class="p1">— Имеется. — Ника складывала разбросанные Салаватовым вещи. Вид у нее был недовольный, скорее всего Доминика возмущена столь наглым вторжением Тимура в призрачную жизнь Лары, но молчит, ибо понимает, что сама послужила причиной. Это ей звонит умершая сестра, и ее с собой зовет, а не Салаватова.
— Ага, уже вижу. — Тим, с Лариной записной книжкой устроился возле телефона. Салаватова удивлял тот азарт, с которым он принялся за расследование.
— Расследование и следствие — однокоренные слова. — Вежливо подсказала Сущность. — Вляпаешься, потом не говори, что я не предупреждал.
«Карт.г. В.» расшифровывалось как «картинная галерея «Вандал»». Назваие, мягко говоря, странноватое, но встречались и похуже. Салаватов припомнил, что сия, с позволения сказать, галерея находилась в темном сыром полуподвале — место совершенно неподходящее для выставочного зала, но Лара утверждала, будто это Тимуру ничего не смыслит в искусстве, а в «Вандале» выставляются действительно неординарные и яркие личности. Имелись в виду не сами «личности», а их творения, которые, безусловно, все как одно были гениальными.
Значит, «Вандал» продолжает существовать, а вот с остальными номерами дело обстояло гораздо хуже. На месте предполагаемой парикмахерской находился цветочный магазин, еще три телефона теперь принадлежали квартирам, хозяева которых о Ларе слыхом не слыхивали, нашлась так же риэлторская контора, недавно открывшееся кафе, спортзал… В общем, полный мрак.
Ника, которая первое время сидела рядом и напряженно прислушивалась к каждому слову, давно ушла на кухню, видать, разочаровалась. Тимур, признаться, и сам потерял надежду и листал книжку из чистого упрямства. Да и что, собственно говоря, он хотел найти спустя шесть лет? Телефонный номер босса наркомафии? Список дилеров? Адреса, где хранится героин?
Адреса, где она доставала дозу. Ну, конечно, как это он раньше не додумался. Следует навестить старых Лариных приятелей, причем из другой, скрытой ото всех жизни, уж они-то, в отличие от Людочек-Манечек-Валечек и прочих институтских подружек должны быть в курсе. Потрясти их и. Глядишь, ситуация прояснится. Одно плохо — Салаватов помнил лишь один адрес и, если со Шнырем за шесть лет что-нибудь случилось, то эта ниточка оборвется. Ну да попытка — не пытка.
— Ника, я ухожу!
— Желательно навсегда. — Не преминула вставить свои пять копеек Сущность, которой не терпелось отделаться от обязанностей няньки.
— Куда? — Ника моментально насторожилась — ни дать, ни взять ревнивая жена, неотрывно следящая за супругом.
— По делам.
— Это с Ларой связано. Да? Ты что-то нашел, да?
— Нет, но…
— Я с тобой!.
— Нужна ты мне со мной, — пробурчал Салаватов, но Лара уже обувалась. Быстрая она, однако. Впрочем, возможно оно и к лучшему, пусть сама убедится, что он не врет, что Лара на самом деле была не совсем такой, как она помнит, ведь одно дело, когда говорит Тимур, и совсем другое, когда слышишь правду от кого-нибудь еще. А Шнырь, помниться, любил поболтать.
Мой дневничок.
Пришлось сделать аборт. Уроды! Ненавижу! Считают, что им все можно. Плачу третий день кряду, ничего с собой не могу поделать, слезы хоть немного облегчают душу. Сколько же на мне грязи? Я вся, с головы до ног, один большой комок грязи.
Нужно умереть, о мертвых плохо не говорят, значит, и обо мне плохо не скажут.
Стану на краю, пропасть попрошу ласково принять, нежностью своей подарить тепло, чернотою смыть грязь с души моей. Не слезами — кровью, смерти тяготеньем и печалью сладкой напою тебя. Не простишь — поймешь. Не поймешь — простишь, что тебе терять. Я — твоя печаль, я — твоя звезда, предала тебя. Растворившись сном, разлетевшись в хлам, я уйду, а ты отомстишь. Забудь. Коли лета снов нет в моих глазах. Лишь моя вина, лишь моя печаль.
В жизни смерти нет, в смерти жизнь ушла, и за нею вслед я себя спасла. Убежать, уйти, улететь листом, осень не найти, не ожить весной. Умереть, уснуть, сны в печальном сне, вечности стрела мне пронзила грудь, датский принц когда приказал уснуть. Но какой пустяк, если в смертном сне снова все не так, нет меня во мне. Нет тебя, меня, и спасенья нет, снова я одна, снова ты во мне…
Доминика
— Ты уверен, что нам сюда? — Я старалась держаться рядом с Салаватовым.
— Уверен.
В подъезде отчетливо воняло мочой. А стены — просто ужас! Синяя краска облупилась, а цементные проплешины разукрашены жизнеутверждающими надписями типа "задрали суки!". Не понимаю, как можно существовать в подобном свинарнике? У нас дом тоже не из элитных, но никому и в голову не приходит использовать подъезд вместо туалета.
Поднявшись на второй этаж — по лестнице, к счастью, Тимур не рискнул воспользоваться лифтом — Салаватов остановился напротив двери, вид которой идеально вписывался в убогий технопейзаж. Дверь мне не понравилась, даже пожалела, что пошла с Тимуром, могла бы и внизу подождать, на лавочке.
— Может, выйдешь? — Предложил Салаватов.
— Я с тобой. — В конце концов, Лара — моя сестра, и это меня пытаются свести с ума, а не его. Вынужденный визит в гости к неизвестному мне Шмырю удовольствия, конечно, не доставляет, но уж как-нибудь выдержу, постараюсь обойтись без обмороков и испуганного визга.
— Не высовывайся и делай, что скажу, понятно?
И этот двуногий танк, проигнорировав существование звонка, пнул несчастную дверь изо всех сил, та и открылась. Как в сказке. Впрочем, вонь в квартире стояла отнюдь не сказочная. Господи, неужели здесь еще и живет кто-то? От этого запаха, по моему представлению, и тараканы разбежаться должны были! Впрочем, Тимур, тот даже и не чихнул. Я же поняла, что, если зажать нос пальцами, а дышать через рот, то дышать можно. В принципе можно, а это уже достижение.
Узкий коридор, темный и забитый какими-то коробками — подозреваю, в них хозяева хранят тухлое мясо и гнилые овощи — порадовал тремя дверями. Снова сказка — налево пойдешь… кухню найдешь. Во всяком случае, неимоверно грязная газовая плита свидетельствовала о том, что сие помещение когда-то давно было именно кухней. С прошлых времен остались шторки неопределенного цвета, колченогий стол, стул и умывальник. А хозяева где? Неужели не слышали, как дверь вылетела? Сомнительно.
Вторая комната отличалась от кухни лишь отсутствием плиты и присутствием людей. Они лежали прямо на полу. Трое. Нет, четверо, субтильную девчушку, прикорнувшую у батареи, я не сразу заметила, и едва не заорала от ужаса, когда та вдруг поднялась и, протянув руки к Тимуру, залопотала что-то непонятное. А эти, которые на полу, лежат и не шевелятся, точно мертвые. В первую секунду я так и подумала, но, приглядевшись, поняла, что они не мертвые,
