он при этом только лишь передаточный механизм, навроде зубчатого колеса из трансмиссии.
Но чёрт возьми! Как же это сладко! Быть таким быстрым, сильным и ловким, уворачиваться от фашистских снарядов, как хорошо ощущать себя таким бесстрашным и заговорённым танком!
***
«Чёрт возьми! За полминуты — три Пантеры!» — майор в башне командирского «Тигра» был готов рвать и метать. Но самое главное было не это. В конце концов, это — война, и потеря даже трёх танков из восемнадцати атакующих — разумная плата за достигнутый успех. Беда была в том (и майор это отчётливо осознавал), что умело действующий экипаж русской тридцатьчетвёрки сейчас своими действиями ставил под вопрос сам успех всей немецкой атаки. Тщательно разработанный план рушился на глазах — уже более минуты идёт отчаянная перестрелка его бронегруппы с неуловимой тридцатьчетвёркой, не услышать которую русские в селе просто не могли, и теперь наверняка в спешном порядке перебрасывают всё, что у них есть в наличии, на это направление… «Чёрт, только бы успеть, надо, во что бы то ни стало, уничтожить, или хотя бы отогнать этот проклятый русский танк!»
По его команде ещё два немецких танка, находящихся ближе всего к дороге, на которой, прикрываясь подбитой им немецкой техникой, так умело маневрировал русский танк, развернулись лбами в его сторону и открыли беглый огонь в сторону настырной тридцатьчетвёрки. Остальные продолжили движение в сторону села. Но русский танк не принял боя, отказавшись лупить «пантеры» в лоб, развернулся на месте, и прикрываясь остовом подбитого им немецкого танка, быстро и аккуратно съехал на дальнюю обочину дороги, и опять рванул вдоль неё, скрываясь за густым шлейфом дыма от подожжённых им минуту назад грузовиков («так вот зачем он их расстрелял!» мелькнула у майора запоздалая мысль).
В предрассветных сумерках видимость была и так очень плохая, а тут ещё и этот дым… Глаза майора опять потеряли русский танк. Через десяток секунд он, проскочив за застилавшим дорогу дымом под огнём четырёх немецких танков добрую сотню метров, и потерявшись среди тёмных силуэтов хат, опять напомнил о себе, обозначив себя вспышкой выстрела. И опять из-за какого-то сарая, почти не выделявшегося из тёмного нагромождения деревянных построек на дальней стороны улицы. Опять острая огненная стрелка, прочертив темноту, впивается в очередную жертву. И опять взрыв с выплеском горящего бензина — русский снаряд попал сзади в моторный отсек очередной «Пантеры». Причём из тех, которые продолжили движение к селу.
В бешенстве майор Шварц приказал радисту передать приказ уничтожить наглый русский танк как можно быстрее — он реально срывал весь план наступления. Шесть танковых орудий открыли беглый огонь в ту сторону, где только была замечена вспышка выстрела с русского танка. Но его там уже не было — за пару секунд до того, как немецкие снаряды стали рушить и ровнять с землёй всё, что было в том секторе, майор увидел, как смутный тёмный силуэт неуловимой тридцатьчетвёрки метнулся в сторону, опять скрываясь в каком-то овражке.
«не давайте ему высунуться, бейте хотя бы просто в ту сторону, если не можете в него попасть!» — отняв у радиста наушники и гарнитуру, зажав тангенту, проорал в микрофон майор Шварц.
***
В грохочущем, чадном угаре Андрей работал, как кочегар: в бешеном темпе он вырывал очередной снаряд из боеукладки и вгонял его в ствол. Где-то внутри головы, как светящийся транспарант, вспыхивала надпись: «бронебойный», или «осколочно-фугасный» — это его ангел-хранитель давал ему ментальную подсказку. Но не надеясь на неё стопроцентно, ещё и подавал Андрею знаки рукой: одновременно с этим перед его носом каждый раз мелькала её маленькая чумазая рука, то сжатая в плотный кулак, то с растопыренными пальцами. И Андрей шуровал снаряды, закидывая их в ствол, как кочегар кидает уголь в топку. Машина всё время дёргалась, передвигаясь резкими рывками — Андрей видел согнутую, напряжённую спину Пашки, который с бешеной одержимостью дёргал фрикционы, подчиняясь воле, которая сейчас управляла им, как куклой. Опять же, не надеясь полностью на свой контроль, Ангел и ему дублировал свои ментальные команды ногой, как принято у танкистов, пиная ею механика-водителя то в правое, то в левое плечо. И при этом ещё и умудряется почти мгновенно находить приоритетные цели, определять до них дальность, вводить необходимые поправки, наводить на них орудие и бить практически без промаха!
Танковое орудие бьёт на пределе скорострельности — одна за другой под ноги падают пустые гильзы, раскалённые до шипения. Андрей спотыкался и скользил на гильзах, которые, как большие блестящие карандаши, со звоном перекатывались под ногами, воняя пироксилином.
«Выстрел!» — в очередной раз, с полусекундным упреждением, резко вспыхивали перед его мысленным взором оранжевые буквы, и Андрей приседал или отклонялся в сторону, уворачиваясь от затвора, прыгающего назад одновременно с грохотом очередного выстрела. Если бы не эти ментальные подсказки Агнии, он бы, не будучи профессиональным танкистом, уже давно получил бы в голову или в плечо отскочившим при выстреле затвором. Очередной рывок машины, и он в который уже раз падает на пол боевого отделения. Опять бешено воет электромотор горизонтальной наводки, опять крутится башня, а вместе с ней и пушка с затвором. Где-то в голове всплывают наставления Пашки про осторожность в таких случаях: пол то в танке не вращается, и не обратившего на это внимание заряжающего запросто может покалечить отскочившим затвором.
Густой туман едкой пороховой гари заполняет боевое отделение танка. Лица и руки всех, кто находится в танке, быстро покрылись жирной сажей. Вытяжной вентилятор на потолке боевого отделения воет и захлёбывается, не в силах вытянуть дымовую завесу из пороховой мути, заполнившей танк. Пороховые газы разъедают глаза, забивают рот и нос… Андрей смотрит наверх, поднимается, и откидывает люк: дышать в танке уже невозможно — лёгкие всех, находящихся в танке, саднит от угара, всех душит кашель. Пользуясь короткой передышкой, он, хрипя от удушья, и обжигая руки, выбрасывает горячие стреляные гильзы через башенный люк, пытаясь хоть как-то расчистить пол боевого отделения, чтобы добраться до следующих снарядов, уложенных в ящики у него под ногами.
Опять рывок вперёд, короткая остановка, снова рывок, теперь уже назад, опять натужно воет мотор горизонтальной наводки орудия, опять грохочет орудие, отпрыгивает назад затвор, опять одна за другой под ноги валятся стрелянные гильзы, заполняя боевое отделение танка клубами удушливой пироксилиновой вони…
Казалось, время остановилось… или закольцевалось и идёт по замкнутому кругу…
Глава 16. Огненный мешок.
Командир батальона капитан Степан Дунько лежал, хоронясь за снежным бугром, и разглядывая в бинокль приближающиеся смутные силуэты
