Остальное меня не касается.
— Сядь, — скомандовал. Казанцев.
Я подчинился.
— Я вот, вроде, прожженный мужик, но Полина меня чем-то зацепила.
Только не это! Не надо мне пьяных откровений. Не хочу я слушать про Полину и всю их замуту.
— И я про нее никак понять не могу: то ли она продуманная стерва, то ли с перепугу все это устроила. Угрозы, шантаж: жене расскажу или разводись. Тебя вот втянула.
Я сам дурак, что втянулся. Но дайте мне уже из этого вашего болота вылезти!
Завтра поставлю штамп о разводе — и больше никогда не хочу слышать о Полине.
— Ты вообще веришь ей? — спросил Казанцев.
— Нет, — вырвалось у меня.
Он покачал головой.
— Вот скажи: бывают на свете нормальные бабы, а не меркантильные сучки? — задал он еще один вопрос, снова наливая себе и мне.
— Бывают, — уверенно произнес я.
Но Полина вряд ли к ним относится. Вслух я этого не скажу. Но не думать так не могу.
— Может, и бывают, но мне не попадались, — продолжал откровенничать Казанцев. — Девки в Москве жадные, за бабки готовы что угодно петь. Жена у меня той же породы. Кошелек ей мой нужен, а не я. Ей сейчас сорок, так она вообще рехнулась. То морду натягивает, то задницу перекраивает. Все пытается из себя девочку слепить. А на дочек ей всегда было плевать. Нянькам оставит — и в салон, а потом на тусовку. Неудивительно, что обе из дома рвутся. Семьи-то у нас, по сути, никогда и не было…
Я ерзал на стуле, умирая от желания свалить. Не нанимался я жилеткой у несчастных олигархов работать!
— А Полина… Что-то запал я на нее, — задумчиво произнес он. — Ласковая такая, нежная. Заботливая.
Я не хотел обсуждать свою бывшую, поэтому просто кивнул.
— Может, нормальной матерью будет, — с надеждой произнес Казанцев.
— Может, — только и смог сказать я.
Очень хочется в это верить. Правда, хочется. Ребенок же не виноват, что в такой запутанной ситуации появился на свет. Взрослые натворят дел, а страдают дети…
Полина — та еще стерва. Но это с мужиками. А своего ребенка она, наверное, будет любить. Я очень на это надеюсь.
Пора валить. Как бы уйти поделикатнее и Казанцева не обидеть? Я снова попытался подняться.
И тут мой собеседник выдал такое, что я чуть со стула не упал:
— Вот я постоянно слышу от жены и ее подружек: все мужики — козлы. Им от баб только одно нужно. А я тебе так скажу: это бабы — козлы!
Я бы заржал, но из уважения сдержался.
— Это они нас всю жизнь имеют, а не мы их.
Глубокомысленное заявление пьяного философа.
Казанцев снова выпил. Ну, все. Сейчас, наверное, упадет под стол. По-моему, он как раз дошел до такой стадии.
— Я пойду, — твердо произнес я, отодвинув полную рюмку. — Дела.
Надо позвать его помощника, пусть тащит его домой.
— Ты хороший парень, — произнес на прощание Казанцев. — И не болтливый.
— Я не болтливый, — подтвердил я. — Могила.
Распространяться о нашем разговоре я точно не буду.
Казанцева я могу только пожалеть. Несчастный он человек, несмотря на все свои миллионы. Влип мужик не по-детски, и уже давно.
Не знаю, что там у них будет с Полиной. И не хочу знать.
Главное, чтобы с разводом проблем не было. Не должно быть — если Полину внезапно не переклинит.
А остальное меня не касается.
У меня своих дел хватает.
Мне, в отличие от Казанцева, крупно повезло. У меня есть все, что нужно для счастья. Дочка у меня замечательная, а мама ее — вообще чудо. Не то что все эти девки, которые вьются вокруг олигархов.
Прав Казанцев — в Москве они все до одури жадные. И грязи тут полно. И не хочешь — а изваляешься.
С другой стороны, люди — везде люди. Может, просто я в таких кругах вращаюсь. Всякого насмотрелся, пока олигархов охранял. У каждого есть любовница, и не одна. И жены тоже не отстают — одна с шофером спит, другая с тренером.
Я сам, конечно, не святой. Но, блин… Устал я от всего этого. Никакого желания нет в этом вариться.
Хочется другой жизни.
И не здесь, а в моем любимом городе у моря.
38
Светлана
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Зря я промолчала, не опровергла идею Алекса о моей ревности. Что он о себе возомнил? Думает, мне не все равно, из каких кружек он там пьет. Да мне плевать!
Ну правда, ревность тут вообще не при чем. Это просто моя неловкость. С координацией у меня не очень хорошо, вот и бью посуду.
Да, жаль, что я не дала ему этого понять.
Из той кружки он не пил, но будут другие. Он свободный человек. Вернее, считает себя таковым, хотя официально до сих пор женат.
И он не готов ни к чему серьезному… Так чего я от него хочу?
Ничего!
Пусть будет хорошим отцом нашей дочке, а лично мне от него ничего не нужно.
Соня после разговора с ним бегает довольная, говорит, что у нее два лучших друга — Захар и Алекс. Она пока не догадывается, что Алекс — не просто друг.
Что ж, посмотрим, надолго ли его хватит. Я дала ему испытательный срок полгода. Это много. Но мне нужно убедиться, что он действительно готов взять на себя ответственность. Навсегда, а не до тех пор, пока ему не надоест.
Раньше я смотрела на него сквозь розовые очки. Мне он казался чуть ли не идеалом. А теперь… теперь я вижу его сущность! Он легкомысленный, быстро увлекается и так же быстро теряет интерес. А быть отцом — это не игрушки.
Раздумывая обо всем этом, я одевалась. Влезла в узкую короткую юбку, надела туфли на каблуке и черный топ с ярким принтом и открытыми плечами. Ярко накрасилась, распустила волосы и дополнила образ серьгами и несколькими браслетами.
— Мама, ты как новогодняя елка! — воскликнула Соня.
— Что, перебор?
— Очень красивая!
Ну и ладно. Перебор так перебор. Я же в клуб иду, а не на школьное собрание!
Почему-то я подумала, что Алекс бы мой выбор наряда не одобрил.
Тем более, пойду так! Эх, жаль он меня не видит. Пусть бы пускал слюни и грыз локти от моей красоты и абсолютной для него недоступности.
Я привезла Соню к маме, там же были Кирилл, Наташа и Егорка.
— Офигенно выглядишь, — сказала Наташа. — Хоть сейчас в клипе снимать.
— В порнографическом? — сострил Кирилл.
Взял и сфоткал меня на свой телефон!
— Поставишь на заставку? — спросила я.
— Отправлю Алексу.
— Это еще зачем? Даже не думай!
— Пусть полюбуется.
— Ты вроде как перед ним отчитываешься о моем поведении?
— Я вроде как волнуюсь за сестру, которая идет в клуб, нарядившись бордельной девицей.
— А Алекс тут при чем?
— Пусть тоже волнуется! Не мне же одному страдать.
Я фыркнула. А потом всполошилась:
— Покажи фотку!
— Боишься, что плохо вышла? Так отправлять или нет?
— Покажи!
Я не могла признаться брату, что сама хотела, чтобы Алекс увидел меня такой соблазнительной и подавился слюной. Да, пусть подавится! Но я должна убедиться, что у меня лицо не перекошено и поза не дурацкая.
Зазвонил мой телефон. Костик.
Я ему сказала, чтобы забрал меня от мамы.
— Выйду через пять минут, — сообщила я в трубку.
И поправила макияж перед зеркалом.
— Значит, Костик, — произнес Кирилл. — Так и запишем.
— И о нем тоже настучишь Алексу?
— А разве не для этого ты затеяла весь спектакль?
— Нет!
— Да ладно, Мышка. Ты с двенадцати лет сохла по Алексу. И до сих пор сохнешь.
— Ничего подобного! Все прошло. Завяли помидоры. Так и запиши. И так и передай, раз уж ты у нас передатчиком работаешь.
Я отвернулась и распахнула дверь.
За моей спиной раздался голос Наташи:
— Может, тоже рванем в клуб? Я сто лет не танцевала!
— Если соберешься за десять минут, то, так и быть, рванем.
— Я за пять соберусь!
Наташу как ветром сдуло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пока Наташа одевалась, а радостная мама возилась с двумя внуками, я успела рассказать Кириллу историю про стирку носков.
Он был в восторге. Ржал, как конь.
