— Продуктов погружено на девяносто дней, — Ленка стояла возле меня со своим любимым блокнотом в руках. — Колумб плыл, кажется, семьдесят?
— Семьдесят два, — поправил я, — из них месяц штилел… Вода?
— Воду грузили под руководством Радицы, — с лёгкой ревностью сказала Ленка.
— Позови её, Лен, — попросил я. И уже вслед добавил: — И Ингрид!
— Хорошо, хорошо! — махнула она на бегу рукой.
Мы с Лаури стояли на уступе мелового холма («Альбион» — «белый», помните?). Точнее — я стоял, а он сидел и лениво смотрел в небо.
А я наблюдал за тем, как у берега грузят — точнее, заканчивают грузить — «Большой Секрет». Основная часть погрузки была завершена ещё вчера, сейчас дотаскивали мелочь — но мелочь необходимую. Отплытие было назначено на вечер, чтобы с вечерним ветром уйти подальше.
— Я бы поплыл с вами, — вдруг сказал Лаури и, потянувшись всем телом, встал рядом со мной. — Хотя бы затем, чтобы найти Тиля… Но меня ждут на Скале, а потом мы ещё успеем сплавать в Северную Африку…
— Не беспокойся, — угадал я его мысли, — ничего с нами не случится. Джек был в Америке, и опыт плаваний у нас есть…
— Да я и не очень беспокоюсь, — пожал плечами Джек, ставя на крутой выступ ногу в высоком сапоге с отворотом. — Недалеко от побережья, в устье Делавэра, если лагерь Сэнди Кларика. Если успеете до конца сентября — застанете его, он поможет освоиться… Ну, пойду я.
— Ты не будешь ждать отплытия?! — я искренне огорчился. Лаури помотал головой:
— Нет, зачем?… — но медлил, а потом протянул мне руку и, когда я пожал её, цепко задержал мою ладонь в своей и печально улыбнулся: — Ну… ладно. Успехов тебе, Олег. Вроде и виделись нечасто, а всё равно ты мой друг… Если вернёшься, то, наверное, года через три, не раньше — меня, должно быть, уже не будет…
Я не стал возражать, потому что это было правдой. И от этой правды мне стало горько и обидно. Лаури тряхнул меня за плечо:
— Ладно, не надо ничего говорить… Если встретишь Тиля — передавай привет!
— Передам, — тихо ответил я, и Лаури, придерживая ладонью рукоять клинка, зашагал широко внизу по тропинке. На полпути замедлил шаг и, повернувшись ко мне, крикнул:
— А всё-таки мы не так уж плохо жили! А, русский?!
Вместо ответа я вскинул ладонь. Лаури засмеялся, махнул рукой — и, уже не оглядываясь, исчез в зарослях…
…Радица сообщила мне, что на «Большой Секрет» погружено воды на тридцать человек на те же девяносто дней по три литра в день, и в воду положены комочки смолы — не зацветёт и не протухнет, можно не бояться. Шторм бурдюкам тоже не страшен, так что всё будет в порядке. Следом явилась Ингрид с докладом о сделанных запасах лекарств, и мы вместе с ней отправились на берег. Джек перехватил меня по пути, чтобы сообщить об уложенных двух запасных парусах… короче, я и опомниться не успел, а солнце уже клонилось к лесным вершинам, и на берегу возле сходней оставался я один; за моей спиной резко разносились в ясном вечернем воздухе команды Джека.
Я отвернулся и, в несколько прыжков поднявшись по вздрагивающим сходням, прокричал:
— Сходни убрать! Парус и флаг — поднять! Отплываем!
Закатное солнце ярко осветило белый с алой катящейся свастикой флаг, развернувшийся под ветром — в море, как стрела компаса…
Николай Добронравов
Орлята учатся летать.Им салютует шум прибоя,В глазах их — небо голубое…Ничем орлят не испугать,Орлята учатся летать!
Орлята учатся летать —То прямо к солнцу в пламень алый,То камнем падая на скалыИ начиная жизнь опять —Орлята учатся летать!
Орлята учатся летать.А где-то в гнёздах шепчут птицы,Что так недолго и разбиться,Что вряд ли стоит рисковать…Орлята учатся летать!
Орлята учатся летать.Вдали почти неразличимыГода, как горные вершины,А их не так-то просто взять —Орлята учатся летать!
Орлята учатся летать…Гудят встревоженные горны,Что завтра злее будут штормы.Ну что же… Нам не привыкать!Орлята учатся летать!
Орлята учатся летать,Они сумеют встретить горе,Поднять на сильных крыльях зори,Не умирать, а побеждать!Орлята учатся летать!
Не просто спорить с высотой,Ещё труднее быть непримиримым…Но жизнь не зря зовут борьбой,И рано нам трубить отбой! Бой! Бой!
* * *
— Приятели, живей разворачивай парус -
Йо-хо-хо, веселись, как чёрт!
Одни убиты пулями, других убила старость -
Йо-хо-хо, всё равно — за борт! — мурлыкал неподалёку Серёжка. Я тяжело вздохнул и, повернувшись на бок, натянул на голову одеяло. Сергей наддал:
— По морям и океанам
Злая нас ведёт звезда!
Бродим мы по разным странам
И нигде не вьём гнезда…
— Гос-по-ди-и, Сергей, — я отпихнул одеяло и сел. — Ну что за хрень собачья, ну чего ты ноешь, как больной зуб?!
— О, доброе утро, — ничуть не удивившись, поздоровался со мной оседлавший борт Земцов и от полноты чувств начал выбивать босыми пятками дробь по борту. С носа доносился деловитый шум камбуза. Большинство народу, конечно, дрыхло и собиралось дрыхнуть и дальше. — Ветер хороший, идём шесть узлов… Смотри, какой восход!
— В следующий раз лягу спать в каюте, — сказал я в пространство и, поднявшись, подошёл к борту.
Сергей был, конечно, прав. Восход оказался классным. Вровень с «Большим Секретом» шли, выскакивая из воды равномерными прыжками, почти полсотни дельфинов. Атлантика была спокойно-серебристой.
Двенадцатый день плавания начался. Последние три дня нас упорно сносило к северу, но не очень сильно. Ветер дул ровный, бело тепло и безоблачно.
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца -
Йо-хо-хо и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведёт до конца -
Йо-хо-хо и бутылка рому! — жизнерадостно бухтел Сергей. Я покосился на него, борясь с искушением устроить ему внеплановый заплыв. Потом спросил:
— А как ты думаешь, акулы тут есть?
— А как же? — Сергей покосился на меня. — Ты меня скинуть собрался? Не надо… Есть, есть акулы. Помнишь, какую мы видели пять дней назад?
Я молча кивнул и невольно передёрнулся. Чудовищная тварь — не меньше когга длиной! — бесшумно всплыла слева по борту и часа полтора шла вровень с нами, не прилагая к этому никаких усилий. Во всём её теле — от скошенного рыла до острого огромного хвоста — была тупая, непреклонная жестокость, направленная на одно: на убийство. Мы всё это время торчали у борта в абсолютном молчании, ожидая одного: атаки, которая превратит нас в груду щепы. Но акула ушла так же бесшумно и мгновенно, как и появилась. А я навсегда запомнил её чёрный, бездумный и холодный глаз, который видел с расстояния метра в три. Дело было даже не в величине и хищности кархародона — дело было в его абсолютной чуждости миру, в котором я жил. Негр-переросток. Такой же враждебный моему окружающему…
