Все мои жёны встали и направились к выходу. Натача протиснулась к Хелене.
— Ты зря это сказала, — прошипела она.
В следующий момент они уже сцепились как две кошки. А через мгновение я уже был рядом. Мне никогда до этого не приходилось бить своих жён. Ну, разве что во время тренировки, в качестве спарринг-партнёра. А здесь я просто вышел из себя и не проявил должной осторожности. Натача меня весьма ощутимо ударила локтем в солнечное сплетение, Хелена — коленкой под ребро. После этого они продолжили свои разборки. Остальные мои жёны стояли в недоумении по сторонам и ничего не предпринимали. Одна только Корасон попыталась их разнять.
Я потратил несколько драгоценных секунд на восстановление дыхания. За это время Натача разбила Хелене бровь, а та ей — губу. Удивительно, что они ещё ничего друг дружке не сломали. Я выхватил пистолет и подал в ствол холостой патрон.
— Стоять! — заорал я и выстрелил вверх. — Кто шевельнётся — стреляю на поражение!
Мои жёны замерли и неохотно разошлись.
— Вы! Обе! Пятнадцать суток строгого ареста! Корасон! Отбери оружие!
Я, наверное, был похож на кипящий чайник. Хафиза меня успокаивала и вообще — была необычайно мягкой.
Машину вела Эллида. Натача сидела на переднем сидении салона, лицом ко мне, и всю дорогу глядела в окно. Хелена — на том же сидении, но между ними были Корасон, Габэ и Изабель. Хелена тоже была занята рассматриванием ночных огней снаружи. Иногда на неё что-то находило и она промакивала глаза платком, очень осторожно, чтобы не размазать тушь и тени. Иногда она трогала разбитую бровь. Мне не терпелось обеих скандалисток пропесочить, но Хафиза мягко отвлекала меня.
— Али! Ну, не сердись! — она склонилась к самому моему уху. — Европейцы всегда так — дерутся, а потом вместе пьют.
— По-моему, они сначала вместе выпили, а потом подрались, — поправил её я.
— Они всё равно помирятся, — уговаривала меня Хафиза.
— А ты уже помирилась с Зульфиёй?
— У нас — другое дело! — обиделась Хафиза. — Она не хочет признавать моё старшинство. В нашем конфликте нет никаких расовых, национальных или политических мотивов.
— То есть, ты утверждаешь, что все расовые, национальные и политические конфликты бледнеют на фоне ваших с Зульфиёй разборок?
Сидящие рядом жёны засмеялись. Натача улыбнулась, не оборачиваясь, затем скривилась и потрогала губу. Хелен повернула голову и посмотрела в её сторону.
Конечно, я был уверен, что, как только они протрезвеют, их мозги опять начнут нормально работать, и они помирятся, но дома я разместил их по каютам с запретом выходить. Я знаю, что одиночеством моих жён не сильно испугаешь, но сам статус арестованных их сильно тяготит. Им отключают телефоны, Сеть, они не могут принимать решений, не могут отдавать распоряжений, их очередь на секретарское дежурство не компенсируется. Они не выезжают в город. Правда, в нынешних условиях это плохо отражается на всех. Но, "орднунг ист орднунг", как говорит сама Хелена. Пусть в следующий раз думают перед тем, как открывать рот или что-то делать.
Вечером перед сном Хафиза ещё успела просмотреть планы на следующий день, прежде чем я вытащил её на вечерний обход. Мы заглянули в грузовые отсеки, в кают-компанию, спортзал. Изабель с Саль-ялой отрабатывали какие-то упражнения, а в сторонке, на лавочке, за ними наблюдали Фархад и Пунь-туль. Странно, у них разница чуть больше года, но Пунь-туль выглядит как взрослая девушка, а Фархад ещё совсем мальчишка.
В детской комнате Джень присматривала за малышнёй. Камту и Хосе строили крепости из пластмассового набора деталей. Саид большим мячом их рушил, а тринадцатилетняя Фарида поддерживала его, чтобы не падал. Остальные дети занимали себя сами. Джей что-то собирал из металлического конструктора, а Хэри ему подсказывала. Интересная парочка. Десятилетняя Заина читала книгу. Она задумчиво подняла глаза на меня.
— Что читаешь? — я поцеловал её в висок и поправил непослушные прядки волос.
Она молча нажала кнопочку и показала мне титульную страницу книги. "Приключения жёлтого гравимобильчика" — прочёл я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Хафиза молча обняла дочку.
— А где Лейла? — спросил я и, вспомнив, махнул рукой. Конечно же, с Марковым. — Где Джамаль?
— У мамы, — ответила Заина.
— В лаборатории? — уточнила Хафиза.
Заина кивнула. Я показал Джень на часы — детям уже пора лежать в кроватях.
Мы заглянули в производственные отсеки. В лаборатории горел свет. Назирэ на лазерной горелке впаивала дополнительные патрубки в колбу. Джамаль стоял рядом и с открытым ртом наблюдал за её действиями.
— Как самочувствие? — спросил я у восьмой жены. — Ты не пила в ресторане?
— Совсем чуток. — Она вздохнула. — Что это на Натачу нашло? Джамаль, сынок, тебе уже пора спать. И я всё равно уже закончила, смотреть не на что.
Он вздохнул.
— Я его проведу, — сказал я вместо прощания.
— Али! Ты на профилактику почему не заходишь? — остановила меня Назира.
— М-м-м… Завтра зайду!
Корабль засыпал. В коридорах остался только дежурный свет. В командной рубке сидела вахтенная Девика и что-то писала в своей книге, изредка бросая взгляды на экраны внешнего обзора. Я спросил у неё:
— Где Роксана?
— Где-то ходит, — неопределённо ответила Девика и опять погрузилась в книгу.
Я прошёл к каюте Натачи. Ну, вот! Опять нарушение! Дверь не заблокирована.
Я заглянул вовнутрь — никого. Ещё лучше! Я опять почувствовал, что закипаю как чайник. Набрал номер Старшего Помощника.
— Роксана! Ты где?
— Я… Я… Я у Хелен, — ответил перепуганный голос.
— Али! Пожалуйста, не нервничай, — Хафиза положила мне руку на плечо. — Наверное, Роксана их мирит.
— Мне плевать, что она делает! Она нарушает мои приказы!
Я прошёл к каюте Хелены. Здесь дверь тоже не была заблокирована, а внутри сидели рядышком на кровати Роксана, Хелена и Натача.
— Роксана! Ты почему нарушила мой приказ?
— Но, Натача…
— Она — арестованная! А ты — Старший Помощник!
— Но она — Старшая Жена. Я должна её слушаться.
— А я — Капитан, если ты ещё помнишь! Приказы Капитана не обсуждаются и должны выполняться беспрекословно!
Роксана склонила голову и заплакала. Ну, всё! О, Аллах! Помоги мне!
— Ну, ну! Перестань! — я полез в карман за очередным носовым платком. Ну почему я довожу своих жён до слёз, а потом сам жалею об этом?
— Али, пожалуйста! Не наказывай её, — сказала Натача. — Я её уговорила о встрече с Хеленой. Она же хотела как лучше.
— Ну да! Один я хочу, чтобы всем было хуже…
Я, наконец, удосужился глянуть на Натачу и Хелену. Сидят в обнимку, обе с мокрыми глазами и в соплях. Обе с несимметричными лицами. У Натачи припухлость с левой стороны — пропустила удар. Странно, не замечал, что Хелена левша. Я вздохнул и достал ещё платков.
Хафиза придвинула кресло мне и села сама.
— Ну, что? Вы решили свой межнациональный конфликт? — спросил я.
Натача и Хелена кивнули.
— Это хорошо. Но вы скажите, сколько ещё таких конфликтов вы будете мне преподносить? И что будет, если в этот момент у нас возникнет какая-нибудь критическая ситуация.
— Я обещаю, что такого больше не повторится, — сказала Натача.
— Правда? И ты уже наладила отношения с Саль-ялой?
Натача насупилась. Она болезненно реагировала, когда я женился во второй раз. Эта неприязнь держится уже шестнадцать лет. Кроме того, Саль-яла была первой, кто попытался лишить Старшую Жену её законных прав. Практически, Натача каждой моей новой жене вынуждена была доказывать своё право занимать это место. А Роксане, получается, — дважды.
"Орднунг ист орднунг, порядок есть порядок", — так говорит Хелена и, за редкими исключениями, действительно являла собой образец стабильности в моей семье. Саль-яла по положению старше её, и Хелена без возражений ей подчиняется. Возраст роли не играет, хотя, именно возраст порядок нарушает. Хелена чуть старше Саль-ялы. На пять месяцев. Но Саль-яла — вторая жена, а Хелена — третья. Только благодаря Хелене Натача подавила сопротивление Саль-ялы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
