свое внимание на Декарте и явно недооценивал значимость представлений Галилея о количественном характере науки. Я согласился с Лэйнгом по поводу того, что в сегодняшней науке действительно не находится места для субъективного опыта, ценностей и нравственности. Но затем я подчеркнул, что мои усилия как раз и направлены на то, чтобы сегодняшняя наука изменилась, чтобы все эти феномены смогли полноправно войти в рамки новой науки будущего. Первым шагом на этом пути должен быть сдвиг от механистического и фрагменти-рованного подхода классической науки к холистической парадигме с ее акцентом на изучении отношений, а не отдельных сущностей. Только освоив возможности холистического подхода, можно предпринять следующие шаги в поиске ответов на лэйнговскую критику.
Лэйнг не удовлетворился моей реакцией. Он хотел найти значительно более радикальный подход, совершенно выходящий за рамки логических построений. «Вчера Вселенная была огромной машинной, – произнес он язвительно, – сегодня она стала голограммой. Кто знает, какие интеллектуальные погремушки будут трещать завтра». Мы стали обмениваться репликами с Лэйнгом, и во время короткой паузы Ронни снова нагнулся ко мне и тихо сказал мягким доверительным тоном: «Ты понимаешь, вопросы, с которыми я обращаюсь к тебе, это те же вопросы, которыми я мучаю сам себя. Я совсем не нападаю лично на тебя или кого-либо еще. Я сам сделан из такого же теста. Меня эта тема не заводила бы так, если бы это не отражало моей собственной внутренней борьбы».
Наша дискуссия продолжалась до поздней ночи. Наконец я добрался до желанной постели и все же долгое время не мог заснуть. Лэйнг поставил передо мной грандиозную задачу. Два последних года своей жизни я полностью посвятил изучению и поиску путей интеграции различных новых подходов, которые расширили рамки научного мышления. Мой поиск был связан с идеями самого Лэйнга, Грофа, Юнга, Бэйтсона, Пригожина, Чу и многих других. После долгих месяцев тщательного анализа груды своих записей передо мной стали вырисовываться очертания радикально новой концептуальной системы, и я только недавно начал оформлять эту работу в текст новой книги. На этой решающей стадии Лэйнг побуждает меня еще в большей степени расширить рамки моей модели – пойти еще дальше, чем я предполагал, с тем чтобы она охватила такие категории, как качество, ценности, субъективный опыт, сознание. Хотел ли я пойти столь далеко? По силам ли мне это? Если нет, то что мне тогда делать с мучительной задачей, поставленной Лэйнгом? Этот вечер оставил слишком глубокий след во мне, чтобы я просто отмахнулся от поиска ответа на вызов Лэйнга. Все-таки, я должен найти ответ – и для себя, и для моей книги. Но как?
Большую часть следующего дня я провел размышляя над моей проблемой, и вечером был готов вновь встретиться с Лэйнгом. «Я много думал о том, что ты говорил вчера, Ронни, – сказал я Лэйнгу за ужином, – и сегодня хотел бы дать более развернутый и последовательный ответ на твою критику, если ты не против того, чтобы мы посидели с тобой и сегодня за рюмкой коньяка». Лэйнг согласился, и мы опять устроились на балконе, как вчера вечером.
«Я хочу изложить тебе сегодня, – начал я, – насколько смогу полно и систематично, мои представления о психике и сознании, вытекающие из научной мысли, которую я сейчас разрабатываю и собираюсь описать в моей книге. Мой подход не сможет полностью удовлетворить все твои требования, но я убежден, как я говорил вчера об этом, что это необходимый первый шаг по направлению к этой цели. Я надеюсь показать тебе, что моя позиция позволяет увидеть, каким образом субъективный опыт, ценности и сознание могут стать предметами научного познания в будущем».
Лэйнг кивнул головой в знак согласия и стал очень внимательно слушать меня. И я принялся излагать суть моих идей, что тем не менее заняло довольно много времени. Я начал с представления о живых организмах как самоорганизующихся системах, рассказал о концепции диссипативных структур Пригожина и особенно подчеркнул значение взгляда на биологические формы как проявление неких скрытых процессов. Затем я упомянул о бэйтсоновской концепции психики как динамике самоорганизации и соотнес ее с понятием коллективного бессознательного Юнга. И, наконец, тщательно подготовив почву, я обратился к проблеме сознания. Но сначала я уточнил, что имею в виду, употребляя термин «сознание»: «сознание» (consciousness) есть свойство психики (mind), характеризующееся самоосознанием (self-awareness). «Осознание» (awareness) есть свойство психики любого уровня сложности. Самоосознание, насколько мне известно, проявляется только у высших животных и полностью раскрывается в человеческой психике.
«Обращаясь к рассмотрению теорий сознания, – продолжал я, – мы увидим, что большая их часть является вариациями двух кажущихся противоположных точек зрения. Одну из них я буду называть точкой зрения западной науки. Согласно этой точке зрения, материя первична, а сознание рассматривается как свойство сложно организованной материи, которое проявляется на определенном уровне эволюции. Большинство специалистов в области мозга придерживаются такой точкой зрения».
Я сделал паузу и, заметив, что Лэйнг не имеет намерения сделать какие-либо замечания, я стал продолжать: «Другую точку зрения можно назвать мистической, так как она характерна для большинства мистических учений. Согласно такому взгляду, сознание есть первичная реальность, есть сущность Вселенной, основа бытия, все формы материи и живые существа есть проявления этого чистого сознания. Мистическое представление о сознании основывается на опыте восприятия реальности в необычных модусах сознания, и этот мистический опыт не поддается описанию. Он есть…»
«Любой опыт!» – закричал Лэйнг, энергично перебивая меня, и, увидев мое удивление, снова повторил: «Любой опыт! Любое субъективное восприятие действительности неописуемо! Оглянись вокруг на мгновение и посмотри, вслушайся в звуки, обрати внимание на запахи, тактильные ощущения!»
Я послушал его и стал «осознавать» поток непосредственных впечатлений: тепло летней ночи, белые стены балкона, очертания деревьев в парке, звуки игры в крикет, полумесяц, висящий в небе, перебор струн испанской гитары где-то в отдалении, близость и внимание группы людей, окруживших нас с Лэйнгом. Я испытал целую симфонию оттенков, звуков, запахов и чувств. Тем временем Лэйнг продолжал: «Твое сознание вбирает в себя все это многообразие за краткий миг, но ты никогда не сможешь описать этот опыт. Это не только мистический опыт; это любой опыт!» Я был согласен с Лэйнгом и подумал, что стоит серьезно поразмыслить над этим.
Ho эта поправка ничего существенно не меняла в моем рассуждении, к концу которого я уже почти подошел. «Согласен, Ронни, любой опыт, – сказал я и вернулся к своей теме. – Итак, поскольку мистическое представление о сознании основывается на непосредственном опыте, мы не можем ожидать, что наука, на сегодняшней ее стадии развития, способна подтвердить
