нас всех, но мы его уломали и попросили поторопиться. Джевел влезла первой, потом я, затем Дори, Стефи уселась сверху на нас, а Мелисса — на переднее сиденье.
— В школу Кеннеди, — приказала она. — И ведите аккуратнее, нам только что уложили волосы.
— Это будет потрясающе! — воскликнула Дори. — Мы будем потрясающими.
— Не могу поверить, что шоу сегодня! — подхватила Стефи.
А я не могу поверить, что я здесь. В такси с девчонками из группы А и выгляжу лучше, чем когда-либо в жизни.
— Я так нервничаю! — завизжала Джевел. — Кажется, меня сейчас стошнит. — Такси резко затормозило на светофоре, и Джевел застонала. — И от такой манеры вождения лучше мне не становится.
— Да ладно вам всем, — громко сказала Дори. — Радуйтесь. Сегодня самая замечательная ночь года. Рейчел, улыбнись. Они продали тысячу билетов. Тысяча человек придут на нас посмотреть!
Я одарила ее широкой улыбкой. Я должна бы ощущать эйфорию. Именно об этом я и мечтала. Разве не так?
Такси снова резко затормозило, и я ударилась коленями о переднее сиденье. На этот раз нам точно не избежать аварии. Меня затошнило. Но тут мы приехали.
— Это здесь! — закричала Дори, и мы выбрались из машины. Мы вошли в школу через актовый зал и увидели, что остальные участники шоу уже сидят в кафетерии.
Раф ел пиццу вместе с Шоном Вашингтоном и своим братом. Он присвистнул, когда увидел меня. Это должно меня подбодрить. Он крутой, умный, сексуальный и милый, и я нравлюсь ему. Кажется.
Я ощутила спазм в животе. Да что со мной? Ведь это один из лучших дней моей жизни. Почему же я так мрачна и раздражена?
— Эй, Раф, — сказал Уилл, взлохматив волосы брата, когда я приблизилась. — Твое свидание на Весенним бале обещает быть горячим.
— У тебя все руки в пицце, убери их от моих волос, — сказал Раф, отталкивая его.
Кто будет сидеть на оставленных для меня местах? Дженнифер, видимо, уже не придет. И Присси тоже. После адской репетиции свадьбы папу, пожалуй, тоже не стоит ждать. Я даже не знаю, где он. И где он провел эту ночь. Может, он вернулся в Паттерс Плейс. Да и Тэмми вряд ли воспользуется своим билетом. Отлично. В моей секции будет четыре пустых места. Хотя бы мама и Мири пришли поддержать меня.
Я пошла переодеваться с остальными девочками. Я уже слышала шум толпы в актовом зале, родители и лучшие друзья участников приехали рано. Одна из подруг Лондон охраняла заднюю дверь в актовый зал, чтобы никто не проскользнул в раздевалку и не увидел нас до шоу.
Невзирая на новые платья, чистые волосы и духи, в раздевалке воняло как всегда.
— Ну вот, — сказала Джевел, облачаясь в свое платье цвета красный металлик. Я отступила, хорошенько рассмотрела ее и сказала, как чудесно она выглядит. Это платье не очень-то подходило для джаз-клуба двадцатых годов, но выглядела она все равно прекрасно. Мы впятером смотрелись отлично, и нам предстояло открывать шоу.
Я облачилась в свой наряд и спросила у Джевел, как я ей. Я покрутилась, чтобы она могла лучше меня рассмотреть.
Она начала с ног и медленно поднимала глаза.
— Потрясающе. — Но потом ее взгляд остановился на моем лице, и она скривилась. — У-у, — произнесла она.
— У-у? Что значит у-у?
— По-моему, тебе необходим тональный крем. Или у тебя аллергия на косметику.
— Ты шутишь?
— У меня есть тональный крем, — откликнулась Дори, уже в своем платье желтый металлик.
О нет. Он вернулся.
Как это может быть? Ведь только сегодня утром Мири произнесла заклинание чистой кожи.
— Прости, — услышала я голос за дверью. — Ты не можешь войти. Ты не одна из танцовщиц.
— Мне необходимо поговорить с сестрой, — умолял голос. Мири? Что она здесь делает? Ей не положено находиться за кулисами.
Потом я помню, как она схватила меня за руку и потащила в туалет к зеркалу. Она была бледна, губы дрожали.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она. — Поговорить немедленно.
— Очевидно. — Я указала на кошмарный прыщ на носу. — Что происходит?
Она огляделась по сторонам, убедилась, что мы одни, и позвала меня за собой в кабинку.
Я заперла за нами дверь.
— Что происходит? — Она начинает меня пугать. — От папы что-нибудь слышно?
Она принялась обкусывать палец.
— Не злись на меня, я ни в чем не виновата.
У меня во рту пересохло, я задрожала, но не могла опуститься на крышку унитаза из-за своего платья.
— О чем ты говоришь?
Она еще немного погрызла палец. А потом рассказала всю историю:
— Папа объявился, когда мы уже собирались идти на шоу. Он сказал, что хочет, чтобы мы снова стали семьей. Потом принялся умолять маму опять сойтись с ним. Признался, что так и не смог ее разлюбить. Рассказал об отмене свадьбы. Я переодевалась в своей комнате, поэтому все слышала. Затем мама сказала, что ей нужно подумать, что у нее разболелась голова, и пошла в ванную выпить аспирин. Вот тут-то все и случилось. Я убрала не все зелье, которое готовила утром, и она что-то заподозрила. А еще я оставила на полу блокнот с заклинаниями.
— Мири! — заорала я. — Я тебя убью!
— Знаю, знаю, но я была сонная и очень спешила. — По ее щекам потекли слезы. — Первым она увидела заклинание чистой кожи. А затем, видимо, любовное заклинание, потому что ворвалась в мою комнату и заорала: «Ты пользовалась этим?» Мне пришлось все ей рассказать, понимаешь? И не из-за заклинания правды, а потому что я должна была! Она выдрала страничку из блокнота, порвала на мелкие кусочки, распахнула окно и выкинула клочки туда, отменяя какое-то заклинание. Затем она повернулась ко мне и сказала: «Я отменю каждое заклинание, которым ты пользовалась». Потом она кричала на меня, говорила, что я безответственная, и спросила, замешана ли ты во всем этом. Я ей рассказала. Затем мы пошли на кухню. Папа был очень бледен и совершенно ничего не понимал, просто бродил взад-вперед. А теперь мы все здесь. Мама жутко злится, папа в отчаянии, и я чувствую себя очень неуютно.