и отплясывало колдовское пламя, а ворожба искрилась на кончиках пальцев.
Василика менялась у него на глазах. Из цветущей молодицы, которую заботили чистая одежда и собственная коса, она постепенно превращалась в страшную ведьму. Кощей не стал бы переходить ей дорогу. Не каждая ворожея могла заколдовывать кости и кровь, заставлять чудовище хрипеть и извиваться на земле, а после спокойно всаживать кинжалы и быстро-быстро проворачивать лезвия, причиняя жуткую боль. Она даже не пыталась застирывать кровь с одежды каждый день – так, ходила иногда к речке, ополаскивалась, чтобы не покрыться коркой с головы до пят.
Неудивительно, что от них обоих несло гибелью и гнилью. Хорошо, что Василика не ощущала собственного запаха, а Кощею-то было все равно. Интересно, какой она уйдет из мира мертвых? Если прошло всего ничего, а Василика уже с кинжалом гоняется за умертвиями, то что же будет дальше?
Сам Кощей выстоял, не утратил до конца человеческий облик, но это не означало, что каждый мог столетиями находиться среди мертвых и не поддаваться безумию. Он подмечал злые искорки в глазах молодицы и опасался, как бы она не помутилась рассудком и не пришлось бы ему всадить в Василику острие меча.
Кощей многое забыл, но прекрасно помнил, насколько подлыми бывают люди, поэтому продолжал спать с оружием в руках и пробуждался от малейшего шороха. Да, он не верил девке, особенно после того, как Василика начала убивать и делала это так жадно, словно все ее тело разъедала неведомая жажда.
Наверное, Кощей боялся признаться себе до конца, что начал видеть в ней чудовище. То ли собственный ум подводил его, то ли девка и впрямь менялась в худшую сторону – не поймешь.
В углу зашуршал Домовой. Кощей повернул голову и, тряхнув седыми волосами, вспомнил, что давно не ходил к речке. Он не любил скользкую черную воду, напоминавшую змеиную ласку. В сердце закрадывалось омерзение от одной мысли о реке, но что поделать? Каждый день он обливался потом и кровью, пропитывался запахом гнили, а потом долго лежал на холодной земли, приходя в себя.
Придется собраться с силами и помыться. Кощей тяжело вздохнул и поднялся, не забыв прихватить зазубренный меч. Он не знал, как обстояли дела в княжествах, но был уверен: такой крепкой стали больше не ковали, да и не могли. Гневолод Холмогорский отдал приказ сделать десяток подобных клинков для своей дружины, а потом сам повесил кузнеца и его подмастерьев, чтобы ни одна душа не прознала, как создавалось зубастое железо.
Жаль, Кощей не понял тогда, чего стоила княжеская ласка. Все могло бы обернуться иначе, если бы он притворился погибшим, взял чужое имя и отправился восвояси, но нет – захотелось же дураку справедливости, да верил, что дома ждала любимая.
Кощей надеялся встретить их всех здесь, среди мертвых. Но смерть искажала каждый облик, и Кощей не узнавал бывших живых среди духов Нави. Может, вон та шептуха, сидящая на ветке, была когда-то матерью Гневолода? А упырь, завывающий за речкой, – сам князь или северный конунг? Кощей никогда не узнает этого.
Но в одном он не сомневался: наверняка среди чудовищ нашлось бы немало его знакомцев, и если перебить почти всех, то можно будет сказать, что месть свершилась. Месть?..
Кощей усмехнулся, поймав себя на этой мысли. Надо же, он все еще думает о мести, хотя мстить уже некому. Все давно умерли: превратились в духов или чудищ, а то и вовсе рассыпались пеплом, а их кости украсили его дом. В сердце же осталось все то же. Давние обиды, притупившаяся со временем боль и страх за Василику – такую глупую, невзрачную, но боевую и пламенную. Какая ложь, и кому – самому себе! Кощей ведь боялся не столько за девку, сколько за свою шкуру. Ему не хотелось, чтобы кто-то напал на него в неподходящий момент. Как теперь, когда он сбрасывал рубаху, чтобы ополоснуться. Темная вода тут же обволокла тело. Чужую кровь смывать легко. Кощей вдохнул полной грудью и нырнул с головой. Да, опасно, но водицы он как раз не пугался. Вынырнул, пепельные волосы прилипли к спине.
Удивительно: его тело менялось, но крайне медленно. Пару раз приходилось срезать непослушную копну волос кинжалом, чтобы та не мешалась и не приносила хлопот. Он не девка и не богатый боярин, чтобы возиться с прическами и перебирать кафтаны с разными узорами. От одной мысли Кощей поморщился. Ну и гадость! Навидался таких – теперь аж воротило от воспоминания. Вот уж чего он не любил больше человеческой подлости, так это молодцев, расписанных, как последние кметки на смотринах, с тонкими белыми руками. Глаза у них бегали, словно их души страшились чего-то.
– Склизкие, как навья водица, – фыркнул Кощей, выходя из реки.
– Кто? – послышался голос Василики.
Он не удивился. Видимо, опять заскучала и решила пойти следом. С ней такое бывало много раз.
– Да все, – зевнул он, – кто живет в княжьем тереме.
– Ты бывал в княжьем тереме? – Василика заинтересованно взглянула на Кощея. – Расскажешь?
Он с трудом удержался, чтобы не выругаться. Все девки мечтали попасть в княжий терем, увидеть расписанные золотом стены, полежать на мягких подушках и вкусно поесть. Там даже простые слуги выглядели лучше деревенских кметов, хоть и работали не покладая рук.
Кощей служил при Гневолоде и жил в крыле для ратников. Ему часто приходилось видеть щуплых боярских сынков, охранять их, потакать им и проглатывать их оскорбления. Стоило одному такому порезать палец, как сбегалась половина стражников вкупе с няньками. И, конечно, знатным молодцам сватали лучших девиц. Впрочем, проживали подобные молодцы недолго – их травили, кололи или просто отправляли в дальние города. Поэтому со временем бояре стали отдавать детей воеводам на воспитание. Хотя разрыв между ними и простыми дружинниками все равно оставался. Никто не смел калечить родовитых молодцев без особой нужды и приказов воеводы.
– Нечего рассказывать. – Кощей пожал плечами. – Жил, служил, провинился тем, что не умер. Все.
Даже не соврал.
– Так вот на кого ты затаил обиду! – Василика горько усмехнулась. – Князь, значит, да?
– Помолчи, – шикнул он.
Верно догадалась, но что с того? Дела давно забытых лет не могли причинить еще больше боли, но и ворошить этот улей Кощей не хотел. Слишком много всего придется вспоминать и проживать еще раз.
* * *
Кость, кость, еще одна, и сверху – черепушка. Василика взглянула на черные дыры вместо глаз и вздохнула. Нет, создавать грубоватые фигурки ей совершенно не нравилось. Как она вообще дошла до этого? Еще недавно отскакивала в страхе, боясь, что ее обнимет
