удивить или напугать. Он не был безразличным, скорее отвык чувствовать. Так же как и Василика отвыкла от вкуса ягод, крика петухов по утрам, шелеста листьев и трав и журчания реки. И привыкать ему незачем, с его-то жизнью. Со временем Василика привыкла к мысли, что даже Кощей угаснет рано или поздно, – не может же огарок тлеть вечность.
– Ты хоть знаешь, куда ты отправишься? – спросила она однажды.
– Худшее я уже повидал. – Кощей невозмутимо пожал плечами. – Остальное не страшно.
– А что для тебя худшее? – Василика прищурилась.
– Ты будешь смеяться. – Он легко улыбнулся. – Разбитое и несчастное сердце, в котором полно силы, только сила эта пропитывается ненавистью и начинает уничтожать все живое.
– Похоже на нежить. – Теперь пришел ее черед улыбаться.
– Нет, – помотал головой Кощей. – Нежаки убивают от безысходности, у них выбора-то нет. У человека – есть.
– Тебя послушать, так оно вообще тяжело, – хлопнула его по плечу Василика. – Быть человеком.
Кощей угасал по капле, но ничуть не унывал от этого. Иногда даже шутил, мол, уйду раньше, и достанется тебе все готовенькое, включая зазубренный меч. Сперва Василика пугалась и ворчала на него, со временем привыкла и порой отшучивалась в ответ.
Действительно, что могло быть страшнее царства Мораны, сотни человеческих предательств, многовекового одиночества и жуткой погибели среди умертвий? Боги не придумают наказания ужаснее этого, разве что превратить в нежить, чтобы продолжал существовать, вечно страдая от голода. Но тогда боги не стали бы богами. Всем было известно, что существа без сердца – это чудовища, не иначе.
Василика поднялась по лесенке в кладовую, в очередной раз поразилась куче костей и с удивлением обнаружила запас сухих трав. Мятлик, полынь, можжевельник, сосновая хвоя, вереск, высохшие водоросли, стебли ромашки и солнечного чистотела – все лежало в сосудах и мешочках, потертых, но ладных. Там же хранился запас живой воды. Ее Кощей берег, прекрасно зная, что она в любой момент может пригодиться. Нашлись даже семена пшеницы, им Василика удивилась больше всего. Вот уж чего не ожидала увидеть!
– Было дело, – за спиной раздался голос Кощея. – Пытался по дурости вырастить пшеницу. Знал, что не выйдет, но разгонять скуку как-то надо.
– И давно ты за мной ходишь? – покачала она головой.
Василика понимала, что старик тянется к жизни помимо воли, не хочет отпускать ее. Так замерзший цветок стремится вобрать последнее тепло, прежде чем сгинуть от первых заморозков. Но и кормить собой Кощея не хотелось – ее силы тоже не бесконечны, особенно в царстве Смерти.
– Я просто слежу, чтобы ты не тратила зря ценный запас. – Кощей зевнул. – Не хотелось бы остаться без водицы и трав.
– Разве я похожа на дуру? – Василика поджала губы.
– Если честно… – Его невозмутимости можно было позавидовать. – Ты немного похожа на самую обычную девку, от которой ожидаешь худшего.
У него не было желания обидеть Василику – просто говорил то, что вертелось на языке. Сразу видно, непростительно долго прожил в одиночестве, разучившись говорить так, как следовало бы.
– Ну благодарствую. – Злые искорки блеснули в ее глазах.
– Сказал как есть. – Кощей почесал седой затылок и отвернулся. – Если соберешься охотиться, разбуди. Не ходи одна.
В царстве мертвых нашлось всего одно покрывало. Ни подушек, ни одеял, ни простыней. Удивительно, что у Кощея сменные рубахи-то были. Откуда взял, неизвестно, не признавался. Василика думала, что снял с каких-нибудь умертвий, которым повезло сохранить человеческий облик. Или Вран поднатужился и притащил из Яви.
Травы и соцветия не шли из головы. Ужасно захотелось сесть на берегу звонкой речки и наплести целый десяток венков. Открыть бы хоть один мешочек, вдохнуть запах и вспомнить отголоски человеческий жизни, буйной, как журчащие ручьи или кружащиеся у воды мавки посреди лета.
Лето. Оно догорало, когда Яшень пересек границу и заскочил за алатырь-камень. Да, время не текло в Нави, но Василика подозревала, что в мире живых все шло своим чередом. А вдруг нет? Сколько уже прошло или не прошло? Наверное, в Яви уже зима? А может, и весна, и земля вот-вот покроется первоцветами, коврами шелковистых небесных и белых лепестков! А там недалеко и до русальной седмицы, когда люди разводят жаркие костры, а нечисть выходит к ним поплясать. Никто не утаскивал живых к мертвым, не воровал младенцев, не требовал сладкой крови – все веселились, миловались и хохотали в цветочно-травяном дурмане.
Калина на русальную седмицу становилась хищной, как волчья стая. Подыскивала лучших женихов, требовала, чтобы все три девки сплетали огромные венки из разных соцветий, перехватывали их лентой и пускали плыть по реке. Венки сестер всегда ловили, причем каждый раз – разные молодцы, а вот Василикин тонул, уходя под воду с бульканьем. Ох, как мачеха ругалась! А потом Марва и Любава нашли женихов, и Калина не пускала их к берегу Золотницы в русалье время. Впрочем, иногда обещала разрешить пойти вместе с их молодцами.
Калину Кощей точно назвал бы дурой. Василика усмехнулась, представив лицо мачехи, если бы та узнала, где пропадает падчерица. Вот крику было бы! Теперь еще сильнее захотелось вернуться в деревню, предстать перед сестрами и Калиной в черном кокошнике, с охапкой полыни в руках, блеснуть злым пламенем в очах и рассказать все о Костяной Ягине, о Кощее Бессмертном, о Мраке и его братьях…
Нет уж, первым делом она разберется с всадником Ночи, не вечно же ей и наставнице жить в страхе перед этим чудовищем. Кощей одолел Смерть, Василика же одолеет Мрака.
А потом будут и мягкие подушки, и добротная мыльня, и много-много пирогов, соленых и сладких. В царстве Нави они довольствовались малым – из человеческой жизни остался разве что сон, хотя и спать было необязательно. Кощей все равно ложился, Василика следовала его примеру. Еще один хороший способ скоротать время, а заодно хоть на время покинуть бесплодные земли.
Василика валилась с ног от усталости после долгих прогулок или охоты, но Кощей долго ворочался и бубнил себе под нос что-то о ненависти и милосердии.
В этот раз, когда послышалось наконец тихое похрапывание, Василика с облегчением выдохнула. Она была предоставлена самой себе. Какое счастье!
За порогом серели деревья. Костяной дом защищал обережный круг, но не такой, как у Ягини, – бледный, местами рваный. Отдельные знаки и вовсе почернели, но от нечисти все равно спасали. Василика осмотрелась и достала из кармана кинжалы. Лезвия у них были гладкие, острые и широкие, рукояти украшены ониксами. Василика когда-то видела похожие на городской ярмарке, но ей и в голову прийти не могло, что когда-нибудь она научится ловко управляться с настоящим оружием. То
